Клыкастые страсти (СИ) - Гончарова Галина Дмитриевна. Страница 35

Я безумно любила Даниэля. Было?

Было. Есть — и будет. Любила, сейчас люблю, и буду любить. Когда-то я смеялась над Ромео и Джульеттой. Дура. У этих детей хватило смелости уйти — вместе. У меня и того нету. Я слишком труслива чтобы умереть рядом с телом любимого человека. Остается только память о своей любви. О тех нескольких часах, которые мы были вместе.

По телу прокатилась волна истомы. Даже память о нашей первой ночи — и та заставляла меня мурлыкать довольной кошкой. Я испытывала с Даниэлем огромное удовольствие. Так?

Так.

А сейчас я как колода. Так?

Так — так — так…

И тик, и так…

Я просто не люблю того же Сережку. И испытываю от поцелуев с ним только омерзение!

Но я ведь и Мечислава не люблю!

Господи, как прекрасно!!!

Главное оружие Мечислава в борьбе против меня — секс. Он может возбуждать каждым словом, каждым взглядом, каждым прикосновением. Но ведь это все мелочи!

Мелочи? А Эйфелева башня — всего лишь большая зубочистка!

Хорошо, хорошо, пусть не мелочи! Но если я не влюблена в него, я просто не получу никакого удовольствия от секса.

Ой ли? А кто был готов переспать с ним, тогда, на глазах у всех вампиров и оборотней? Пушкин А. С.?

Лермонтов М. Ю.! Не надо забывать, тогда Даниэль еще был жив! А сейчас его нету….

Его нету, а я не нашла ничего лучше, как попробовать переспать с первым встречным сопляком!

Я чуть не взвыла в голос. Хорошо, что вовремя заткнулась, а то соседи вызвали бы ментов.

Что такое предательство и с чем его едят? Предательство ли — решить переспать с кем попало после смерти любимого человека? Сложный вопрос. А если подойти к нему по-другому?

Учитывая все обстоятельства моей жизни — и все, что мне предстоит впереди… Если бы Даниэль сейчас вернулся — он осудил бы меня?

И разум спокойно и осознанно подсказал короткое слово.

Нет.

Даниэль понял бы меня! Эта попытка, да даже не случайная связь, а всего лишь ее на-метки, дала мне новое понимание себя. Теперь я знала, как буду реагировать на совершенно безразличного мне мужчину.

Но было и что-то еще.

Я решительно тряхнула себя за шкирку. Лгать можно другим. Но себе и родным — не стоит. Проиграешься.

Стыдно признаваться? А соблазнять первого попавшегося мальчишку стыдно не было? Он ведь даже свободу воли сохранять не смог. Я осуждаю Мечислава? Но вампир никогда не поступал со мной так, как я хотела поступить с ни в чем не повинным мальчишкой.

И наконец из глубины души вылезло самое неприятное.

Мечислав возбуждал меня. Слишком. И мне хотелось отомстить ему за реакцию своего тела. За это предательство самой себя. Лучше уж с кем угодно, только не с некоторыми клыкастыми зеленоглазыми, так вот.

Неприятно звучит. И ощущать себя… такой дрянью тоже неприятно. А что поделать? Это уже не от меня зависит. Что сделано — то сделано.

Даниэль бы понял, его ведь тоже вела целесообразность. Родные не узнают, Мечислав — тоже. А если и узнает — какая разница.

Так что хватит переживать. Больше я такой ошибки повторять не должна. Или все-таки сохранить мальчика при себе — как противовес Мечиславу?

Юля, ты сама-то себя слышишь? И как, не смешно? Это — и в противовес? Ага, на од-ну чашку весов кладется статуя Свободы, а на другую — ее фотография. И уравновешивай, как хочешь. Не получается? Странно, странно…

Ладно. Хватит над собой издеваться. Пользуясь знаменитым рецептом, подумаю об этом завтра!

Я встала и решительно вышла из-под душа. Сережа щелкал пультом телевизора, лениво развалившись в кресле.

— Как ты?

— Жить буду. В ванную пойдешь?

— Спрашиваешь!

— Утверждаю. К тому же через час должны прийти мои родители. Хочешь с ними увидеться?

Сережа подлетел из кресла, как в зад укушенный.

— А… я… э…

— Правильно. Оженят еще, а нам с тобой рано. Так что поднимайся — и в душ. А я пока на кухню. Яичницу ты себе заработал.

