Четыре. История дивергента - Рот Вероника. Страница 39

– Ладно. – На ее длинном узком носу и на губах уже не осталось опухлости после нападения. У нее красивые губы. – Я следил за тобой, потому что ты мне нравишься. И… не называй меня Четыре, ладно? Приятно снова слышать свое имя.

Она тут же смущается.

– Но ты старше меня… Тобиас. – Из ее уст мое имя звучит так приятно. Как будто мне нечего стыдиться.

– Да, огромная пропасть в два года просто непреодолима.

– Не хочу показаться самоуничижительной, – упрямо продолжает она, – я просто не могу понять, почему. Я – младше. Я – не красавица. Я… – произносит она и умолкает.

Я смеюсь и целую ее в висок.

– Не притворяйся, – шепчет Трис, немного задыхаясь. – Ты и сам это знаешь. Я не уродина, но определенно не красавица.

Слово «красавица» и то, что оно под собой подразумевает, сейчас совершенно неуместно, и я не хочу это терпеть.

– Ладно. Ты не красавица. Ну и что? – говорю я, а потом приближаюсь губами к ее щеке, стараясь набраться храбрости.

– Мне нравится, как ты выглядишь. – Я отстраняюсь. – Ты чертовски умна. Отважна. И хотя ты узнал о Маркусе… не стала смотреть на меня как другие. Словно я побитый щенок или вроде того.

– Ну… ведь это не так.

Моя интуиция меня не обманула – ей можно доверять. Я могу поведать ей мои секреты, мой позор, мое имя – все то, от чего я отказался. Ей можно сказать и даже самую неприглядную правду. Я уверен в ней. Я медленно касаюсь ртом ее губ. Наши глаза встречаются, я улыбаюсь и целую ее снова, но уже более уверенно. Но мне этого недостаточно. Я притягиваю ее к себе и целую сильнее. Она оживает, обвивает меня руками и приникает ко мне. Но мне и объятий мало. Да разве может быть иначе?

Я провожаю ее в спальню неофитов. Мои ботинки до сих пор влажные от речных брызг. Трис улыбается мне напоследок и ускользает в темноту. Я направляюсь к себе домой, и вскоре головокружительное облегчение сменяется беспокойством. Я уже принял решение. Эта идея посетила меня где-то в промежутке между тем моментом симуляции, когда ремень Маркуса обвился вокруг ее руки, и моим признанием, что самоотверженность и храбрость часто не особо отличаются друг от друга.

Я поворачиваю за угол, но иду не в сторону своей квартиры, а к лестнице, ведущей на улицу, прямо к дому Макса. Очутившись возле его двери, я замираю, побоявшись, что он может проснуться от звука моих шагов.

Абсурд.

Мое сердце колотится, когда я поднимаюсь наверх. Мимо проезжает поезд, его вагоны серебрятся и отражают лунный свет. Я иду под железнодорожными путями в сторону сектора Альтруизма.

Трис родом из Альтруизма – часть ее внутренней силы проистекает из ее души и просыпается в те мгновения, когда ей нужно защищать слабых. Я не могу спокойно думать о мужчинах и женщинах, которые, как и она, падут от оружия лихачей и эрудитов. Может, они и солгали мне, а я предал Альтруизм, выбрав Лихачество. Может, сейчас я предаю и лихачей, но мне не обязательно предавать себя. И в какой бы фракции я ни был, я точно знаю, что нужно сделать.

В секторе Альтруизма очень чисто – на улицах, тротуарах и газонах вообще нет мусора. Одинаковые серые здания кое-где обветшали, поскольку чересчур упорные жители напрочь отказались ремонтировать их, раз уж изгои нуждаются в строительных материалах. Тем не менее все выглядит опрятно и непримечательно. Здешний район можно смело сравнить с лабиринтом, но я отсутствовал не очень долго и еще не забыл дорогу к дому Маркуса.

Странно, как быстро я стал считать этот дом его домом, а не своим.

Я могу и не разговаривать с ним, а пообщаться с другим лидером Альтруизма, но Маркус – самый влиятельный из них. Кроме того, он все-таки мой отец, который старался защитить меня, потому что я – дивергент. Я пытаюсь вспомнить прилив силы, которую я почувствовал в пейзаже страха, когда Трис показала мне, что он – просто человек, а не чудовище. Тогда я не сомневался, что способен встретиться с ним лицом к лицу. Но сейчас ее нет рядом, и я чувствую себя хрупким, будто сделанным из бумаги.

