Багдадский вор - Белянин Андрей Олегович. Страница 53

— Я не могу…

— И не надо! Я уж сам как-нибудь отсюда выберусь, без провожатых… Что сестре-то передать? Или ну её на фиг… Оно, знаешь, правильнее будет — зачем жене эмира внебрачную дочь визиря в сродственницы принимать? Далеко пойдёшь, свет Епифенди, ой далеко!

— Не-е-т!

— Что орёшь? Ну нет так нет… Не хочешь далеко ходить — не надо. В последний раз спрашиваю, ты со мной или как?

Девушка долгую минуту молчала, напряжённо морща носик, потом всё-таки решилась и, повернувшись ко Льву спиной, выпалила всё как на духу:

— Я не могу с вами пойти, потому что вы весь голый!

— Кто, я?! — не сразу поверил Лев, лихорадочно проверяя, а на месте ли верная тюбетейка. На месте, хвала аллаху… Но кроме неё ничего другого обнаружено не было. Он вынужденно признал правоту девушки. — Ладно, каюсь… Были форс-мажорные обстоятельства и… и… и потом, у меня всё равно весь халат бесповоротно испорчен подсолнечным маслом! Твой Ходжуля подсуропил, кстати… А у вас тут нигде лишних шаровар не завалялось?

— Нет.

— Да ты хоть глаза открой и посмотри хорошенько!

— Не буду я глаза открывать! — почти срываясь на слёзы, взвизгнула девушка. — Потому что вы голый, а Шариат запрещает смотреть на голого мужчину!

— Я в тюбетейке… — нервно огрызнулся Лев, ему и самому уже стало как-то неудобно. Пошарив по комнатке, он вытащил полупрозрачные газовые ткани, три раза обмотал себя вокруг пояса и вполне удовлетворился осмотром.

Стыдливая Ирида, мельком глянув на приодевшегося Багдадского вора, коротко всхлипнула и вновь повернулась спиной:

— Всё равно…

— Что всё равно? Сейчас-то чем я тебя не устраиваю?!

— Всё равно у вас всё видно…

Ответить Лев не успел, хотя уже набрал полную грудь воздуха для гневной отповеди, — в коридоре раздались возбуждённые голоса:

— Эмир! Радуйтесь, ибо наш муж пришёл к нам!

А скромный полуголый герой почему-то сразу почувствовал, что Селим ибн Гарун аль-Рашид несколько не в духе. У владыки Багдада, надо признать, были причины для плохого настроения. Являясь просвещённым монархом, он время от времени переодевался в платье простолюдина и разгуливал по базару, слушая, как народ восхваляет его правление. Естественно, заблаговременно предупрежденная стража Шехмета, так же переодевшись, ненавязчиво охраняла эмира от всяких малоприятных неожиданностей. Со стороны это выглядело очень впечатляюще: десяток откормленных мордоворотов в нищенских лохмотьях, распихивая прохожих, повсюду сопровождал невысокого, худенького декханина средних лет, с набриолиненной бородкой и ухоженными руками. Народ тоже быстренько просёк это дело, и везде, где только появлялся переодетый эмир, начиналось шумное, едва ли не хоровое, вознесение до небес его социальной политики. В результате каждый получал, что хотел: эмир — удовлетворение, народ — разрядку, ибо после таких похвал увеличивать налоги было уже как-то неудобно…

Вот в один из безоблачных от общегородской лести дней великий и могущественный Селим ибн Гарун аль-Рашид увидел на базаре танцующую девушку. Её милое личико слегка прикрывала полупрозрачная вуаль, шаровары и расшитый жилетик почти не скрывали стройную фигурку, и, посоветовавшись с ближними сопровождающими, эмир решил взять танцовщицу во дворец. Ему казалось, что это очень хороший и мудрый шаг — в народе будут говорить, что их повелитель скромен, доступен и не чванлив, раз берёт себе в постель первую же базарную девку. Ошибка была лишь в том, что Ирида Епифенди таковой не являлась. Да и сами багдадцы вряд ли сочли подобный произвол свидетельством простоты и демократии…

