Рассвет в ночи (СИ) - Крол Анна. Страница 17

  - Кто разрешил тебе впускать посторонних в кабинет в мое отсутствие?! - Ему трудно было сдерживаться, голос сорвался на крик.

  Вот так всегда и случается - стоит недоглядеть, и какая-нибудь глупая овца обязательно допустит оплошность! Глаз да глаз за всеми нужен! Черте что такое творится! Пока Он широкими твердыми шагами преодолевал расстояние до своего кабинета, за дверьми которого - Он точно знал - ожидал очередной "униженный и оскорбленный", как величала этих плакальщиков Жанна, кровь клокотала в голове, а тело колотила яростная дрожь. Пришлось даже несколько секунд постоять перед дверями, чтобы укротить эмоции, а то, не ровен час, с ходу снесет посетителю голову, не дождавшись обвинений в свой адрес. Как Он ненавидел такие визиты, кто бы знал! Противно всё это выслушивать! Слезы, сопли, уговоры... Ругань, брань, желчные проклятия... Как малые дети, в само-то деле! Это бизнес! Ничего личного! Кто-то на коне, а кто-то под копытами! Чего на Него-то наскакивать? Самим не надо было варежку разевать!

  Разумеется, Он не ошибся и, войдя в кабинет, нос к носу столкнулся с представителем "жертвы". Всё было как всегда - испепеляющий взгляд за поволокой вежливой улыбки, радушно протянутая для приветствия рука, подрагивающие в преддверии скандала скулы, опущенные от осознания своей ничтожности плечи. Всё было как всегда, вот только с одной крошечной разницей... И этой крохи хватило, чтобы Он, всегда такой решительный и непоколебимый, внезапно почувствовал, как оступилось размеренно колотящееся сердце. Перед ним стоял представитель "жертвы", которая поныне была жива. Этот человек являлся одним из директоров той самой фирмы, что Георгий Иванович велел Ему придушить до своего возвращения из отпуска. Такое случилось с Ним впервые - раньше к Нему в кабинет поистерить наведывались только "мертвецы". Их ругань и глупые поддевки, хоть и заставляли Его призадуматься, но все же быстро забывались. А тут... Ему в лицо кидал обвинения человек, чей бизнес Он топил прямо сейчас, в этот самый момент. Еще живая и полная сил "жертва" билась в Его зубах и когтях, заливая все кругом теплой дурно пахнущей кровью. Отчего-то к горлу подкатила тошнота, голову повело - Он словно бы невзначай облокотился о высокую спинку кожаного кресла, а на самом деле вцепился в неё мертвой хваткой, чтобы случаем не грохнуться на подламывающиеся колени. Он сейчас убивает этого человека, кромсает его кости, рвет его плоть, жадно глотает его кровь... Эта мысль не давала покою - Он даже ругани не слышал, только смотрел на плакальщика, как на приведение, и все представлял себе, как через несколько дней того положат в красивенький лакированный гроб.

  Он, наверное, так и стоял бы, молча выслушивая обвинения и упреки, да только "униженный и оскорбленный" выдохся и, очень красноречиво ткнув Ему в лицо вытянутым пальцем, дескать "Попомни мои слова!", вылетел из кабинета. Он все так же молча вышел следом и оказался пред виновато и вместе с тем злорадно приподнятыми глазами сотрудников, чьи столы в три ряда расставлены были в основном помещении офиса.

  - Знаете, что я вам скажу, Константин? - Вдруг резко развернулся "плакальщик", уже почти дошедший до самого выхода.

  - Вы еще не все сказали? - Устало качнул бровью его оппонент.

  - Вы, конечно же, мните себя королем мира! - Всплеснул руками мужчина, не обращая внимания на поддевку. - Попираете ногами слабых! Ломаете судьбы недостойных! Вы на коне, о да!.. Но! Когда мы погибнем под копытами вашего коня, нас будут оплакивать тысячи... А если вас прямо сейчас... скажем, собьет машина... никто не обронит и слезинки над вашей могилой!

  - А мне плевать... - С искренним начхательством в спокойном голосе оборвал Он его возвышенный монолог. - Мне плевать, слышите? Мне нет никакого дела до того, будет ли кто-нибудь плакать над моей могилой...

