Чудны дела твои, Господи! - Устинова Татьяна Витальевна. Страница 34

Поленница была сложена под навесом возле сарая. Андрей Ильич засветил лампочку, вытащил полено, установил на колоде и изо всех сил его хрястнул. Полено послушно развалилось надвое. Он вытянул еще одно. На этот раз половинки разлетелись далеко за границу светового круга.

Боголюбов махал топором довольно долго, но это не помогало. Совсем не помогало!.. Ничего не менялось. Пот заливал глаза, злость кипела, разливалась по жилам, отравленная кровь стучала в висках.

А потом Лера взяла его за локоть.

Он сбросил ее руку и процедил:

– Отойди от меня.

Размахнулся и ударил так, что, развалив полено, вогнал топор в колоду. Уперся в нее сапогом и стал тащить. Топор не шел.

– Андрей, ну все, все.

Боголюбов приналег на топор и последним усилием выдернул его, качнулся назад и оказался с Лерой нос к носу.

Она стояла, прижав кулаки к груди, страшная и несчастная.

– Я его убью завтра утром, – заявил Андрей Ильич. – Этого вашего мальчика из хорошей семьи. Сына влиятельных родителей.

Лера шевельнула губами, зажала себе рот, странно скривилась, и тут Андрей понял, что она хохочет. Изо всех сил старается и не может сдержаться. Хохочет!..

Странным образом он моментально пришел в себя. Страх отцепился и сделал шаг назад – от изумления, наверное.

– Ты чего? – спросил Боголюбов у бывшей жены. – У тебя истерический припадок, что ли?!

– Не… нет, – проикала Лера сквозь смех. – Мне смешно, как ты ночью колешь дрова от злости!..

И она стремительно распахнула руки, обняла его, прижалась и стала тискать голову – только она умела так тискать его голову. Он выронил топор и тоже обнял ее, хохочущую.

– Ты не понимаешь, – твердила она, не отрываясь от него. – Ты ничего не понимаешь!..

…Где ему было понять! Только что от злости он готов был разнести в щепки все, что подвернется под руку – не помог, не спас, не стал слушать, не сделал ничего, и его глупые, слабые, самоуверенные девчонки попали в беду, да еще как попали!.. Со всего размаху вляпались – под самым его носом! Они же примчались, уверенные, что он спасет, а спасли их убогая Ефросинья и недотепистый Саша Иванушкин!..

Только что от злости он готов был выть и кататься по земле – если бы был на это способен, – а теперь она обнимает и тискает его голову, и кажется, что он только и делал, что ждал, когда же Лера обнимет его и станет утешать!.. Все остальное не имеет значения.

Она казалась ему раскаленной, горячей, руки огненными – может, оттого, что на улице сильно похолодало, так казалось?.. Или у нее температура?.. Боголюбов оторвал ее от себя и посмотрел в лицо.

Лера уже не хохотала, а просто улыбалась ему давней, совсем позабытой улыбкой – радостной, искренней, девчачьей. Как будто он – единственное на свете, чему вообще стоит улыбаться. Как будто ничего не случилось, у них все впереди, а вокруг огромный и прекрасный мир.

– Ты есть, и ты здесь, Андрей, – сказала Лера. – Ох, какое счастье…

– Я есть, – подтвердил он, растерявшись.

Тут с крыльца закричали:

– Андрей Ильич! Лера!.. Сколько ждать-то?!

Она нашарила его руку и повела по дорожке, залитой стеклянным светом полоумной весенней луны, и так, за руку, втащила в дом.

– К столу! – неестественно бодро вскричал Саша Иванушкин, выглянув из кухни. – Перекусим на сон грядущий!..

Боголюбов отцепил от себя Леру, вошел, двинул стул и утвердился на нем, закинув ногу на ногу.

– Андрюха, прости, – пробормотала Юлька. Он старательно отводил от нее глаза. – Я не виновата. Я сразу не догадалась, что он… сумасшедший. А потом было поздно.

– Что вы, Юлия, в самом деле! – вмешался Саша, и Боголюбов на него взглянул. Поверх клетчатой рубахи на Иванушкине был захватанный передник с вытертыми ромашками, – где он его взял? Андрей Ильич этого передника раньше на своей кухне не видел! – в руке деревянная лопатка. – Никто ни в чем не виноват, вы-то уж вообще!.. Все хорошо, что хорошо кончается! Вы колбасу жареную любите? Я очень люблю жареную колбасу!

