Рассвет в ночи (СИ) - Крол Анна. Страница 19

  Переступая через бутылки с напитками, наполовину зарытые в песок и то и дело захлестываемые волнами, Он всё брел и брел по пляжу, вспоминая свое нерадужное детство. Его мать мнила себя женщиной благородных кровей - то ли баронессой, то ли графиней - а возможно, действительно ею являлась. Сама выросшая в роскоши, окруженная вниманием многочисленных нянек, имеющая всё, что душа ни пожелает, женщина эта старалась окружить подобной заботой и своего единственного сына. В список того, что желала её душа - к сожалению, о потребностях того самого сына мать редко задумывалась - входили уроки музыки, обучение иностранным языкам, верховая езда, фехтование, танцы, уроки этики... Всех ужасов, что она вываливала на Его несчастную голову, и не перечислить! Сам того не желая, до восемнадцати лет ненавидящий чопорность и официозы мальчишка рос настоящим рыцарем, прекрасно держащимся в седле, отлично владеющим холодным оружием, знающим четыре иностранных языка, умеющим играть на пяти музыкальных инструментах, великолепно танцующим и даже - о, позор! - поющим...

  Отец, вовсю прожигающий деньги своей богатой жены, воспитанием мальчика почти не занимался, а потому с самых юных лет Ему приходилось самому осваивать те обычные мужские обязанности, кои в нормальных семьях сыновьям разъясняют отцы. В этих не очень хитрых житейских проблемах разобраться Ему помогали и приятели, которых Он цеплял своим обаянием, непосредственностью и решительностью. Его всю жизнь окружали многочисленные завистники-поклонники, некоторые из которых даже не на деньги и связи зарились. Что ни говорили, а, даже обладая взрывным характером и не стесняясь демонстрировать откровенно наплевательское отношение к окружающим, Ему удавалось всегда находиться среди людей, ни один из которых Его не ненавидел, даже больше - почти каждый Его боготворил, восхищался Им, делал своим кумиром. Так было в детстве, на улице, где Он всегда выступал в роли вожака стайки безбашенных мальчишек, так было в школе, где Он был не только лучшим учеником, но и лидером своего класса, так было в университете, где Он заслужил звание одного из самых лучших студентов за всю историю этого вуза, так оставалось и по сей день. Его обожали женщины. Ему завидовали мужчины. Равного и достойного своего монаршего внимания в Нем признавали достигшие немалых высот пожилые бизнесмены, с которыми Ему приходилось контактировать по роду службы. Всего этого Он добился сам, без помощи родителей, только благодаря своему несокрушимому характеру и острому уму. Он сам себя сделал, и за всё, что имел сейчас, включая дорогую машину и просторную квартиру в элитном доме, был благодарен только себе самому. Единственным, что досталось Ему в наследство от матери, из дома, да и из города которой Он сбежал сразу после совершеннолетия, стало отвращение к официальным обращениям, ведь она даже к родным обращалась на "Вы" и сына своего принуждала поступать так же.

  В восемнадцатый день своего рождения Он заявил матери, что не намерен более оставаться её фарфоровой куклой, которую можно наряжать в бархатные кафтанчики и катать на игрушечном пони, что Он подал документы на экономический факультет МГУ и был зачислен без вступительных экзаменов, что Он получил место в общежитии, что Он подрабатывает в брокерской конторе и сам способен себя содержать, что Он уходит из родительского дома и не намерен возвращаться, пока Ему того не захочется... Сейчас Он не мог вспомнить, добавил ли тогда, что Ему никогда этого не захочется, но зато с уверенностью мог сказать, что уже десять лет у Него не возникало такого желания. За эти годы Он так ни разу и не навестил свою семью, все еще живущую в столице. По-первой, еще учась в том же городе, Он им звонил, но разговоры получались холодно-отстраненными, и вскоре Он понял, что мать обижена на своего неблагодарного отпрыска до такой степени, что знать Его больше не желает. После окончания университета и переезда в этот город у моря, куда они часто приезжали с семьей, Он прекратил звонки. Он уже и номера-то телефонного не помнил.

