Признания без пяти минут подружки (ЛП) - Розетт Луиза. Страница 40
Он чувствует, что я сомневаюсь, и держит руки на моей спине, давая мне время передумать. Но этого не происходит, и он медленно приближается к моей груди, исследуя обнаженную кожу.
Внезапно меня перестает волновать, расстегивал ли Джейми миллионы лифчиков до меня. У меня просто нет слов, чтобы описать, насколько хорошо, когда тот, кто тебе нравится — тот, кого ты любишь — так к тебе прикасается.
Любовь. Это любовь? Любовь и притяжение — по ощущениям одно и то же? А как тогда узнать, что это?
Стой, стой, стой. Это неправильный вопрос. Правильный вопрос — если мы не вместе, почему это вообще происходит?
Почему я позволяю этому происходить?
— Джейми, — шепчу я, а он целует мою шею, рисуя пальцами круги на моей чувствительной коже, от чего мне трудно говорить.
Я закинула голову назад и закрыла глаза. И, кажется, не могу их открыть.
— Зачем ты это делаешь? — умудряюсь выговорить я.
Его руки замирают, хотя остаются там же, где были. Потом он слегка усмехается — я чувствую его горячее дыхание на своей шее.
— Я, наверно, что-то не так делаю.
Заставляю себя открыть глаза и взглянуть на него.
— Нет, это... Я чувствую... Ты такой...
Я задыхаюсь. И не могу закончить предложение.
Руки Джейми проскальзывают вниз, и он вытаскивает их из-под моей кофты. Он снова ставит их на барную стойку с обеих сторон от меня, но не встречается со мной взглядом.
— То есть, я думала... Ты сказал... Что-то изменилось? — спрашиваю я.
— Нет, Роуз. Ничего не изменилось. Извини...
Я кладу руки ему на грудь, чтобы он остановился.
— Пожалуйста, не надо. Я чувствую, что мы... не должны так делать. То есть, я догадываюсь, что мы не должны, но это не плохо. Я не чувствую, что это неправильно, понимаешь? Для меня.
Джейми наклоняется и целует меня в макушку.
— Неудивительно, что ты не можешь заснуть, — говорит он, уткнувшись в волосы.
Смутившись от того, как неуклюже смотрится расстегнутый бюстгальтер под теплой кофтой, я застегиваю его. Джейми стоит на том же месте, прямо напротив меня, словно вообще не хочет двигаться.
Потом он на шаг отходит назад, лезет во внутренний карман куртки и достает оттуда толстый светло-голубой пакет, перевязанный красной лентой. Он протягивает его мне.
Я неуверенно беру его.
— Это мне?
Он кивает.
— С Рождеством.
Подарок. Он принес мне подарок. Я держу его в руках и не хочу открывать. Он и так идеален.
— Открывается вот так, — поддразнивает он меня через минуту и тянет за один конец ленты.
Лента ослабевает, подарочная упаковка разваливается, и оказывается, что в ней какие-то старые ноты. На обложке написано «Панофка. Искусство пения, 24 вокализа для сопрано».
Я открываю ее и вижу на форзаце имя Сильвии Дюран, написанное аккуратным мелким почерком. Под ним дата — двадцать лет назад, и целый список фраз, например: «Выделяй фразы», «Тренируйся с энциклопедией» и «Усваивай темп».
Это книга с все более и более сложными вокальными упражнениями, и во всех сделаны пометки по дыханию и фразировке. Кто–то очень серьезно над ней поработал.
Я не сопрано, но меня это не волнует — все равно крутой подарок.
Джейми протягивает руку и переворачивает страницы обратно к форзацу с рукописными заметками.
— Моя мама тоже пела.
Я всматриваюсь в имя Сильвии Дюран целых десять секунд, и только потом до меня доходит.
— Подожди, так это... это книга твоей мамы?
— Да. Она занималась, когда я был маленьким.
— Я не могу...
— Нет, можешь.
— Джейми, она бы хотела, чтобы ты...
— Она бы хотела, чтобы книга досталась певице, — говорит он, вынимает ее у меня из рук и кладет на барную стойку позади меня, чтобы я не могла ее вернуть.
Я чуть было не сказала, что я не такая певица, какой, возможно, была она, но остановила себя.
