Арлекин - Гамильтон Лорел Кей. Страница 50
— Да, у меня много любовников. Но случайных среди них нет, Рафаэль.
Он перевел дыхание, сделал глоток из чашки и сказал:
— Может быть. Но быть твоим любовником — это, видимо, повышает силу каждого мужчины, которому ты… отдаешь себя.
— Это не так.
— Назови хоть одного, который не приобрел бы от этого силу.
— Трех могу назвать. Лондон, Реквием и Байрон.
— Первые два были мастерами еще до того, как ты с ними спала. Трудно судить, с какой силой они сюда прибыли и какую могли здесь приобрести. Байрон спал с тобой только однажды. Кажется, что этого недостаточно. — Он поставил чашку на блюдце. — Хорошо: твои регулярные любовники приобретают силу.
— Мне кажется, ты меня переоцениваешь.
Рафаэль передал тарелку Луи — тот встал и поставил ее на стол, будто ему велели. Рафаэль посмотрел на меня — так, будто видел меня насквозь и стену за мной. Таким взглядом человека изучают, взвешивают и оценивают. Я сумела под этим взглядом не поежиться, но усилий это потребовало значительных.
— И что? — спросила я.
Он посмотрел на Жан-Клода:
— Она не знает?
— Не уверен, что понимаю смысл твоего вопроса, — ответил Жан-Клод.
— Жан-Клод, каждый из любовников Аниты увеличивает свою силу. Ашер был мастером только по названию — ну, почти, — но с тех пор, как он оказался у нее в постели, у него так прибавилось силы, что он мог бы иметь свою территорию. И имел бы, но он слишком любит вас обоих, чтобы с вами расстаться. Натэниел был жертвой для каждого желающего — сейчас это личность, с которой приходится считаться. И ты лично приобрел больше силы, чем вообще мечтать мог.
— Ты считаешь, что это ma petite дала мне силу, а не я поделился с нею своей?
— У нее есть свой триумвират силы, Жан-Клод. Свой слуга-вампир — Дамиан.
— Я не серый кардинал, Рафаэль. Поверь мне, Жан-Клод достаточно силен для нас обоих.
— Да, но большую часть своей силы он набрал после того, как ты стала его любовницей.
— Я набрала силу после того, как он сделал меня своим слугой, — возразила я, — а не наоборот.
— Я разговаривал с некоторыми крысолюдами в Европе, — сказал Рафаэль. — Они говорят о вашей Белль Морт, создательнице вашей линии, будто она умеет передавать силу своим любовникам, если хочет.
— Белль Морт ни с кем силой не делится, — возразил Жан-Клод.
— Нет, но она имеет такую возможность: с помощью секса делать своих любовников сильнее. Ходят легенды, что она своим прикосновением создавала императоров и королей. В ее постели менялось лицо Европы.
— Да, она правила из своей спальни, но не так, как ты думаешь. Она выбирала сильных, тех, кто мог дать ей то, чего она хочет. И я не набрал силу в ее постели, я сотни лет был ее игрушкой. И Ашер тоже.
— Мастера городов часто убивают собственных детей-вампиров, если те становятся слишком сильны. Это так? — спросил Рафаэль.
— Некоторые так поступают.
— Но не странно ли, что многие вампиры, почти бессильные вблизи Белль Морт, чем дольше с ней разлучены, тем больше набирают силы?
— Что ты хочешь сказать, Рафаэль?
— До меня доходили слухи, что некоторые мастера умеют придерживать силу своих приверженцев.
— Некоторые — да, но я не думаю, что Белль из их числа.
— Почему бы и нет?
Жан-Клод снова ответил тем же пожатием плеч.
Честно говоря, не понравилось мне, что крысы так хорошо информированы. Я однажды видела, как мастер вампиров набрал новые силы, оказавшись в Америке, далеко от своего прежнего мастера. Но я не знаю, нарочно это было сделано или нет. Мне все чаще приходит в голову вопрос, не выделяют ли сильные мастера что-то вроде гормона, задерживающего развитие силы у окружающих. Проверить это невозможно, но кое-что из того, о чем говорит Рафаэль, я видела собственными глазами.
— Крысы есть в каждом городе, — сказал Самсон. И прозвучало это так, будто мы опять о нем забыли.
— Есть, — кивнул Рафаэль.
