Кошки-мышки - Паттерсон Джеймс. Страница 24

– Всю эту ночь я старался забыться и витал где-то далеко от дел. Дети боятся, как бы у меня не наступило сумеречное состояние разума.

Она засмеялась и закатила глаза к потолку:

– Немедленно перестань. Уж кто-кто, но только ты не из той породы людей, которые способны замыкаться в себе. А здесь мне очень нравится. Дома я бы ограничилась чашкой сладких хлопьев.

– Хлопья лучше запивать молоком. А если еще при этом устроиться поудобней на кровати перед телевизором или с интересной книжкой… Ничего плохого тут я не вижу.

– Да, примерно так я и думала провести остаток дня. Я даже выбрала роман и успела одолеть пару глав. Но теперь я даже рада, что ты позвонил и вытащил меня из моего сумеречного состояния. Ты, наверное, действительно считаешь меня ненормальной, – снова улыбнулась Кристина. – Как там поется в известной песенке: «Пышка мисс Клоди, я схожу с ума»? Кажется, так.

– Из-за того, что встречаешься со мной? – я рассмеялся. – Конечно, ты сумасшедшая.

– Да нет же, – она тоже не смогла сдержать веселого хохота. – Совсем по другому поводу. Я ведь сначала сказала, что нам не следует продолжать отношения, а теперь вот сижу здесь, в «Джорджии Браун», забыв напрочь и о недочитанной книге, и о хлопьях с молоком.

Я заглянул ей в глаза, и мне захотелось еще долго-долго сидеть рядом с Кристиной. Ну, хотя бы до того момента, когда сама Джорджия Браун попросит нас освободить помещение ее ресторана.

– Так что же изменилось? – я удивленно приподнял брови. – Что произошло?

– Просто я перестала бояться, – внезапно призналась Кристина. – Ну, почти перестала. Может, еще чуточку страха осталось, но и это я преодолею.

– Не сомневаюсь. Мы оба постараемся. Я ведь тоже был как на иголках.

– Правда? Как хорошо, что ты откровенен со мной. Я вообще представить себе не могла, что ты можешь нервничать по какому-либо поводу.

Около полуночи я отвез Кристину домой. Когда мы ехали по шоссе Джона Хансена, я только и мечтал о том, как бы дотронуться до ее волос, погладить по нежной щеке, еще кое о чем. Да, я безусловно мечтал кое о чем еще.

Когда я провожал ее к двери, то почувствовал, что мне снова не хватает воздуха. Я касался ладонью ее локтя, а она сжимала в руке связку ключей.

Меня пьянил аромат ее духов. Кристина поведала мне, что они называются «Страсть Гардении», и запах пришелся мне по вкусу. Мы шли, не торопясь, легко шурша подошвами по асфальту.

Внезапно Кристина обернулась и обняла меня. Ее движение было исключительно грациозным, но настолько неожиданным, что я опешил.

– Мне надо кое-что выяснить, – заявила она.

Кристина поцеловала меня так, как мы целовались несколько дней назад. Сначала наши губы чуть соприкоснулись, затем мы плотнее прижались друг к другу. Я чувствовал влагу и сладость ее губ, ощущал, как сначала ее грудь, а потом живот и ноги сливаются с моим телом.

Кристина открыла глаза, посмотрела на меня и улыбнулась. Я так полюбил эту естественную улыбку. Именно полюбил. И именно эту – единственную во всем мире.

Она очень аккуратно отстранилась от меня. Почувствовав это, я поначалу хотел воспротивиться, но потом осознал, что сейчас этого делать не следует.

Кристина отперла входную дверь и замерла. Мне не хотелось отпускать ее просто так. Я должен был сейчас узнать все то, о чем она думает и что чувствует.

– Первый поцелуй вовсе не был случайностью, – прошептала она.

– Нет. Разумеется, нет, – согласно кивнул я.

Глава 40

Гэри Сонеджи снова находился в подвале.

Только кому принадлежал этот сырой, промозглый и темный подвал?

Вопрос оценивался в 64 тысячи долларов, совсем как в популярной телеигре.

Гэри не знал точно, сколько было времени, но ему казалось, что сейчас на улице должна быть ночь. Или, в крайнем случае, раннее утро. В доме наверху царила мертвая тишина. Ему нравилось это словосочетание, он частенько повторял его про себя.