Но причина плохого настроения именно сегодня была совсем в ином — город полнился слухами о неуловимом Багдадском воре. За последние несколько дней его видели многие, его деяния превращались в легенды, его голубыми глазами бредили женщины, его ловкость и безнаказанность воспевали бродячие акыны, его приметы были столь значимы, что не узнать такого человека на улице было просто невозможно, а он всё равно оставался неуловим… Он обокрал караванщиков Бухары, он надсмеялся над городской стражей, бежал из зиндана и дважды грабил самого Шехмета; он опозорил подающего надежды Али Каирского, расстроил его брак и изгнал Далилу-хитрицу вместе с дочерью; он постоянно уходил из суровых рук закона, и некоторые отдельные неблагонадёжные мусульмане даже смели ему… сочувствовать! А ведь в Багдаде уже почти установился истинный порядок… Назойливые мысли о наглом воре не давали эмиру спать, и даже когда преданные нукеры доложили о доставке во дворец рыжеволосой красавицы с базара, эта приятная новость всё равно не была достаточной для полного успокоения души. Конечно, здесь было где порадоваться телу, но… Сиюминутное удовлетворение чисто мужских потребностей с новой игрушкой не могло соперничать со жгучим желанием собственноручно содрать кожу с бесстыжего нарушителя основных заповедей Корана. Но ладно, пусть неотвратимое возмездие подождёт, а пока на маленькую танцовщицу следовало взглянуть поближе. Каково же было удивление эмира, когда у самых дверей хранимого Аллахом гарема он обнаружил двух бессознательных охранников! Причём бедные нубийцы валялись так, словно какой-то дэв-великан стукнул несчастных лбами, как шкодливых котят. По одному знаку владыки гарем со всех сторон окружили бдительные нукеры с ятаганами наголо! А сам Селим ибн Гарун аль-Рашид осторожненько постучал в дверь…

— Да, наш господин? — счастливым хором взвыли все жёны, наложницы, сожительницы, любовницы и фаворитки эмира, гроздьями высовываясь из окон второго этажа.

— Кыш, бесстыдницы! Разве вы не видите, сколько здесь посторонних мужчин?! А вы куда уставились, негодяи?! Разве вы не видите, что это мои жёны?!

— Да простит нас Аллах… — пряча улыбки, ответили верные стражи, а женщины с упоённым визгом задёрнули занавески. Эмир постоял, подумал и решился на новый вопрос, не очень умный…

— О женщины, нет ли в моём гареме незнакомца?

Ответом послужила долгая минута недоумённого молчания, а потом началось такое… Вой перепуганных и оскорблённых женщин был так громок, что под ногами нукеров задрожала земля. Некоторые опустили ятаганы, наиболее впечатлительные падали ничком, закрывая ладонями уши, а сам владыка Багдада едва не опрокинулся навзничь, хватаясь обеими руками за спрыгнувшую с головы чалму. Увы, ей не удалось спастись бегством… Призвав на помощь всю силу воли и терпение, умудрённый опытом жития с пятьюдесятью жёнами сразу, Селим ибн Гарун аль-Рашид безуспешно пытался переорать несчастных. (Или счастливых? Ведь что ни говори, а посторонний мужчина в гареме — это какое ни есть развлечение для его обитательниц…) Но вернёмся к попыткам эмира — они были сколь старательны, столь и бесполезны. Вой не прекращался!

А истинный виновник всей суматохи стоял в комнатке базарной танцовщицы Ириды, с лицом белее алебастровых стен и нервно дрожащими коленками. Лев лихорадочно соображал, куда и как удрать? Прыгать из окна второго этажа — глупо, там ждут стражи с острыми саблями, а выходить через единственную дверь первого этажа — прямо в тёплые объятия ревнивого мужа — тоже не намного умней… Тем паче что благодаря трём безымянным плутовкам Багдадский вор уже осчастливил хозяина гарема добротными, слегка разветвлёнными рогами. Мысли путались в голове, стукаясь, пихаясь локтями и яростно наскакивая друг на друга. Спокойно и хладнокровно вела себя лишь одна, чинно стоящая в уголочке, мысль о том, что времени становится всё меньше и меньше. Рано или поздно муж и жёны придут к взаимопониманию, в пять минут обыщут всё здание и с позором выдадут связанного шёлковыми ленточками блудливого внука дедушки Хайяма. Который, кстати, так и не узнает, где сгинул его воспитанник, ибо тайны гарема хранятся строго, а нарушители его покоя покоятся тихо. Если вы поняли, что я хочу сказать… Если не совсем, то поверьте мне на слово — Льву в ту минуту действительно было страшно.