Я представила себе сотни крыс, бегающих в стенах, слышащих все — и что слышат они, то слышит и царь крыс. Так это и есть? На самом деле? Хотелось спросить, но непонятно было, как при таком настроении он отнесется к вопросу.
— Я — сын двух больших сил, но тебе было безразлично, что ты оскорбил меня, — продолжал Самсон.
— Я не знаю, кто ты для Жан-Клода и Аниты.
— И ты решил не замечать меня и посмотреть, как я отреагирую?
Рафаэль кивнул.
— Я следующий в очереди кандидатов в любовники Аниты.
— Отчего же ты ждешь так долго?
— Право дамы — заставлять мужчину ждать.
Очевидно, они говорили обо мне, но так, будто я не слышу этого разговора или не понимаю его.
— Допустишь ли ты, чтобы я опередил тебя в этой очереди?
— Нет, — покачал головой Самсон.
Рафаэль обернулся к Жан-Клоду:
— Это твое последнее слово — что сын морского царя для тебя важнее, чем я, чем мои крысы?
— Это не то, что здесь было сказано, Рафаэль.
— Я считаю, что зверь, который приходит в твою постель или постель Аниты, для тебя важнее, Жан-Клод. Можешь это опровергать, если хочешь, но пудинг сам свидетельствует о своем вкусе.
— Нет, необходимо его съесть, потому что с виду все пудинги сладкие.
— Так я или кто-нибудь из моих для тебя с виду сладкие? — спросил он.
Реакцию Клодии я почувствовала через всю комнату. Вспышка силы, будто метафизическая пощечина, напомнившая, какая мощь заключена в этой женщине. Этот выплеск жара ясно и отчетливо дал всем понять: какой бы вкусной кто ее ни считал, в эти игры она играть не будет.
Рафаэль шумно выдохнул и повертел шеей, будто шлепок энергии оказался тем сильнее, чем ближе к его источнику.
— Я не стану никого из моих крыс силой загонять в чужую постель. Но если кто-то из них согласится по собственной воле, возьмешь ли их как доноров плоти и крови?
— «Плоти» — это как? — уточнила я.
— Это секс.
Ричард шевельнулся на диване рядом со мной и сказал:
— Крысы никому не дают кровь. Это был один из первых твоих законов, когда ты стал королем. Николаос подвергла тебя пытке, когда ты запретил крысам кормить ее вампиров.
— Она была не в себе, и чем дальше от нее, тем безопаснее для моего народа. К Жан-Клоду чем ближе, тем безопаснее.
— И ты правда разрешил бы своим крысам быть шлюхами крови? — Ричард был почти шокирован.
— Разрешил бы.
— Ты думаешь, если некоторые из твоих крыс войдут в наши спальни, народу твоему будет безопаснее жить? — спросил Мика.
— Что бы решил ты на моем месте?
— Не это, — ответил Ричард.
— Я спрашиваю Нимир-Раджа.
Ричард неловко поерзал, а Мика наоборот устроился поудобнее.
— Я уже сделал то, что предлагаешь ты.
Рафаэль кивнул:
— Ты предложил себя Аните и Жан-Клоду, и теперь твой пард, одна из самых малочисленных групп в округе, защищен лучше всех других групп во всем Сент-Луисе. Много ли твоих леопардов дают кровь вампирам?
— Почти все.
Рафаэль развел руками, будто говоря: «Видите?»
Я хотела было с ним поспорить, но постаралась быть честной. Здравы ли его рассуждения? У нас Мика отвечал за горячую линию мохнатой коалиции, а потому постепенно становился тем, к кому прежде всего обращались все члены сообщества ликантропов. Он служил связующим звеном между нами и широкой общественностью, и даже телевизионное время у него росло. Он отличную давал озвучку.
Леопардов было меньше, чем почти любого другого вида, однако задевать их никто не решался. Дело в том, что Жан-Клод, или я, или наши люди взяли себе привычку убивать каждого, кто их обижает.
Я посмотрела на царя крыс и тихо сказала:
— Вот черт.
— Да, — согласился он.
Я посмотрела на сидящих на диване Ричарда и Жан-Клода:
— Нельзя же сказать, что он ошибается?
— Некоторые его рассуждения я не берусь оспорить, — произнес Жан-Клод.
— Нет, — возразил Ричард. — Он не может быть прав.
— Я не сказала, что он прав, Ричард. Я только сказала, что в его словах нет ошибки.