Ланселот, мой рыцарь - Елисеева Оксана. Страница 26

— Вы не носите чулок? Почему? — Голос Ланселота вдруг стал приглушенным, и Хелен сразу вспомнила, когда он с ней так разговаривал. Кровь ударила ей в голову, щеки раскраснелись.

Она попыталась отдернуть ногу, но вряд ли смогла бы вырваться из его стальных рук. Но эти сильные руки не причиняли ей боли. Он медленно погладил гладкую кожу на ее ступне, взбираясь выше по голени и мягко массируя ее. Затем вдруг резко отпустил ее ногу, так что она даже стукнула об пол, и встал.

— Там ничего нет. Возможно, небольшое растяжение, как вы и предполагали. Приложите холодный компресс, и все пройдет.

И быстро вышел из комнаты. Хелен осталась сидеть с горящими щеками и с горящей ногой, которая теперь в самом деле заболела. Тихонько зашла Селина.

— Что-нибудь принести, госпожа? — спросила она сама, видя, что Хелен ничего не приказывает.

— Да, — медленно повернула голову в ее сторону Хелен. — Холодной воды и кусок ткани, чтобы забинтовать ногу.

Нужно было наложить фиксирующую повязку на стопу, чтобы связки находились в постоянной поддержке.

В прошлый раз, в кабинете, ее охватили совсем неуместные чувства, и Хелен ощутила, как они снова накатывают на нее. Нет, она должна быть твердой. То, что это весьма романтическая эпоха, не означает, что она пришла сюда за тем, чтобы влюбиться в рыцаря. Даже если этот рыцарь сам Ланселот.

И тут Хелен впервые с момента своего появления здесь задумалась о том, зачем она вообще попала в это время. Неужели только для того, чтобы убедиться в существовании Камелота и рыцарей Круглого стола? Каким-то образом это можно было бы понять, если бы в двадцатом веке она упорно искала следы их существования. Если бы она была зациклена на артуровских легендах, то можно было бы предположить, что ей снится сон из-за чрезмерной занятости ее мозга образами рыцарей. Но она никогда не интересовалась этой легендой, раз и навсегда решив, что это лишь сказка, не имеющая под собой никакой реальной основы.

Тогда зачем ей здесь появляться? Что за странный скачок времени и почему это произошло именно с ней? Может, какие-то временные аномалии присутствуют в самом Сент-Невилле? Но с самого основания замка не было отмечено ни одного подобного явления, ни одного исчезновения человека. Значит, это не связано с замком. Но почему именно она оказалась здесь?

Поломав порядком голову и не придумав более-менее подходящего объяснения своему появлению здесь, Хелен решила: что бы ни произошло в дальнейшем, возможность выяснить правду об эпохе короля Артура упускать нельзя. К тому же все то, что она видела сейчас, настолько ей нравилось, не считая, конечно, отсутствия ванной и туалета, что она решила пока не задумываться о возвращении домой.

Но влюбляться здесь нельзя. Категорически. Хелен подумала над этой стороной вопроса и успокоилась. Сколько раз она говорила Рите, что у нее не голова, а машина. А вместо сердца — кусок льда. Она слишком расчетлива и слишком разумна, чтобы влюбляться с первого взгляда. Сначала она должна полностью убедиться в том, что человек ей подходит, и лишь потом можно позволить себе испытывать к нему какие-то чувства. Рита смеялась над этими ее утверждениями и говорила, что когда-нибудь Хелен встретит такого человека, влюбится в сей же миг, как только увидит его. Ну, насчет Ланселота она могла не волноваться. Даже по теории Риты, она ведь не влюбилась в него в тот же миг, как увидела? Скорее, наоборот.

Селина принесла холодную воду и сделала компресс. Туго обвязав ступню, Хелен села в кресло перед окном. Ноге нужен покой, поэтому она не сможет сегодня много ходить. А впереди еще полдня. Чем же заняться?

