Крик души (СИ) - Владимирова Екатерина Владимировна. Страница 32
Осторожно спустив ноги с кровати, Даша, осмотревшись, ступила на ковер. Стараясь не шуметь, на носочках медленно продвинулась к двери. Сердечко колотилось в груди очень сильно, барабаня в висках набатом, а перед глазами все еще стояла сонная пелена.
Ей нужно было оставаться в кровати, не лезть не в свое дело, не вмешиваться. Она просто не имеет права вмешиваться, она здесь, в этом доме — просто гостья, которую дядя Олег приютил из жалости. Она не имеет ни права голоса, ни тем более права во что-либо вмешиваться.
Но любопытство, присущее всем детям, было свойственно и ей. А поэтому Даша решительно направилась вперед, стараясь ступать неслышно и осторожно.
Она знала, из-за чего, по какой причине ссорятся отец и сын, но все равно, упрямо перебирая ножками, шла вперед. Подошла к двери, потянулась к ручке и уверенно потянула ту на себя, осторожно приоткрывая дверь и рассматривая гостиную из образовавшейся щелочки.
В горле отчего-то вырос горячий комок, и она сглотнула его, осматриваясь по сторонам.
То, что она сделала потом, не поддается вообще никакой логике, но разве ребенка, маленькую девочку, стоит винить в ее отсутствии?! Она распахнула дверь своей комнаты и, протиснувшись в образовавшееся пространство, направилась по направлению места, откуда раздавались громкие крики двух мужчин.
Сердце грохотало в груди очень сильно, казалось, что его биение застыло в горле, и она сможет его проглотить, если захочет. Звенящее, убивающее, острое биение, оно словно пронзило ее насквозь сотнями маленьких колких иголочек. Часто и тяжело дыша, девочка подошла к двери кабинета и застыла в дверном проеме, не в силах пошевелиться или сделать еще хоть шаг.
Нужно было бежать. Немедленно. Пока ее не обнаружили и не наказали, ведь за подслушивание чужих разговоров обязательно должно будет последовать наказание. Алексей всегда так говорил, когда Даша случайно оказывалась свидетельницей их споров с матерью, и бил ее потом, чтобы она знала, как плохо поступила.
И сейчас ей тоже нужно было бежать, но девочка застыла на месте, не представляя, что может ее заставить шевельнуть хоть кончиком пальца.
Сквозь открытую дверь она увидела две напряженные фигуры, застывшие посреди комнаты.
Дядя Олег и его сын. Антон.
Невольно она уставилась на молодого человека, немного наклонив голову вбок.
Высокий, даже выше дяди Олега, сильный и… очень грозный. Он отчаянно жестикулировал, доказывая что-то отцу, а тот в свою очередь, пытался его за что-то отчитать.
Даша невольно залюбовалась этими мужчинами. Родственники, даже больше — отец и сын. Но как же они непохожи друг на друга! Этот Антон… он совсем не такой, как дядя Олег. Он невзлюбил ее. И все же…
Он такой уверенный, решительно настроенный, умный, готовый отстаивать свое мнение до конца.
Невольно она залюбовалась правильными чертами его лица, линией сведенных к переносице бровей, жесткой линией губ. Даже тем, как он, размахивая руками, доказывал что-то отцу, прикрикивая и подергивая плечами. Было в этом что-то завораживающее, вынуждающее девочку зачарованно стоять в дверном проеме и просто смотреть на него, приоткрыв рот и не смущаясь своего осмотра.
Она видела его крайне редко. Со дня их знакомства, если его можно было так назвать, прошло четыре дня, и за это время девочка его ни разу так и не увидела. По словам Тамары Ивановны, он уехал куда-то с друзьями. Но Даша догадывалась об истинной причине этого поспешного отъезда.
Она. Во всем была виновата она. Она не знала этого наверняка, но чувствовала, что дело именно в этом.
Застыв в дверном проеме и вдруг перестав бояться того, что может быть застигнутой на месте, Даша, прижавшись к косяку, широко раскрытыми глазками смотрела на развернувшуюся перед ней картину ссоры отца с сыном. Кровь пульсировала в висках, дыхание стало частым и сбившимся, но она стояла и смотрела, не в силах уйти.
— Ты же обещал мне! — воскликнул дядя Олег, посмотрев сыну в глаза.
— Я помню, — промычал недовольно Антон и отвернулся, словно не в силах выдержать этот взгляд.
— Что я Дашеньке скажу?! — воскликнул мужчина. — Ведь я обещал ей, что вы подружитесь…
Антон выругался и что-то пробормотал себе под нос, Даша не разобрала слов.
