Охота на ведьму (СИ) - Харитонова Алена "Белая Снежка". Страница 71

— Нет! — Торой впился взором в соединяющие его и Великого Мага нити Силы. Вот одна из них лопнула, не выдержав напряжения, за ней другая, третья. Волшебник сделал попытку удержать рвущиеся чары, и неимоверным усилием воли ему это удалось. Вцепившись в широкие плечи Рогона, Торой пеленал и опутывал себя и собеседника новыми и новыми нитями волшебства.

Так дико волшебник не чувствовал себя никогда в жизни. Торою одновременно казалось, что он куда-то бежит, а струи дождя хлещут его по лицу, и в то же самое время, он чувствовал (хотя и чуть менее явственно) тепло очага, присутствие Рогона и дощатый пол под неподвижными ногами.

В свою очередь Великий Маг тоже вцепился в собеседника, не позволяя заклинанию развеяться.

— Торой, — кричал он из какой-то смутной дали сквозь вой ветра, шелест дождя и звонкое хлюпанье луж, — зеркало может уничтожить только последний из рода Создателей! Я думаю это тот самый мальчик, за которым охотится ведьма. Зеркало нужно, нужно разбить, иначе случится беда, могут…

Голос стал ещё тише и продолжил стремительно удаляться, так что последние слова поглотило невнятное эхо. Руки Рогона утрачивали плотность, становясь полупрозрачными руками призрака. А кто-то (да чего там гадать, ясно кто — Люция) тем временем неумолимо тянул сознание Тороя прочь из сна. Но волшебник всё ещё цеплялся за смутные обрывки видения, всё ещё тянул к ускользающему магу тонкие нити Силы. Ещё одной встречи у них не будет. Никогда. Значит надо успеть, надо успеть спросить едва ли не самое главное.

— Рогон! — яростно проорал волшебник вслед исчезающему призраку. — Рогон, кем был Алех? Кем был эльф Алех?!

Великий Маг стремительно таял в воздухе, словно бы уносимый порывом ветра. Стены избушки ринулись прочь, исчезая в темноте, крышу, будто снесло ураганом, вот растворилась в воздухе немудрёная обстановка комнаты, а потом откуда-то издалека всё-таки донёсся ответ волшебника:

— Алех был отличнейшим ведьмаком…

И снова Тороя захлестнуло двойственное чувство, будто он одновременно стоит на месте растворившейся избушки и в то же самое время куда-то бежит сквозь дождливую ночь. А потом всё это утратило важность, поскольку рассудок встряхнула паника.

Алех был ведьмаком? Алех? Друг и ученик Рогона, который прекрасно знал о появлении в будущем Тороя, о зиме, ведьме и мальчике, а также о зеркале… Алех был ведьмаком! Торою показалось, будто ещё немного — одну-две секунды — и его рассудок просто не выдержит. Нити Силы лопались одна за другой, болезненно отпуская диковинный сон.

О, Сила Всемогущая, почему, почему он, Торой, мог так заблуждаться, полагая, будто Гелинвир погубила именно ведьма? Зациклился на словах Баруза, а ведь к зеркальщику вместе с кхалаями вполне могла придти Нирин, а не главная зачинщица (точнее, зачинщик) случившегося! Да, впрямь, почему не ведьмак? Как Торой мог не допустить даже мысли о том, что Мирар усыпил мужчина? А та битва, когда пришлось останавливать дождь? Он ведь не видел лица противницы, да и если бы видел… Что толку? Всё равно за долю секунды ничего не поймёшь. Что же касается облика колдуньи (точнее, колдуна) под внутренним взором, на таком расстоянии, да ещё с помощью друзей-чернокнижников при желании можно запросто исказить оттенок Силы. Да и наверняка гроза являлась лишь обходным манёвром, Алех, скорее всего, устроил её только для того, чтобы выяснить, остался ли в Гелинвире хоть один живой волшебник.

Мир крутился и плыл перед глазами, а Торой всё никак не мог вынырнуть из пучины странного полусна-полубреда, он покорно бежал куда-то сквозь ночь, но всё ещё не мог разлепить глаза и вернуться в реальность, словно какая-то неудержимая Сила не хотела отпускать его.

Люция ещё не закончила читать гортанное заклинание, а волшебник уже обмяк в своём кресле и глубоко уснул. Девушка прилежно дочитала словоречие и скептически уставилась на мага — ничего не скажешь, поколдовали.

— Спит, — не поверила своим глазам колдунка. — Спит, как старый конь!

Она даже потрясла мага за плечо, но, увидев, как безжизненно свесилась на грудь его голова, поспешно убрала руку — стало быть, в этом и заключалось волшебство — усыпить Тороя и отправить его в мир снов, где он, по всей вероятности, и встретится с Рогоном.

