Четыре. История дивергента - Рот Вероника. Страница 37

Возможно, здесь и заключается проблема – все развивается очень однобоко, потому что пока лишь я знаю ее. Я понимаю, чего она боится, что любит и ненавидит, а ей почти ничего обо мне неизвестно. Ведь я говорил ей настолько туманные факты, что их можно вообще не брать в расчет. Теперь, когда я осознал, что делать, остается решить самый важный вопрос – каким образом это сделать.

Я включаю компьютер в комнате пейзажа страха и устанавливаю его так, чтобы он отзеркалил мою программу. Затем я беру два шприца с сывороткой для симуляции из хранилища и кладу их в маленькую черную коробочку, которую храню специально для этой цели. Я отправляюсь в спальню неофитов, гадая, как застать ее в одиночестве, – мне не нужны лишние свидетели.

Но потом я замечаю ее с Уиллом и Кристиной. Они как ни в чем не бывало стоят у перил. Надо позвать ее и предложить прогуляться, но я не могу. Наверное, я сошел с ума, раз собираюсь пустить ее в свою голову. Я позволю ей увидеть Маркуса, узнать мое имя и тайны, которые старательно прятал от окружающих.

Я медленно иду к Яме, внутри у меня все переворачивается. Когда я добираюсь до холла, на городской улице уже загораются огни. Я слышу ее шаги на лестнице. Она пошла за мной. Я верчу в руках черную коробочку.

– Раз уж ты здесь, – изрекаю я небрежно, что выглядит нелепо, – можешь войти со мной?

– В твой пейзаж страха?

– Да.

– Разве это возможно?

– Сыворотка подключает к программе, но пейзаж определяет программа. И сейчас она настроена на то, чтобы провести сквозь мой пейзаж.

– И ты позволишь мне это увидеть?

Я отвожу глаза.

– А иначе зачем мне идти? – заявляю я, а мой живот болит все сильнее. – Я хочу кое-что тебе показать.

– Ладно, – соглашается она, и мы идем в комнату симуляций.

Потом я открываю коробочку и достаю первый шприц. Она наклоняет голову, и я впрыскиваю ей сыворотку, как и всегда во время испытаний. Но теперь, вместо того чтобы сделать себе инъекцию, я протягиваю коробку ей. В конце концов, так я представляю себе свидание.

– Раньше я этого не делала, – предупреждает она.

– Сюда. – Я тычу пальцем в нужное место.

Она немного трясется, вонзая иглу. Я чувствую знакомую боль, но она меня давно не беспокоит. Я делал себе инъекции тысячи раз. Я смотрю на лицо Трис. Все. Нет пути назад. Пора увидеть, из чего мы оба сделаны. Я беру ее за руку, а может, она берет меня за руку, и мы вместе оказываемся в комнате пейзажа страха.

– Посмотрим, поймешь ли ты, почему меня зовут Четыре.

За нами закрывается дверь. В комнате темно.

– Как тебя зовут на самом деле? – тихо спрашивает Трис.

– Попробуй понять и это.

Симуляция начинается.

Над нами – бескрайнее голубое небо. Мы оказываемся на крыше здания в самом центре Города. Стекла блестят на солнце. Все выглядит красиво, пока не начинается ветер, жесткий и сильный. Я обнимаю Трис, потому что знаю, что здесь она спокойнее меня. Мне тяжело дышать, но пока я держусь. Спустя минуту я уже задыхаюсь от порывов воздуха, а от высоты мне хочется свернуться в клубок и спрятаться.

– Нам надо спрыгнуть, да? – уточняет Трис, и я понимаю, что не могу скорчиться здесь, спрятав голову в ладони. Мне нужно встретиться со своим страхом лицом к лицу.

Я киваю.

– На счет три, хорошо?

Я снова киваю.

Теперь мне просто нужно следовать за ней. Она считает до трех и тащит меня за собой на бегу, будто она парусник, а я – якорь, который тянет нас обоих вниз. Мы падаем, и я каждой клеткой своего тела борюсь с ощущением ужаса, поразившего каждый мой нерв. И вот я на земле. Моя грудная клетка судорожно вздымается и опадает. Трис помогает мне встать. Я чувствую себя глупо, вспоминая, как она без колебаний забралась на колесо обозрения.

– Что дальше?

Я хочу сказать ей, что симуляция не игра, а мои страхи – не захватывающие аттракционы, на которых можно повеселиться. Но она, конечно, это знает.

