Четыре. История дивергента - Рот Вероника. Страница 34

– Эй! – вырывается у меня.

Я вижу ее светлые пряди, которые тотчас блекнут во тьме. Я вступаю в драку с противником – по рыже-красному цвету его волос я узнаю Дрю – и ударяю его о заграждение вокруг пропасти. Один, два, три раза я бью его по лицу, и он падает на землю. Я пинаю его, не задумываясь, ни о чем не задумываясь.

– Четыре, – произносит она тихим и измученным голосом, и это единственное, что заставляет меня остановиться.

Она свисает с перил, болтаясь над пропастью, как кусочек приманки на рыболовном крючке. Последний нападавший улизнул. Я бегу к ней, хватаю ее под плечи, вытаскиваю через перила и прижимаю к себе. Она утыкается лицом мне в плечо, обвивая мое тело под рубашкой.

Сокрушенный Дрю не шевелится. Я слышу, как он стонет, когда уношу Трис подальше отсюда – но не в больницу, где Трис будут искать ее недоброжелатели, а к себе домой. Я шагаю по сумрачному коридору. Я толкаю дверь и кладу ее на кровать. Провожу пальцами по ее носу и щекам, проверяя, нет ли переломов, затем щупаю пульс и наклоняюсь ближе, чтобы послушать дыхание. Похоже, она в порядке. Даже место удара на ее затылке – опухшее и поцарапанное, – но, кажется, несерьезное. Она не сильно ранена. А вот Дрю, возможно, повезло меньше.

Когда я ее отпускаю, у меня трясутся руки. Я даже не знаю, сколько раз я ударил Дрю, прежде чем Трис наконец позвала меня и заставила меня опомниться. Мое тело начинает трястись, я проверяю, что у нее под головой лежит подушка, и выхожу из квартиры, направляясь в сторону дороги рядом с Ямой.

По пути я пытаюсь восстановить в памяти последние минуты. Я хочу понять, куда, когда и как сильно я его бил, но все теряется на фоне головокружительного гнева. Я вспоминаю дикий, безумный взгляд Маркуса – он появлялся у него каждый раз, когда он злился, а я задумываюсь над тем, чувствовал ли он то же самое?

Я добираюсь до путей. Дрю еще там, лежит в неестественной скрюченной позе на земле. Я кладу его руку на свое плечо и наполовину поднимаю, наполовину тащу его в больницу.

Вернувшись домой, я быстро иду в ванную, чтобы смыть кровь – несколько костяшек разбиты от ударов о лицо Дрю. Значит, Дрю – один из нападавших, а второй, конечно, Питер. Но кто же третий? Точно не Молли – она не настолько высокая и физически развитая. На самом деле есть лишь неофит с похожей фигурой. Эл.

Я смотрю на свое отражение, словно боюсь увидеть в зеркале Маркуса, который таращится на меня. В уголке моего рта – порез. Неужели в какой-то момент Дрю врезал мне в челюсть? Не важно. Провал в памяти? Что ж, ну и пусть… Важно то, что Трис дышит. Я держу ладони под холодной водой, пока она не становится прозрачной, затем вытираю их полотенцем и направляюсь к холодильнику за льдом. Поднеся ей лед, я понимаю, что Трис очнулась.

– Твои руки, – замечает она.

Нелепо и глупо переживать о моих ссадинах, когда сама она болталась над пропастью, подвешенная за горло.

– Мои руки, – с раздражением говорю я, – не твоя забота.

Я наклоняюсь над ней, проводя упаковкой льда под головой, где я недавно нащупал синяк. А она умудряется слегка коснуться моего рта кончиками своих пальцев. Никогда не думал, что можно почувствовать прикосновение как прилив энергии. Ее пальцы – мягкие, изящные.

– Трис, со мной все в порядке.

– Как ты там оказался?

– Возвращался из диспетчерской. Услышал крик.

– Что ты с ними сделал?

– Полчаса назад сдал Дрю в лазарет. Питер и Ал убежали. Дрю заявил, что они просто хотели тебя напугать. По крайней мере, мне кажется, что он пытался сказать именно это.

– Ему сильно досталось?

– Жить будет. Но в каком состоянии – судить не берусь, – отвечаю я и сплевываю.

Мне не стоило показывать ей эту сторону, которая получает дикое удовольствие от боли Дрю. У меня вообще не должно было быть такой стороны. Трис тянется ко мне и сжимает мою ладонь.