  Только что такой грозный мужчина вдруг закрыл рот, не найдясь, что бы ответить на подобное безразличие с Его стороны. Сотрудники поежились под пристальным и очень усталым взглядом своего босса и вернулись к работе. Только Светлана, все это время жавшаяся к стене за спиной "униженного", вдруг подняла на Него взгляд. И вот глядя не на брызжущую злобой "жертву", и не на тихонько посмеивающихся над Ним сотрудников, а именно в эти полные тоски и вины серые глаза, Он закончил свою мысль:

  - Куда больше меня волнует, кто в таком случае покормит мою кошку.

  И спокойно вернулся в свой кабинет, запер дверь, открыл окно, рухнул в кресло, достал попрыгунчик. Безумно хотелось к морю и, не сопротивляясь долго желаниям, Он спустился на стоянку, завел мотор и под грянувшую на всю улицу Нирвану рванул на запад.

   Глава 22.

   Ее душевные трепетания

  Обеденным перерывом болели все. От официантов до ленивых бизнесменов, от элегантных офисных служащих до разгильдяев разносчиков пиццы. От самых вспыльчивых натур до самых скрытных. Не стала исключением и Она, которая, скажем прямо, недолюбливала обеденные перерывы, наверное, за то, что в это время полным-полно людей и в парке, и в летних кафе, и просто на улицах... А Она людей сторонилась... Не всегда так было, правда. Когда-то давно шестилетняя тоненькая девчушка смотрела на мир широко распахнутыми любопытными глазищами, любила холодное мороженое и шумные аттракционы...

  Не вовремя эти воспоминания, ох не вовремя! Не сейчас, когда Она с трудом пытается удержать в руках пластиковый стакан с горячим шоколадом из автомата, от которого Ее кожа начинает пылать, ибо жарко и внутри, и снаружи. "Надо было все же купить сок... Он холодный...", - отстраненно подумала Она, облизывая обожженные губы и судорожно дуя на коричневую муть.

  Шоколад Она тоже любила с детства. Черный, горьковатый, крошащийся в бледных пальцах, нетающий даже когда его минут двадцать держишь в руках. Ее мама всегда дарила Ей плитку шоколада, когда Она, гордая, приносила отличный табель из школы... Ее детство ничем не отличалось от детств сотни тысяч таких же детей... Обычная чуть полноватая, но по-своему красивая мать, которая души не чает в своей дочке... Или же не в дочке, а в Ее достижениях? Вот еще одна пятерка по математике... А вот обаятельный дельфин, которого нарисовала "ваша подающая надежды дочь"... А вообще-то, Она никогда не чувствовала недостатка любви со стороны своей мамы. Правда, порою отчетливо чувствовался недостаток денег. На новую шубку, нового плюшевого медведя, новую красочную энциклопедию...

  Она нахмурилась, глядя на струйку пара, рвущуюся в небо, и медленно лизнула край пластикового стаканчика, стирая кремовую пенку. Задумавшись, Она перестала замечать прохожих, как это часто с Нею бывало... Подойди к Ней сейчас кто-то знакомый, Она даже не сразу бы поняла, кто это, и что он от Нее хочет. Впрочем, подходить к Ней никто не собирался, поэтому Она спокойно попивала горячий шоколад и вспоминала, вспоминала...

  Вот долгая... безумно долгая ночь, в которую Она пряталась под одеялом, стараясь заглушить этим крики, доносившиеся из соседней комнаты. Вот зал суда, ободранный и, сказать честно, неухоженный. Ее о чем-то спрашивают, Она жутко испуганна, отвечает невпопад, то и дело зовет маму... Впрочем, ничего страшного не произошло тогда. Обычный развод, простое дело. Папа ушел, папа пропал, папа Ее не любит... То, что отец приходил каждую ночь к Ее с матерью дому и курил, глядя на Ее окна, Она узнает позже, многим позже, когда он, вдрызг пьяный, придет и замахнется на Нее, не узнав и приняв по ошибке за свою бывшую жену... Которая, кстати, вышла повторно замуж за вполне приличного спокойного научного медэксперта, что большую часть дня, да и жизни, проводил, сидя в своей комнате и изучая что-то под микроскопом. Когда Она, прибираясь, случайно разбила какую то склянку, то решила, что Ей придет конец. Спряталась под стол, забилась, как мышонок, и зарыдала. Утешали Ее всей семьей. Даже оставшийся без пробирки отчим. И заглядывали в испуганные серые глаза, с восклицаниями: "Да что с тобой, малышка?" Она сама не знала... Просто взрослея, Она все больше уходила в себя, прятала себя саму под замок и старалась жить по правилам...