– Где у тебя выпивка? – Это Лера спросила. Андрей мотнул головой неопределенно, и Лера не стала переспрашивать, поднялась и вышла.

– Он хотел меня убить. Он об меня сигареты тушил, – продолжала бормотать Юлька. Боголюбов рассматривал тарелку скопинского фарфора. – Я раньше только в кино видела… ненормальных. Я не знала, как мне быть, Андрей. Я только знала, что он меня обязательно убьет, и я никак не могу его остановить. Он все равно…

– Достаточно, – вдруг резко перебил ее незнакомый голос.

Боголюбов оторвался от созерцания скопинского узора, и Лера замерла в дверях с бутылкой в руках. Андрей Ильич честно оглянулся по сторонам в поисках говорившего. В старой директорской кухне были они четверо, и больше никого.

Саша Иванушкин, вооруженный деревянной лопаткой, присел перед Юлькой на корточки и сказал незнакомым голосом довольно резко:

– Я никому не позволю вас убить. Это понятно?

Боголюбов как будто увидел со стороны: тесная кухня с черными провалами незашторенных окошек, доисторическая плита со сковородой, его собственная сестра в нелепой меховой жилетке, на щеках потеки, его собственная бывшая жена, изо всех сил прижимающая к себе бутылку, он сам на стуле в нелепой воинственной позе и – Саша Иванушкин с деревянной лопаткой.

– Никому и никогда я не позволю вас убить, – повторил Саша, снизу вверх глядя Юльке в лицо. – Это окончательно и бесповоротно.

Она некоторое время рассматривала его, а потом кивнула и выговорила:

– Я поняла.

– Вот и хорошо, – заключил Саша. – Вы любите жареную колбасу? Я колбасы нажарил и макароны сварил.

В два счета он разложил на тарелки колбасу и стал сливать воду из кастрюли. Пар бил ему в лицо, он морщился и отворачивался.

– Тушенка есть, – сообщил Боголюбов, которого вдруг отпустило. – Может, с тушенкой?..

– Я ее в армии объелся. Но если хочешь, давай!.. Обещали уху, а вместо нее макароны с тушенкой! И так всю жизнь.

– А вы рыбы на уху наловили? – спросила Юлька, как будто ничего не случилось, как будто они просто ужинают после рыбалки, взяла с тарелки кусок колбасы и отправила в рот. Потом вытерла пальцы о меховую жилетку, потянулась и крепко взяла Сашу за руку. Большим пальцем он погладил ее запястье – утешил.

– Рыба в холодильнике, Модест Петрович пристроил, – сказал он весело. – Андрей, разложи еду, видишь, я занят.

– Я сама. – Лера перехватила у него лопатку.

– Жил-был у бабушки, – задумчиво произнес Боголюбов, – серенький козлик.

И разлил по граненым стаканам водку.

Вся компания словно только этого и ждала – моментально расхватала стаканы, и все их синхронно опрокинули. Юлька все не отпускала Сашу. Он и не особенно вырывался.

– Значит, так, – начал Андрей Ильич, поедая макароны. – Про мальчика из хорошей семьи вы нам после все в подробностях расскажете. Чтоб мы были ко всему готовы и во всеоружии. Юль, я тебе завтра голову отверну, поняла?..

– Поняла.

– А где моя собака, никто не знает? Как вы догадались Мотю прислать?.. И откуда Ефросинья взялась?

– Мы кричали, но никто не появился… Собака лаяла… Я думала, он ее убил… Мы ее не посылали… Я из окна увидела какую-то тетку в черном, стала кричать, но там окна не открываются, а потом она ушла, и мы думали, все… – хором затянули они.

Боголюбов переглянулся с Иванушкиным.

– Хорошо, а сейчас Ефросинья куда делась?..

Саша усмехнулся и свободной рукой почесал в затылке.

– Божий человек. Куда хочет, туда и идет.

– Кто она такая?

Саша пожал плечами и спросил, в каком смысле.

– То есть ты не знаешь?

– Честно, не знаю, Андрей.

– Зачем ты мне все время врал?

Лера взглянула на него с изумлением, а Юлька, кажется, с осуждением. Боголюбов то и дело косился на ее руку внутри Сашиной ладони.

– А как ты себе представляешь? – спросил Иванушкин, пожалуй, весело. – Что я должен был тебе сказать?

– Правду, – буркнул Андрей Ильич и опять покосился. – Вот вам, девушки, пример так называемого вранья!.. Человек тебе в лицо каждый день врет, и ничего! Главное, я знаю, что он врет, и ничего не могу поделать.