  С тех самых пор Его стали преследовать приступы гнева. Его бесили люди, не исполняющие своих обязанностей. Ему противны были нытики и хлюпики, не способные в срок справиться с порученными делами. Он возненавидел чопорных бездарей и зарывающихся сопляков с папиным бумажником в кармане. Из изнеженного излишней материнской заботой сынка богатых родителей Он превратился в одиночку, о котором никто ничего не знал. Он стал обжигающе-холодным и отстраненно-надменным Константином Зуровым, бездушной скотиной и обольстительным донжуаном, насмехающимся над раболепством подчиненных и обожанием женщин. Ему нравились скорость, бег, борьба и охота. Ему необходимо было гнать, нападать и валить. Он стал хищником, и выбрал соответствующую работу. За пять лет карьеры Он достиг таких головокружительных высот, что самым умелым дельцам впору было завидовать. А Ему... А Ему не спалось ночами, Ему все чаще хотелось выбраться на крышу и часами смотреть в облака, Ему было плохо... И никто этого не видел. Никто не слышал плача Его раненой души, а ведь Он действительно был ранен, вот только не понимал чем, как и когда. Кровь безудержным потоком хлестала из открытой, никогда незатягивающейся раны, Он зажимал её руками, забинтовывал, залеплял, затыкал... Но кровь сочилась сквозь пальцы и марлю, стекала по груди и ногам, заливала землю. Он изнывал от боли и не находил себе места от отчаяния. Он сходил с ума, и только маленький каучуковый мячик способен был вернуть Ему самообладание, помогал натянуть на лицо сползшую маску безразличия. Четкие гулкие удары его заглушали вопли совести и стоны души. Кровь хлестала, но Он, увлеченный игрой с попрыгунчиком, уже не замечал этого.

  Отойдя достаточно далеко от людного пляжа, Он опустился на ствол поваленного штормом дерева, когда-то росшего на вершине обрушающегося склона, и наконец-то решился заглянуть морю в глаза. И тут же вспомнил, что наорал сегодня на Светлану... На маленькую ни в чем неповинную Мышку, которая, безусловно, и не догадывается, на что обрекла своего начальника, впустив к Нему в кабинет того "плакальщика". Да и откуда несчастной девочке что-либо об этом знать? И надо ли ей вообще знать об этих грязных делах?.. Зачем, ну зачем Он на неё крикнул? Почему у Него не вышло сдержать эмоции? Разумеется, Жанна не предупредила её об "униженных и оскорбленных" и Его к ним отношении. Да и сам Он больше, чем за неделю совместной работы со Светланой, не удосужился об этом поговорить. Так чего же ради надо было на неё орать? Девчонка и так забитая и зажатая до невозможности. Наверняка, она тоже ранена, так же точно истекает кровью, а Он только укрепляет её страхи и раздирает раны... Водный двойник Его всегда говорил одно и то же - что Он балбес и подонок, что, обладая великолепным умом, Он применяет тот только в работе, совершенно забывая пользоваться мозгами в жизни. Море взывало к душе, которую Он тщательно скрывал от окружающих, тормошило её, теребило и трясло за шиворот, приказывая одуматься, вспомнить о том, что без людей, какими бы ничтожными они Ему ни казались, сам Он ничего из себя не представляет и ни с чем не справится. Море было право, даже оставаясь одиноким, Он нуждался в людях, а потому следовало их уважать и считаться с ними. Море знало всё, море видело Его насквозь, только море и плакало бы над Его могилой... Да не способно было на это. Он опустил взгляд себе под ноги, пошевелил ступнями, зарывая их в струящийся песок. Вздохнул, растер виски кончиками ухоженных пальцев, оделся и побрел к брошенной на променаде машине.

  Мимо на огромной скорости проносились зелено-белые поля с голубыми пятнами люпина, редколесья из берез и елей, голубое небо с клочьями облаков, ровный асфальт автострады. Не боясь быть остановленным патрулем, Он выжимал из своей машины все пятьсот лошадиных сил и двести пятьдесят километров в час. Трасса была пуста. Голова тоже. Он просто несся как ошпаренный, почти летя над дорогой. А на весь салон орал хриплый голос солиста Раммштайн.