Кроме того, он любил темноту. Ему сразу вспомнились дни его детства. Он переживал их так, словно все произошло только вчера. Мачеху Сонеджи звали Фиона Моррисон. В округе она считалась добропорядочной женщиной, хорошей подругой и соседкой, превосходной матерью. Какая чудовищная ложь! Она запирала Гэри, словно ненавистного зверька. Нет, для нее он был даже хуже зверя! Он помнил, как трясся от холода в подвале, как поначалу мочил штанишки, и ему приходилось сидеть в мокром белье, пока оно не становилось ледяным. Он не мог забыть ощущения, будто является чужим в этой семье. Да, он не походил на всех остальных. Не было в нем ничего такого, что можно было бы любить. Ничего хорошего и доброго.

Сейчас, сидя в подвале, он размышлял над тем, находится ли он там, где должен находиться по своим расчетам.

В какой реальности он пребывает?

В какой из своих фантазий живет в данный момент?

В каком именно из своих собственных рассказов ужасов?

Он попробовал ощупать пол вокруг себя. Гм-м-м… Нет, это явно не старый подвал в Принстоне. Тот он узнал бы сразу. Здесь бетонный пол был на удивление гладким и ровным. И пахло по-другому. Пылью и плесенью. Где же он?

Затем Гэри включил фонарик. Ага!

В это все равно вряд ли кто-нибудь поверит! Никто не догадается, в чьем подвале он сейчас прячется.

Сонеджи поднялся с пола. Его слегка тошнило. Тело побаливало, но он перестал обращать внимание на подобные мелочи. Боль – дело проходящее, а сейчас ему пора идти наверх.

Никто и не поверил бы в то, что он собирается совершить. Как это смело!

Он всегда шел на несколько шагов впереди остальных.

Он был впереди.

Как всегда.

Глава 41

Сонеджи шагнул в гостиную и сразу увидел цифры на телевизоре «Сони». Точное время 3:24 утра. Самая пора для ведьм исполнять свою черную работу. Как только Гэри вылез из подвала, он решил передвигаться по дому на четвереньках.

Его план был идеален. Черт возьми, Гэри не был никчемным человеком! Его незаслуженно запирали в подвале. Слезы ручьем хлынули из глаз, такие горячие и такие знакомые! Мачеха всегда дразнила его плаксой, слюнтяем и даже педиком. Она постоянно выдумывала для него обидные прозвища, пока он не зажарил ее заживо, чтобы ее поганый рот замолк навсегда.

Слезы обжигали щеки и катились за воротник рубашки. Гэри умирал, но он ведь не должен был умереть так быстро. Нет, это несправедливо. Поэтому сейчас кто-то должен поплатиться за все.

Осторожно и бесшумно Сонеджи продвигался по дому, переползая все дальше и дальше на животе, как настоящая змея. Дощатый пол ни разу не скрипнул под весом его тела. Темнота наэлектризовалась. Она предоставляла ему безграничные возможности.

Гэри подумал о том, как боятся простые смертные, когда в их дома или квартиры проникают посторонние люди. Да, им есть чего страшиться. Потому что совсем рядом существуют чудовища, которые ищут и находят свои жертвы за запертыми дверями. Но эти монстры частенько поглядывают на огни в окнах. В каждом большом городе есть свой Гэри. Имеются еще тысячи таких же извращенцев со свернутыми мозгами, которые только и мечтают попасть в чужой дом и устроить кровавый праздник. Люди, чувствующие себя дома в безопасности, являлись не более чем кормом для монстров.

Гэри обратил внимание на то, что в доме стены были зелеными. Зеленые стены. Какая удача! Сонеджи читал где-то, что в больницах и операционных стены тоже окрашивают в зеленый цвет. Если бы стены были белыми, то хирурги и сестры видели бы «призраков» во время операции – уж слишком велик контраст с красной кровью. А зеленый цвет все это сглаживает.

«Никаких больше рассуждений по поводу проникновения сюда, – решил про себя Сонеджи, – какими бы уместными они ни казались». Не отвлекайся ни на что. Оставайся хладнокровным и осторожным. Следующие несколько минут будут очень опасными.

Да и этот дом сам по себе был очень опасен, поэтому игра и выглядела такой захватывающей и возбуждающей.