Четыре. История дивергента - Рот Вероника. Страница 33

– Подумай хорошенько, – подытоживает Эвелин. – Действительно ли ты хочешь помогать людям, которые скажут ребенку, что его мать умерла, только чтобы сохранить свою репутацию? Или ты хочешь помочь отстранить их от власти?

Я решил, что знаю ответ. Надо спасти невинных членов Альтруизма с их постоянной службой и покорным киванием головами. Но разве стоит спасать лицемеров, которые заставили меня горевать, которые оставили меня наедине с человеком, причиняющим мне боль? Я не могу посмотреть на мать, не могу ей ответить. Я жду, когда поезд подъедет к платформе, и спрыгиваю вниз, не оглядываясь.

– Не обижайся, но выглядишь ты ужасно. – заявляет Шона.

Она плюхается на соседний стул и водружает на стол свой поднос. Вчерашний разговор с матерью был похож на внезапный раскат грома, после которого все остальное звучит приглушенно. Я всегда знал, что отец жестокий человек. Но я думал, что другие альтруисты ни в чем не виноваты. В глубине души я всегда считал себя слабым – потому что я сбежал от них. Я повел себя как предатель… Теперь кажется, что бы я ни решил, я все равно кого-нибудь предам. Если я предупрежу альтруистов о предстоящем нападении, то предам лихачей. Не предупрежу их – предам мою бывшую фракцию, и уже по-настоящему. Мне нужно сделать выбор, но от этой мысли меня просто тошнит.

Сегодняшний день я провел так: проснулся и пошел на работу. Разместил рейтинг неофитов, который стал причиной раздора: я выступал за улучшение показателей, а Эрик – за последовательность обучения. Потом я побрел в столовую. Я будто бы двигался только благодаря мышечной памяти.

– Ты будешь что-нибудь есть? – спрашивает она, кивая в сторону моей полной тарелки.

Я пожимаю плечами:

– Возможно.

Я догадываюсь, что сейчас она спросит у меня, в чем дело, поэтому меняю тему:

– Как дела у Линн?

– Тебе лучше знать, – отвечает она. – Ведь ты наблюдаешь за ее страхами и все такое.

Я отрезаю кусок мяса.

– Каково это? – с любопытством спрашивает Шона, поднимая бровь. – Видеть чужие кошмары?

– Я не могу обсуждать с тобой страхи Линн, ты же в курсе.

– Ты сам придумываешь правила?

– Какая разница?

Шона вздыхает:

– Просто иногда мне кажется, что я ее совсем не знаю.

Мы доедаем молча. Вот что мне больше всего нравится в Шоне – ей не обязательно заполнять тишину болтовней. Закончив есть, мы вместе покидаем столовую. С другого конца Ямы нас зовет Зик.

– Привет! – здоровается он, оборачивая палец скотчем. – Не хотите размять кулаки?

– Давай. – Мы с Шоной отвечаем в унисон.

Мы идем к тренажерному залу. Шона рассказывает Зику свежие новости о том, как прошла ее неделя у границы.

– Два дня назад придурок, с которым мы патрулировали, окончательно спятил. Он клялся, будто что-то увидел… а это был обычный поли– этиленовый пакет, – выпаливает Шона. Зик проводит рукой по ее плечам.

Я ощупываю свои костяшки и стараюсь им не мешать. Когда мы добираемся до зала, до меня доносятся чьи-то голоса. Нахмурившись, я открываю дверь ногой. Внутри находятся Линн, Юрайя, Марлен и… Трис. Такое столкновение разных людей меня даже удивляет.

– Мне показалось, я слышал здесь что-то странное, – бормочу я.

Юрайя стреляет по мишени из пистолета с пластиковыми пульками, которые шутки ради лежат повсюду в лагере Лихачества. Я уверен, что пистолет не его – он принадлежит Зику. Марлен что-то жует. Она улыбается мне и приветственно машет рукой.

– А вот и мой братец-дурачок! – восклицает Зик. – Вам нельзя находиться здесь после отбоя. Осторожнее, а то Четыре доложит обо всем Эрику, и вам несдобровать.

Юрайя засовывает пистолет за пояс, не поставив его на предохранитель. В конце концов, он выстрелит прямо у него в штанах, оставив шрам на его заду. Я помалкиваю. Я держу дверь открытой, чтобы выпроводить их отсюда. Поравнявшись со мной, Линн заявляет:

– Ты бы не рассказал Эрику.

– Нет, не рассказал бы, – соглашаюсь я.

Когда мимо меня проходит Трис, я выставляю руку вперед, и она попадает ей между лопатками. Я не могу понять, специально ли я так поступил или нет. Меня мало это волнует.