Ведьма пожала плечами — надо так надо.

— Ну что, парни, у нас куча свободного времени. — Она хлопнула в ладоши. — Кстати, Тальгато, не хочешь меня нарисовать?

Вопрос был своевременным, при слове «нарисовать» юный художник вскочил с места и, взяв колдунку за руку, отвёл её на низенький диванчик, усадил, расправил складки платья. Осторожно, кончиками пальцев, повернул подбородок, а потом поманил к себе Эйлана. Заинтригованный мальчишка тут же устроился у нянькиных ног. Тальгато отошёл на полшага, любуясь. Вероятно, увиденное его удовлетворило, поскольку он, по-прежнему молча, уселся напротив и приступил к работе.

Колдунка скосила глаза, но смогла разглядеть только макушку художника, склонившегося над бумагой.

Так прошло довольно много времени, Тальгато азартно скрипел карандашом, Люция величественно смотрела на огонь, а Эйлан время от времени зевал. Торой продолжал дрыхнуть… Наконец, ведьма, несмотря на немые протесты Тальгато и его возмущённое мычание прервала творческий порыв — за окном уже сгустились сумерки, пора было ложиться спать.

Они заснули под сладкий шелест дождя и мурлыканье Кошеньки. Кошенька вообще мурлыкала очень громко и уютно.

«Интересно, что там снится Торою», — подумала Люция, погружаясь в сладкую дрёму.

Ведьме снилось, что она дома, в маленькой лесной избушке, орудует на кухоньке — готовит жаркое из зайца, в надежде поразить Тороя кулинарным мастерством. Вот уже и сковорода раскалилась на огне и пришла пора выкладывать на неё кусочки мяса. Стряпуха отстраняется от очага, чтобы не обжечься, и бросает зайчатину в кипящее масло, а масло возмущённо шипит и брызгается, причём, чем сильнее размешивает Люция жаркое, тем яростнее становится шипение. «Так не пойдёт, — думает ведьма. — Так не пойдёт, у меня же всё сгорит…». Она пытается снять сковороду с огня, но та принимается шипеть ещё яростнее.

Именно это свирепое шипение, становящееся с каждым мгновением всё неистовее и громче, разбудило спящую. Люция распахнула глаза, прогоняя остатки сна. Однако шипение раскалённого масла и не думало никуда исчезать! Несколько мгновений колдунка слепо таращилась в темноту, а потом разглядела на фоне мерцающих оконных стёкол воинственно изогнутый силуэт Кошеньки. Трёхцветка свирепо шипела, скребя когтями мраморный подоконник.

— Киса? — испуганным шёпотом позвала ведьма. — Киса…

Кошка шарахнулась, испугавшись неведомо чего, а потом сиганула к девушке под одеяло.

— Да что с тобой? — Люция поспешно встала и подошла к окну. Кошка беспокойно припустила следом, путаясь под ногами и призывно мяукая.

— Тихо! — шикнула на неё ведьма. — Разбудишь всех.

Словно поняв сказанное, трёхцветка смолкла, запрыгнула на подоконник и, вытянув шею, уставилась в окно. Колдунья тоже вглядывалась в темноту — чего там привиделось кошке, что она принялась шипеть с этакой злостью?

— Ничего не вижу. — По-прежнему шёпотом сказала ведьма.

За окном и впрямь ничего не изменилось — лишь продолжал занудно сыпать дождь, поливая мостовую, воздушные тротуары, здание Академии и округлый купол Залы Собраний. Ведьма прижалась лбом к стеклу, стараясь разглядеть ту часть площади, которая располагалась прямо под окнами покоев.

— Ничего не вижу. — Недовольно повторила она и уже хотела возвращаться в постель, как кошка несильно, но всё же ощутимо цапнула колдунку за палец.

— Ой! — Люция отдёрнула руку. — Ты чего?

Но трёхцветка не удостоила её ответом, она вновь обернулась к окну и мяукнула, как бы призывая девушку быть внимательней. Ведьме пришлось снова приникнуть к стеклу. И снова она ничего не заметила — всё те же мокрые мостовые, мрачные здания… А это что?

По изогнутому тротуару, прямиком к покоям, где так уютно устроились беглецы, скользила какая-то тень. Очертаниями тень была похожа на огромную летучую мышь, которая, чтобы не быть замеченной, стелилась над камнями мостовой. Сердце ведьмы ёкнуло и пустилось в неистовый пляс. Тень парила далеко внизу, на самом близком к земле тротуаре, но с такой скоростью она могла достигнуть башни, где находились Люция и её спутники, за считанные минуты… Однако незваная гостья, по всей видимости, ещё не обнаружила укрытие беглецов — она скользила от здания к зданию, словно принюхиваясь — невероятных размеров летучая мышь за смутной пеленой дождя.