– Дальше…

Откуда ни возьмись – возникает стена. Она бьет нас по спинам, по бокам, заставляя нас прижаться ближе, чем когда-либо.

– Заключение, – объясняю я.

Сейчас ситуация обстоит хуже, чем обычно, – нам уже не хватает кислорода. Я начинаю стонать, сгорбившись у стены. Ненавижу это место. Ненавижу…

– Эй! – окликает меня Трис. – Все в порядке. Вот… – Она обнимает себя моей рукой и съеживается.

Мне всегда казалось, что она очень стройная, без лишнего грамма. А ее талия – мягкая.

– Впервые в жизни я рада, что такая маленькая, – замечает она.

– Мм…

Трис рассуждает о том, как выбраться отсюда. Стратегия пейзажа страха. Я стараюсь сконцентрироваться на дыхании. Внезапно Трис тянет нас обоих вниз и поворачивается таким образом, что ее спина оказывается прижатой к моей груди. Стена уже превратилась в ящик, и я невольно приникаю к Трис.

– Так еще хуже, – хриплю я, поскольку нервничаю из-за того, что нахожусь в жуткой тесноте, притиснутым к Трис. Я не могу рассуждать трезво. – Это совершенно…

– Ш-ш-ш. Обними меня крепче.

Я обвиваю руками ее талию и утыкаюсь лицом в плечо. От нее пахнет мылом Лихачества и чем-то сладким, вроде яблока. Я забываю, где я. Она опять говорит о пейзаже страха, я слушаю ее, но сконцентрирован на ощущениях.

– Так что попытайся забыть, что мы здесь. – заканчивает она.

– Да ну? – Шепчу ей прямо в ухо, теперь уже специально – не только для того, чтобы отвлечься от кошмара. Сейчас мне кажется, что не я один абстрагировался в симуляции. – Легко сказать.

– Большинство парней не прочь оказаться с девушкой в тесной камере, знаешь ли.

– Только не те, кто страдает клаустрофобией, Трис!

– Ладно-ладно, – отвечает она и кладет мою руку к себе на грудь.

Я могу думать лишь о том, чего мне хочется в данный момент, а это вообще не имеет никакого отношения к нашему потенциальному освобождению из ящика.

– Почувствуй мое сердце. Чувствуешь? – спрашивает она.

– Да.

– Чувствуешь как ровно оно бьется?

Я улыбаюсь.

– Быстро, – возражаю я.

– Да, но ящик тут ни при чем.

Ну, разумеется.

– Вдыхай всякий раз, когда я вдыхаю. Сосредоточься на этом.

Теперь мы дышим вместе.

– Может, расскажешь мне, откуда взялся твой страх? Может, если поговорить об этом, станет легче… немного.

Мой кошмар уже бы исчез, но Трис продолжает держать меня в состоянии повышенной тревожности и не отпускает. Я с трудом пытаюсь ответить ей.

– Хм… – мямлю я и умолкаю. Просто сделай это, расскажи хоть какую-то правду. – Это страх из моего… распрекрасного детства, – начинаю я. – Точнее, из-за наказания в детстве. Крошечный чулан наверху.

Меня запирали в темноте, чтобы я обдумал содеянное. Ящик был гораздо лучше, чем другие наказания, но иногда я слишком долго просиживал там, мучаясь от нехватки свежего воздуха.

– Моя мама хранит в чулане зимнюю одежду, – говорит Трис, и это звучит глупо после моего признания, но я понимаю – она просто не знает, как меня утешить.

– Я правда не хочу об этом больше говорить, – шепчу я с придыханием.

Она молчит, явно недоумевая, что ответить. Конечно, любой, оказавшийся на ее месте, поступил бы точно так же: мои ранние переживания чересчур жалкие, чтобы их вынести… Мой пульс опять учащается.

– Ладно. Тогда… я могу поговорить. Спроси меня о чем-нибудь.

Я поднимаю голову. Раньше подобный метод всегда срабатывал. Я концентрировался на ней. На бешеных ударах ее сердца, на ее теле. Два сильных скелета, обернутые мышцами, переплетенные друг с другом, двое перешедших из Альтруизма, пытающиеся оставить осторожный флирт.

– Почему твое сердце колотится, Трис?

– Ну…. Я почти тебя не знаю. – Я прямо вижу, как она хмурится. – Я почти тебя не знаю и сижу с тобой в тесном ящике. Четыре, разве это не повод.

– Если бы мы были в твоем пейзаже страха… – начинаю я, – я бы там был?

– Я тебя не боюсь.

– Ну конечно нет. Но я не это имею в виду.