Я бреду по дорожке к дому, мои ноги едва гнутся, словно у них нет суставов. Я не стучу в дверь – не хочу будить соседей. Я достаю запасной ключ из-под коврика и открываю парадную дверь.

Уже поздно, но на кухне по-прежнему горит свет. Я топчусь на крыльце, а затем вхожу. Маркус стоит ко мне спиной, его письменный стол обложен бумагами. На отце нет ботинок – расшнурованные, они стоят на коврике в гостиной. Внезапно он поворачивается ко мне. Глаза Маркуса заслоняет тень, как и в моих кошмарах.

– Что ты здесь делаешь? – спрашивает он и прищуривается.

Я задумываюсь, на что он смотрит, и наконец понимаю, что на мне черная одежда Лихачества – тяжелые ботинки и куртка. Татуировки на шее. Маркус делает шаг в мою сторону, и я замечаю, что мы с ним одного роста. Теперь я сильнее, чем когда-либо. Он ни за что не смог бы меня одолеть.

– Тебе больше не рады в этом доме, – заявляет он.

– Мне… – говорю я, а затем выпрямляюсь, но вовсе не потому, что он ненавидит сутулость. – Мне все равно, – продолжаю я, и его брови удивленно взлетают вверх. Наверное, он действительно изумлен. – Я пришел предупредить тебя. Я кое-что узнал. Планируется атака. Макс и Джанин собираются напасть на Альтруизм. Я не знаю, когда именно и каким образом.

Маркус пристально смотрит на меня оценивающим взглядом и кривит губы в усмешке.

– Макс и Джанин собираются напасть, – повторяет он. – Вдвоем, вооружившись сыворотками для симуляции? – Он на секунду умолкает. – Полагаю, именно Макс послал тебя сюда? Ты – его мальчик на побегушках? Он что, хочет меня напугать?

Когда я думал о том, чтобы предупредить альтруистов, я был уверен, что труднее всего будет открыть дверь и переступить порог этого дома. Мне и в голову не приходило, что Маркус не будет мне верить.

– Не глупи, – выпаливаю я. Когда здесь я жил, я бы никогда не сказал ему такое, но после двухлетней практики речи лихачей эти слова естественным образом вырываются у меня изо рта. – Если ты подозреваешь Макса, значит, на то есть серьезная причина. Тут ты не ошибся. Ты не зря его подозреваешь. Ты в опасности – все альтруисты в опасности.

– Ты смеешь вламываться сюда после того, как предал свою фракцию, – парирует Маркус, понизив голос, – после того как предал свою семью… и оскорбил меня. – Он качает головой. – Максу и Джанин не удастся меня запугать, тем более с помощью моего сына.

– Знаешь что? Забудь. Мне стоило рассказать об этом кому-то другому.

Я направляюсь к двери, но Маркус останавливает меня.

– Не вздумай уходить, – отрезает он.

Его рука крепко смыкается вокруг моего запястья. Я смотрю на Маркуса, на миг почувствовав головокружение, как будто я уже покинул собственное тело, чтобы выжить, и отстраненно наблюдаю за происходящим.

«Ты сможешь победить его», – думаю я, вспоминая, как Трис взяла ремень, чтобы ударить его. Я высвобождаюсь. Я стал сильным, и Маркус меня не удержит. Но моей энергии хватает только на то, чтобы убраться отсюда вон. Хотя теперь Маркус не посмеет кричать на меня, потому что его могут услышать соседи. Мои руки немного трясутся, поэтому я прячу их в карманы. Я не слышу, как за мной закрывается парадная дверь, вероятно, он смотрит мне вслед.

Это не то триумфальное возвращение, которое я себе представлял. Проходя в «Спайр», я ощущаю вину, и мне кажется, что каждый из лихачей буравит меня взглядом. Может, они осуждают меня за то, что я только что сделал. Я выступил против лидеров Лихачества, но ради кого? Ради человека, которого я ненавижу и который мне даже не поверил? Это того не стоило: ведь в результате я превратился в предателя фракции.

Я смотрю сквозь стеклянный пол на пропасть, распростершуюся внизу. Вода – спокойная и темная, но она не отражает свет луны. Пару часов назад я был здесь и собирался открыть все свои тщательно хранимые секреты одной девушке, которую едва знаю.