Босиком по лужам - Аверкиева Наталья "Иманка". Страница 24

Билл отстраненно кивнул и понесся вперед… периодически подпрыгивая и кружась. Я наблюдала за ним с некоторой долей опасения — вдруг падение с мотоцикла плохо отразилось на его психическом здоровье и он с ума сошел. А что? Он тоже ударился, не так сильно, как я, но тем не менее. Билл подурачился немного и сияющий вернулся ко мне.

— Мария, это самая чудесная ночь за последние несколько лет моей жизни, — начал он неожиданно серьезно, положив руки мне на плечи. — Я хочу что-нибудь сделать для тебя. Наверняка у тебя есть какое-нибудь желание, которое я мог бы исполнить. Ну там с работой помочь, я не знаю… Еще что-нибудь… У меня все чего-нибудь просят. Ты не стесняйся. Я все сделаю для тебя. Хочешь, я дам тебе денег? Или куплю что-нибудь? Не стесняйся, проси. Я знаю, что просто так ничего не бывает. Что ты хочешь? Я дам тебе это.

Я обалдела. Фея, твою мать! Видали? Он все сделает! Ха! Мне глаза его не нравились. В них не было ни нежности, ни умиротворения, лишь холодный блеск, вызов непонятно кому. Решение родилось сразу. Что ж, давай поиграем в бога и тварь дрожащую. Только мы сейчас посмотрим кто из нас кто.

— Да, Билл, ты прав, — сказала я тихо, опуская глаза, словно стыдясь сама себя и своих желаний. — У меня на самом деле была к тебе просьба… И я решила, что вот в такой неформальной обстановке можно надеяться на ее исполнение… — Я гордо вскинула голову и наткнулась на победный взгляд парня. Опять та маска, что меня бесила весь день и полночи, — циничный, холодный взгляд, губы кривятся, выражение лица — я бог и не волнует. Он знал, что я попрошу, он ждал этого. От него всем и всегда что-то надо. И я не стала исключением. Его всегда все используют. И я такая же, как они. — Сними кеды.

Еле удержалась, чтобы не заржать! Он растерялся. И не просто растерялся. Моя просьба пробила брешь в его разуме, он потерялся в ней, заблудился. Он даже не понял значения услышанного.

— Что? — Билл наклонился поближе, словно от громкости моего голоса зависел смысл фразы.

— Сними кеды, — четко разделяя каждое слово, повторила я.

— За… За… Зачем? — недоуменно пробормотал он. Куда король-королевич-то делся, а, мальчик?

— Я хочу побегать с тобой босиком по лужам, — без капли улыбки.

— То есть? — продолжал тупить Билл.

— Что ты не понимаешь? Я хочу, чтобы ты, Билл Каулитц, сейчас снял кеды, закатал джинсы и босиком прошелся со мной по траве, по лужам, по асфальту. Я хочу, чтобы мы хулиганили, вот так, — я со всей силы топнула по луже, в которой стояла, окатив его теплой водой. Лицо непроницаемое, словно я требую вернуть миллион евро, которые он взял до зарплаты в прошлом месяце. — Ты же спрашивал про мое желание. Ты обещал, что исполнишь его. Исполняй.

— Но…

— Исполняй мое желание, — жестко, на грани ультиматума.

Билл послушно присел и принялся развязывать шнурки и закатывать штанины. Я с улыбкой наблюдала за его нервными действиями. Мальчишка, глупый тщеславный мальчишка. Ума совсем нет. Сплошные комплексы. Он связал концы шнурков и повесил кеды на шею. Лицо довольное, светится. Взгляд игривый, хулиганский.

— Вот так? — и он топнул по той же луже.

— Вот так, — подтвердила я, вновь поднимая мириады капель в воздух.

Мы носились по дорожкам. Мы топали по глубоким ручьям, что образовались после ливня, брызгались. Мы смахивали с гранитных плит лужицы в лица друг друга. Если наши импровизированные салки заводили нас на траву, к деревьям, то Билл подпрыгивал и дергал за ветки. И меня окатывало водой с листвы. Мы дурачились. Пихались и толкались. Мы истерично хохотали. Дождь усиливался. Уже не ливень, но тоже стремительный, краткосрочный. Было бы солнце, я бы сказала, что он грибной. И вообще над нашими головами сейчас обязательно должна быть радуга. И никак иначе! Я так хочу! Радуга!

— Свобода!!! — орал Билл на всю округу, раскинув руки в стороны, задрав лицо к небу и кружась. — Сво-бо-да!!! Я свободен! Сво-бо-ден!!!