— Что хочешь, то и говори своей Дашеньке! — прорычал он, втянув плечи. — Мне до этого дела нет. А любезничать с твоей дорогой… Дашенькой, — словно выплюнул эти слова, — я не собираюсь!
Даша напряженно застыла, чувствуя, что ноги дрожат где-то под коленками, превращаясь в вату, где-то там, в ступнях больно колет, и сердце тоже дрожит, стучит в груди, словно сумасшедшее.
Девочка передернула плечами, исподлобья глядя на молодого человека.
Все добрые чувства, которые она могла отыскать в себе к Антону вмиг превратились в ничто. Осталась лишь обида. Невыносимая по своей силе обида. А еще боль! Как же было больно.
Слезы сами собой потекли из глаз, стон едва не сорвался с губ, и она зажала рот рукой.
— Что ты такое говоришь? — возмущенно вскричал дядя Олег, выпрямившись. — Почему ты так ее ненавидишь?! Бедная девочка, она же тебе ничего не сделала!
— Кроме того, что отняла у меня отца?! — язвительно бросил Антон, сцепив зубы так, что на скулах заходили желваки, и стремительно развернулся, вскинув подбородок. — Конечно, больше она ничего не сделала! Только пусть попробует!
Олег устало повел плечами и покачал головой.
— Ты говоришь, как маленький ребенок, Антон! — спокойно заявил он, словно пытаясь образумить сына. — Словно у тебя игрушку любимую отбирают. А на самом деле…
— На самом деле у меня отбирают отца! — перебил его горько молодой человек.
— Меня никто у тебя не отбирает. Просто в моей жизни… в нашей жизни появится Даша.
— Я уже говорил, что никогда не желал того, чтобы твоя Даша появлялась в моей жизни! — отрезал парень.
— С тобой невозможно разговаривать, — тяжело вздохнул дядя Олег и потер переносицу. — Ты ведешь себя как мальчишка! Мне надоело с тобой нянчится…
— А ты никогда особо и не старался! — вспылив, отозвался Антон. — Зато о своей Дашеньке, — скривился он, — печешься, как о родной дочери!
Олег подскочил к нему и, нависнув над сыном стеной, застыл, глядя на парня помутившимися глазами.
— Еще одно слово, и я сделаю то, о чем потом пожалею! — предупредил его отец. — Помолчи, прошу тебя.
— Как скажешь, — покорно согласился тот, гордо вскинув подбородок. — Ты ведь здесь все решаешь, правда? Кого привести в дом, а кого нет. Кому помочь, а кого оставить помирать! — Антон вновь выругался. — Черт, да ты даже не спросил меня о том, хочу ли, чтобы твоя… эта девчонка жила с нами! — он воззрился на отца обвиняющим взглядом. — Ты просто поставил меня перед фактом! — его глаза недобро блеснули. — Да ты даже комнату — мою комнату! — переделал ей под детскую!
— Но ты в ней больше не спишь… — бессильно попытался возразить мужчина.
— …Как мне прикажешь на это реагировать?! — продолжал молодой человек, словно не слыша слов отца. — Как?! Стоять в стороне и усердно кивать, что ты все делаешь правильно?! — он уставился на отца, совсем не ожидая, тем не менее, что он ему что-то ответит. — Ты не спросил меня о том, хочу ли я видеть ее рядом с собой, хочу ли, чтобы ты заботился о ней, приведя в наш дом, и не спросил, а смогу ли я пообещать принять ее! Ты просто сам все решил, и всё! Сам для себя. Но не для меня, пап! Не для меня, понимаешь!?
Казалось, что он кричит, доказывает, пытается уверить, но все его слова падают в пустоту.
Олег не хотел его понимать. Не мог его понять.
— Антон…
— Я тебе ничего не обещал, пап, — устало перебил его Антон. — Когда ты привел эту… девчонку в наш дом, я разве сказал что-то против этого? Ей, тебе? Я даже с ней не разговаривал, чтобы не сорваться. Но ты хочешь, чтобы я непременно с ней подружился!? — Антон поморщился. — Боже, зачем тебе это надо!? Я не понимаю. Тебе мало того, что я мирюсь с ее существование рядом с собой? — колкий взгляд в сторону отца. — Тебе этого мало? Ты хочешь, чтобы ее любили все!? — Антон стиснул зубы и выдавил: — Я — не ты, пап, и таким, как ты, наверное, никогда не стану. И твою девчонку никогда не полюблю, — добавил он резко.