Остальные болтают в коридоре, и наш первоначальный план провести время в тренажерном зале оказывается напрочь забыт. Юрайя и Зик начинают пререкаться, а Шона с Марлен доедают маффин.

– Подожди секунду, – прошу я.

Она поворачивается ко мне. Она выглядит взволнованной. Я с трудом пытаюсь улыбнуться, но у меня ничего не получается. Ранее, когда я вывесил рейтинги неофитов, я заметил напряжение в тренажерном зале – подсчитывая баллы, я никогда не задумывался о том, чтобы занизить ей оценки для ее же блага. Это было бы оскорблением по отношению к ее навыкам, но, возможно, она бы лучше стерпела оскорбление, чем конфликт, назревающий между ней и неофитами. Она – бледная и вымотанная, возле ее ногтей небольшие порезы, а во взгляде сквозит нерешительность, но я уверен, что дело не в баллах и ссорах с новичками. Она – не из тех, кто станет отсиживаться в безопасности.

– Твое место здесь, верно ведь? – спрашиваю я. – Рядом с нами. Скоро все закончится, и… ты просто держись, хорошо? – Я чувствую, как моя шея горит, и я царапаю ее ногтями, не в состоянии посмотреть в глаза Трис, хотя она смотрит на меня в упор, пока тянется бесконечное молчание.

Затем она скользит своими пальцами по моим, и я с удивлением таращусь на нее. Я слегка сжимаю ее ладонь. Меня охватывают смятение и усталость, но я понимаю, что, несмотря на то что я тысячу раз неловко касался ее и каждый раз совершал оплошность, я только сейчас получил от нее отдачу. Трис отворачивается и убегает, чтобы догнать своих друзей.

А я стою в коридоре в одиночестве и улыбаюсь как идиот.

Я тщетно пытаюсь уснуть, ворочаясь под одеялом, стараясь удобно устроиться. Но ощущение такое, будто у меня вместо матраса – мешок, набитый камнями. Наверное, я слишком поглощен мыслями. В итоге я сдаюсь, обуваюсь, надеваю куртку и направляюсь к «Спайру» – я всегда хожу туда, когда меня мучает бессонница. Я о многом размышляю. Может, снова включить программу пейзажа страха, думаю я. Но ведь днем я не позаботился о том, чтобы пополнить запас сыворотки для симуляции, значит, теперь это будет непросто. Поэтому я иду в диспетчерскую, где Гас встречает меня ворчанием, а два других оператора вообще не замечают.

Я уже не пытаюсь получить доступ к файлам Макса – мне кажется, что я получил достаточно информации. Грядет нечто очень плохое, а я понятия не имею, буду ли пытаться это остановить. Мне нужно рассказать о планах Макса и Джанин хоть кому-нибудь, кто поймет меня и посоветует, что делать. Но мне некому довериться. Мои друзья родились и выросли во фракции Лихачества. Я и не представляю, насколько сильно они доверяют своим лидерам. Сейчас я ни в чем не уверен.

Почему-то в голове возникает образ Трис – искренне, но в то же время сурово она жмет мою руку в коридоре. Я просматриваю записи, изучая городские улицы, а затем переключаюсь на лагерь Лихачества. В основном в коридорах настолько темно, что я бы не смог ничего увидеть, если бы случайно там оказался. В наушниках звучит шум воды в пропасти или свист ветра в переулках. Я вздыхаю, опираюсь на локоть и наблюдаю за тем, как на мониторе сменяются изображения. Постепенно на меня нападает дремота.

– Ступай спать, Четыре, – говорит Гас с другого конца комнаты.

Я просыпаюсь, дернувшись, и киваю. Если я не слежу за записями, то мне лучше не сидеть в диспетчерской. Я выхожу из своей учетной записи и тащусь к лифту, часто моргая, чтобы не уснуть.

В холле я слышу вопль, доносящийся снизу, из Ямы. Не добродушный рев кого-нибудь из лихачей, не возглас испуганного, но довольного неофита, нет, это крик с вполне определенным оттенком – оттенком страха. Острые камушки рассыпаются позади меня, когда я сбегаю к самому дну Ямы. Я дышу часто и тяжело, но ровно. Трое людей в черном стоят неподалеку от перил. Они окружили кого-то еще, и этот человек гораздо меньше ростом. И хотя я не могу их разглядеть, я сразу понимаю, что назревает поединок. Хотя слово «поединок» здесь совсем не подходит, потому силы явно не равны. Один из нападавших резко оборачивается, замечает меня и улепетывает в противоположном направлении. Подобравшись ближе, я натыкаюсь на мужчину, который уже поднял жертву над пропастью.