— А еще что-нибудь? — уточнил мальчик. Это он на продолжение намекает? На следующее свидание? Или на компенсацию за моральный ущерб? В любом случае у него полнейший облом. Гусары денег не берут, а что до продолжения — противно. Все что надо я себе уже доказала, остальное — перебьется. Но молодежь бойкая пошла, м-да…

Интересно, почему я думаю о нем, только как о мальчике? Потому что меньше тридцати для меня уже не возраст? Или меньше трехсот?

— Можешь обойтись и без ужина. Я сейчас подсушу твои вещи утюгом — и выметайся.

— Какие мы серьезные…

Это должно было прозвучать игриво, но прозвучало пошло. Кто только пишет реплики для этих голливудских сериалов. И кто только смотрит эту мерзопакость!? Хотя мне ли швыряться камнями? Я ведь в первые два месяца, пока жила одна, по три-четыре фильма за ночь смотрела. Главное, чтобы были свет и звук. Хоть какая-то иллюзия живого.

Но одно дело — смотреть эту гадость, чтобы кошмары по углам не прятались, а другое — вот так, для развлечения. Да еще и цитировать.

— Я предоставила тебе выбор. Если ты считаешь, что моя слабость — это повод для покровительственного тона — советую быстрее распрощаться с этим заблуждением. Для твоей же пользы.

Кажется, до Сережи что-то дошло. Он подошел поближе и по-собачьи взглянул мне в лицо.

— Что-то не так?

— Все так. Иди, прими душ, и поговорим за столом. Только быстро. Как в армии.

— Я там не был, слава богу.

Я фыркнула.

— Это тебе большой минус.

— Че-его? Я что — дурак, в эту давиловку идти?

А что — умный? Вот не заметила…

И его отношение к армии меня задело. Мой дед — воевал. А меня вырастили на рассказах о войне. И, кстати, деду чертовски нравились и сейчас нравятся слова Сталина: «Ватикан — сильное государство? А сколько у него дивизий?».

Армия — это мышцы страны. Если они атрофируются — лучше никому не будет. Вы — проживете с атрофированными мышцами? Не имея возможности пошевелить рукой или ногой, да даже просто голову поднять?

Правильно.

Вот и страна не выживет, если у нее не будет сильной и боеспособной армии. А при та-ком всеобщем отношении, как Сережкино… Печальное нас ждет будущее, если Госдума наконец не прекратит разворовывать страну и не возьмется за ум. В частности — за нормальное финансирование армии.

Хоть сами бы, уроды, подумали — рубят сук, на котором сидят! И они, и их дети, если ЭТО — вот то, что я вижу иногда в телевизоре, вообще размножается стандартно, а не как плесень, к ним будет такое же отношение, как к плесени. Если не будет России, а русских загонят в резервации, как в свое время американских индейцев (и не надо мне вопить за нынешнее цивилизованное время!). Не надо! Какая блин, цивилизация?! Про-сто обезьяна с дубинкой поменялась на обезьяну с атомной бомбой. А что мозги, что повадки — все обезьянье. Кто не верит — пожалуйста. Смотрим вместе заседания Госдумы. Нет такой мерзости, на которую не пойдет капитал ради трехсот процентов прибыли. А что у нас останется, когда разворуют все природные ресурсы? Пра-авильно. Территория. Начнется мировая война. И рано или поздно накроет всех. И на Канарах не спасешься. Ядерная зима — она всю планету накроет.

Сереже я все это выкладывать не стала. Противно.

— Ну, твои умственные способности я не тестировала. Ай-кью у тебя сколько?

— А… это…

— Иди в ванну…

— Хорошо.

Сережка повиновался. Я придирчиво осмотрела гостиную. Не создана как-то эта комната для сексуальных безумий. И тем более для больной женщины. Диван — уголок, кресло, стенной шкаф, компьютерный стол и полки с книгами — не самое приятное окружение для фантазий в духе Эммануэль. Да, еще мольберт забыла. И как мы его не своротили? Когда я блевала, а Сережка бегал кругами?

Чудом, не иначе.

Но, тем не менее, следов почти не осталось. Придется только ковер отчистить и диван оттереть. Хорошо, что я выбирала практичные вещи. Ничего белого. Диван — темно-коричневый, ковер — светло-коричневый, вот стены — те в белых, розовых, бежевых и перламутровых тонах, а шкаф — кремовый. Получилось не так и плохо. Особенно с цветными пятнами картин над диваном и компьютером.