Я смотрела на него и улыбалась.

«Я счастлива, — родилось в сознании. — Я нереально счастлива».

Сама себе не верила. Я давным-давно забыла это чувство. Вычеркнула его, уничтожила, жила как живется. И вот сейчас я счастлива просто от того, что вон тот немецкий мальчишка орал как потерпевший о своей свободе. Я счастлива от того, что кто-то другой счастлив.

— Билл, вон там лесенка, — указала в сторону. — Мы тут навернемся.

Мы стояли на крутом пригорке. Прямо перед нами внизу ртутью блестела аллея, а по бокам метрах в тридцати с каждой стороны две лестницы.

— Не хочу по лесенке, хочу по траве! — капризно поджал губы и потянул меня за собой.

— Мы не спустимся, слишком круто.

— Спустимся! Держись за ме…

Билл вскрикнул и, поскользнувшись босыми ногами на мокрой траве, плюхнулся на задницу, уронив меня следом. Только в отличие от него, я упала лицом вниз, неловко выставив свободную руку вперед, и покатилась по склону. Кочки и неровности больно били по ребрам, перед глазами все вертелось, голова, казалось, сейчас оторвется. Черт бы побрал этого упрямого осла! Я застонала, когда в спину впилась колючая ветка. Но через мгновение поняла, что это были цветочки, ягодки рухнули на меня сверху, полностью раздавив. Я сдавленно крякнула, перед глазами все поплыло. Билл ржал, уткнувшись носом мне в грудь, всхлипывал даже.

— Сколько ты весишь-то? — промычала я.

— Пятьдесят три.

— Блин, а такое чувство, что все пятьдесят четыре, — притворно захныкала.

— Ну может быть с курткой…

Серебристые крупные капли летели в лицо. Попадали в глаза, от чего пришлось их закрыть и просто слушать его счастливый смех. Я лежала и наслаждалась тяжестью его вздрагивающего тела. Вода забиралась под поясницу. Плечо ужасно саднило. Ноги давно заледенели и мало что чувствовали, но мне было так хорошо, что хотелось, как Билл, кричать об этом на весь мир.

Губ что-то коснулось. Аккуратно и осторожно, словно спрашивая разрешения. Дотронулось и чуть задержалось. Его губы — осенило уставшую головушку. Мой язык слегка лизнул его в ответ. Он всосал мою нижнюю губку и тихонечко прикусил ее. Пришлось проделать тоже самое с его верхней губой. По зубам прошелся требовательный язык, встретился с моим…

Каждый его поцелуй проливался на меня невозможной нежностью, разливался по телу удивительной теплотой, пропитывая разум негой. Мы просто целовались, пробуя друг друга на вкус. Его ладони обхватили мою голову, мои — покоятся на его пояснице. Никаких лишних движений. Никакой пошлости. Иногда он отрывался, чтобы посмотреть в мои глаза, смахнуть с лица прилипшие пряди или чуть потереться носом о нос, а потом опять припадал к губам, словно путник, мучающийся от жажды, смакующий малейшую каплю драгоценного напитка.

Еще один долгий поцелуй и он, рывком перевернувшись, развалился рядом на газоне.

— Знаешь, когда я устаю, то вот так ложусь в номере на пол, закрываю глаза и представляю, что надо мной небо, звезды, луна. Я стараюсь не думать о проблемах…

— И что, помогает?

— Да, это помогает прийти в себя. А вот сейчас я лежу, смотрю на небо, на звезды, на луну, и мне удивительно хорошо. И знаешь что?

— Что?

— Когда в следующий раз мне будет плохо, когда будет казаться, что всё против меня, что жизнь вот-вот закончится, и нет спасения, нет выхода, я подойду к окну и буду смотреть на звезды. Я скажу: «Звезда, звезда, помоги мне». Я вспомню тебя, и… она мне поможет. Обязательно поможет.

Я поднялась на локтях, наконец-то убравшись с ненавистной колючки, посмотрела в жмурящиеся глаза. На лбу легкие морщинки из-за почему-то нахмуренных бровей. Щеки с легким румянцем. В растрепанных волосах запуталась какая-то трава и листик. Я убрала его. Взгляд скользнул по телу. Перемазанная в грязи одежда. Язык медленно и аккуратно слизнул капельку с уголка губ.

— Обещаю, что где бы я ни была, поднимая глаза к небу, я буду видеть там всего одну звездочку, — улыбнулась в ответ. — И если мне будет трудно, если руки опустятся, надежда покинет, я произнесу: «Звезда, звезда, помоги мне». И она мне поможет. Обязательно поможет.