– Хорошо, – шепчет она.

Я пристально смотрю на нее. У нее тоже есть темная сторона, по крайней мере, должна быть. Когда она победила Молли, у нее был беспощадно-яростный вид, и я предположил, что она способна продолжить бой с любым противником – даже если тот будет валяться без сознания. Возможно, мы с ней одинаковые.

Ее лицо искажается, морщится, и она тихо всхлипывает. Обычно, если при мне кто-нибудь плачет, я чувствую себя неловко, мне хочется убраться восвояси и свободно вдохнуть. Но с ней я ощущаю себя по-другому. С ней я не переживаю, что она слишком многого от меня ожидает или что ей вообще от меня что-то нужно.

Я сажусь на пол, чтобы мы были на одной высоте, и внимательно за ней наблюдаю. Затем я осторожно дотрагиваюсь до ее щеки, стараясь не давить на формирующиеся синяки. Провожу большим пальцем по ее скуле. У нее теплая кожа.

Я не могу подобрать правильное слово, чтобы описать, как она выглядит, но даже сейчас, когда ее лицо частично опухло и побледнело, в ней есть нечто необыкновенное, то, чего я раньше никогда не встречал. В этот момент я готов принять неизбежность своего чувства, хотя и не с радостью. Мне необходимо с кем-то поговорить. Кому-то довериться. И по непонятной причине я знаю, что это будет Трис. Для начала нужно сказать ей свое имя.

Я подхожу к Эрику в очереди за завтраком и стою позади него с подносом, пока он длинной ложкой накладывает на тарелку яичницу.

– Если бы я признался тебе, что на одного из неофитов напали трое других неофитов, ты будешь переживать? – спрашиваю я.

Он сдвигает яичницу на одну сторону своей тарелки и поднимает плечо.

– Меня будет волновать, что их инструктор не в состоянии контролировать своих подопечных, – отрезает Эрик, пока я кладу в свою тарелку кашу.

Он смотрит на мои разбитые костяшки.

– Меня будет беспокоить, что данное гипотетическое нападение является вторым нападением под надзором этого инструктора… в то время как у урожденных лихачей нет подобных проблем, – продолжает он.

– Естественно, что напряжение между перешедшими из других фракций сильнее – они не знают ни друг друга, ни Лихачество. Кроме того, они выросли в совершенно разных условиях, – возражаю я. – А ты их лидер, разве они не должны быть «под твоим контролем»?

Эрик берет щипцами кусок хлеба и кладет его рядом с яичницей. Затем наклоняется к моему уху и шепчет:

– Ты стоишь на тонком льду, Тобиас. Ты споришь со мной при всех, «теряешь» данные симуляций, симпатизируешь более слабым неофитам. Теперь даже Макс со мной согласен. Если и было совершено какое-то нападение, то не думаю, что он был доволен твоими действиями. Возможно, Макс будет не против того, что скоро я предложу снять тебя с твоей должности.

– Тогда вы останетесь без инструктора по посвящению за неделю до конца церемонии.

– Я и сам прекрасно справлюсь.

– Могу только представить, что бы стало под твоим руководством, – отчеканиваю я, щурясь. – Нам бы вообще не пришлось сокращать количество мест. Неофиты бы сами передохли или переметнулись бы в другую фракцию.

– Веди себя поосторожнее и расслабься, – бурчит Эрик.

Он доходит до конца очереди и опять поворачивается ко мне.

– Условия соревнования создают напряжение, Четыре. Естественно, что оно должно сниматься, – произносит он и слегка улыбается, растягивая кожу между своими проколами. – Атака в реальных условиях показала бы нам, кто из неофитов сильный, а кто – слабак. Не задумывался об этом? А ведь тогда нам не нужно будет полагаться на результаты испытаний, и мы сможем принять более взвешенное решение о том, кому в Лихачестве не место. Да, кстати, я имею в виду чисто гипотетическое нападение, Четыре.

Смысл ясен: выжив, Трис будет считаться слабее, чем остальные новички. Ее объявят одним из первых претендентов на исключение. Эрик не помчится на помощь жертве, он, скорее, выступит за ее изгнание из Лихачества, как и было в случае с Эдвардом, который ушел сам. Не хочу, чтобы Трис была вынуждена стать изгоем.