Я певица — я чувствую это. И он тоже.
Каким–то образом, на уровне инстинктов, я знаю, как важно произносить эти слова, верить в них и полагаться на то, что это правда.
Он наклоняется, целует меня в щеку и берет мою руку в свою — я чувствую, как он легонько гладит мою ладонь большим пальцем. Его губы на мгновение замирают, и я ощущаю на щеке его дыхание. А потом он направляется к задней двери.
— Джейми, — говорю я, хватая его за рукав камуфляжной куртки.
Понятия не имею, сколько у Джейми осталось вещей его матери, и уж точно не чувствую, что эта книга по музыке с ее почерком, заметками и мыслями должна быть моей. Но я знаю, что когда кто–то делает такой широкий жест, как Джейми, ты должен его принять — ты обязан.
Но мне тоже хочется что-нибудь ему подарить.
Мои пальцы скользят по его рукаву и снова возвращаются к его ладони.
— Просто хотела сказать, что никто и никогда... не делал со мной такого. Что ты сделал. До этого.
Удивление на его лице быстро сменяется сожалением, он закрывает глаза и опускает голову. Не на такую реакцию я надеялась. Просто хотела, чтобы он увидел, как много это для меня значит. Как много он для меня значит.
— Подожди... что-то не так? — спрашиваю я.
Он борется с собой пару секунд, а потом говорит:
— Я не думал... Я должен...
Я жду окончания предложения, но его так и нет.
В страсти есть очень много непонятного, в чем я еще не разобралась, но кое–что я уже знаю: когда люди говорят о прикосновениях друг к другу, достаточно одной секунды, чтобы все неправильно понять и по–настоящему смутиться.
— Мне очень понравилось, — шепчу я и смущенно краснею от звучания этих довольно простых и невинных слов.
Через некоторое время он подносит мою руку к губам и целует ее.
Джейми выходит и исчезает в темноте, а я стою в тишине кухни, слушаю тиканье часов и вспоминаю свои чувства в момент, когда руки Джейми Форта оказались на той части моего тела, которую раньше не трогал ни один парень.
Чувствую, что я его.
11
пожарище(сущ.): большой разрушительный пожар; пламя
(см. также: терапия с мамой и братом)
— У тебя нет на это права!
— У меня на все есть право. Ты несовершеннолетняя!
Кажется, Кэрон озадачена таким напряженным спором между мной и мамой. Питер так развалился на диване, что практически стал его частью, откинулся на мягкие подушки и уставился в потолок, пытаясь притвориться, будто его нет с нами в этой комнате.
Этот Новый год — отличное начало для Царелли.
Я последовала совету Вики, позвонила в компанию, обслуживающую мой сайт, и сказала, что уже очень долго при попытке оставить комментарий появляются странные страницы с кодом и ничего больше. Когда беседовавшая со мной женщина предложила мне поговорить об этом с мамой, я точно поняла, что случилось.
— Ты их обманула, сказала, что тебе восемнадцать, и взяла кредитную карту Питера, чтобы создать сайт...
— Я не брала — он мне ее дал!
— ...а когда я им рассказала о твоем вранье, мне ответили, что я могу прикрыть эту лавочку. Но все, что я сделала — отключила возможность комментировать. Поэтому считай, что тебе повезло, что сайт вообще работает.
Я сейчас, должно быть, выгляжу как сам дьявол. Уверена, что у меня свекольно—красные глаза, а слезы и сопли так и текут. Кэрон внимательно за мной наблюдает, возможно, пытаясь решить — стоит ли меня сейчас спрашивать о борьбе с моими жестокими порывами.
Да, Кэрон, я с ними борюсь. Борюсь с желанием одним прыжком вскочить на твой очаровательный стеклянный журнальный столик и придушить свою мать на твоем уютном диванчике.
Все, что я могу сделать — оставаться на своем месте.
Я громко хлюпаю носом, а Питер берет с дальнего конца столика, стоящего между нами, коробку с бумажными платками и кидает ее мне, не говоря ни слова.
Я ловлю ее и вытаскиваю платок, чтобы вытереть лицо.
— Кэтлин, какой смысл в мемориальном сайте, если люди не могут оставлять там комментарии? — рычу я.