Хелен велела принести к ней в комнату сундуки и занималась тем, что разбирала старые вещи (то есть старые даже для этого времени) и старалась как можно подробнее запомнить детали нарядов. Самой большой бедой для нее было отсутствие возможности все это записать и зарисовать. Даже если бы она сделала чернила из чернильных орешков, что в изобилии встречаются летом на дубовых листьях, то писать все равно было не на чем. Она помнила — бумагу придумали китайцы в первом веке, и она даже до арабов дошла примерно только в восьмом, что уж говорить о древней Британии. Хелен постаралась вспомнить, на чем писали древние римляне, и вспомнила о пергаменте и церах — деревянных навощенных дощечках, прикрепленных друг к другу наподобие книги. Пергамент был слишком редким и дорогим материалом, так что придется использовать церы.

Она позвала Селину и велела идти в кабинет Ланселота. Наверняка там должно быть что-то для письма. Служанке так же было велено позвать к Хелен рыцарей, которые пожелают поведать ей какие-нибудь занимательные истории. Таким образом она надеялась записать истории их семей.

Хелен сидела в ожидании Селины, когда дверь распахнулась и вошел Ланселот. Он был немного зол, впрочем, как всегда.

— Вы и минуты не можете просидеть, чтобы не взбаламутить моих рыцарей? — недовольно произнес он.

Хелен удивленно уставилась на него. Что еще она сделала?

— Все рвутся к вам, — объяснил он. — Скажите, что вы задумали?

— Ничего особенного, — с вызовом ответила Хелен. Он всегда подозревает ее в каких-то недобрых делах. А ведь она уже столько сделала и для него самого, и для рыцарей!

— Так что же все-таки?

— Мне просто скучно сидеть здесь одной.

— Вы можете спуститься.

— Я не могу. У меня болит нога. Особенно после того, как вы уронили ее на пол!

— Нужно было держать ее, а не пялиться на меня.

Хелен в ярости и возмущении вскочила, забыв про ногу.

— Ах вы напыщенный павлин! — вскричала она. — Вон из моей комнаты!

— Это пока еще мой замок! — ответил ей Ланселот, не двигаясь с места.

— Тогда уйду я!

— Посмотрим, далеко ли, — с насмешкой продолжил Ланселот, глядя, как она хромает.

— Я обошла пешком почти пол-Европы, так что не испугаюсь, будьте уверены.

Хелен уже дернула ручку двери, когда Ланселот остановил ее.

— Извините меня, — сказал он. — Я всегда говорю не то в вашем присутствии. Возможно, это ваша красота так действует на меня.

Хелен гневно обернулась. Он еще смеет делать ей комплименты, очевидно, для того, чтобы разжалобить ее!

— Вы действительно очень красивы, это невозможно отрицать. А я мужчина. И вы мне нравитесь. Но я не знаю, как к вам относиться. Возможно, поэтому я говорю все эти глупости.

— Это не глупости, а оскорбления, — сердито сказала Хелен.

— Прошу меня простить. Я постараюсь более не оскорблять вас.

— Верится с трудом.

— В знак моих извинений могу отнести вас на ваш стул.

— Не трогайте меня. — Хелен прохромала к своему креслу. — Вы уже в который раз оскорбляете меня. А разве я давала вам повод? Скажите.

Ланселот не мог думать, глядя в эти прекрасные глаза цвета заморской корицы, поэтому отвернулся. Все это слишком далеко заходит. Пора от нее избавляться. Он завтра же выступает в Камелот и сдаст ее там Артуру. А может, удастся отправить ее с Гавейном? Тот давно не был дома. Съездит, побудет со своей семьей и заодно отвезет Хелен. От этой мысли у Ланселота на душе стало одновременно и радостно, и грустно.

— Нет, — сказал он. — Это все я. Обещаю больше не оскорблять вас, потому что завтра вы едете в Камелот, ко двору Артура. Вас отвезет Гавейн.

Хелен в удивлении открыла рот. Он отправляет ее в Камелот? Да еще и не сам будет сопровождать, а поручит это Гавейну? Он так сильно хочет избавиться от нее? Что ж, у нее тоже есть гордость.

Она не смогла ничего сказать, лишь кивнула головой, стараясь держаться как можно прямее. Он снова оскорбил ее и даже не подозревает об этом.

— Увидимся за ужином, леди Хелен. Я надеюсь, к тому времени вы уже будете чувствовать себя лучше и сможете к нам присоединиться.

Гавейн покачал головой, когда Ланселот сказал о своем решении.

— Вряд ли она так спокойно согласится, чтобы я ее отвез, — заметил он.

— Она уже согласилась, — холодно бросил Ланселот.