Грехи распутного герцога (ЛП) - Джордан Софи. Страница 29

Жаль, что Фрэнк зашел сюда. Теперь парень отправился спать, думая, что Доминик снова встал на стезю порока. Юный молокосос смотрел так разочарованно, что герцог почти хотел постучать в его дверь и исправить недоразумение. Его губы сжались в тонкую линию, и он крепко схватил руками спинку кресла. Почти. Ему было наплевать на то, что о нем думал этот желторотый юнец. Ему было наплевать.

Он забарабанил пальцами по обивке ручки кресла, его взгляд метнулся к двери, к тонкому лучику света, показавшемуся из–под нее. Оторвав взгляд двери, он осмотрел комнату, остановившись на почти пустом графине с бренди.

С приглушенным проклятием он поднялся на ноги, схватил графин и направился к двери. Ясно, что юный камердинер еще не спит. Почему бы этим не воспользоваться?

— Фрэнк, — позвал он, резко, со злостью распахнув дверь и закрыв ее на задвижку, говоря себе, что только попросит еще бренди. А не потому, что ему не всё равно, что этот юный педант о нем думает.

Открыв дверь, он зашел в маленькую комнату, взглядом охватил полутемное помещение и открыл рот, чтобы заговорить.

Мягкое сияние света лампы освещало комнату, охватывая ее мягкой дымкой. Потом он понял, что дымка появилась потому, что в воздухе был пар. Пар, поднимавшийся из медной ванны в углу комнаты. Его взгляд опустился на ванну… потом перешел на фигуру, стоявшую рядом — женщину, которая застыла, как одна из тех мраморных статуй в Вэйфилдском парке. Что–то застыло в нем самом. Они смотрели друг на друга бесконечно долго, глядя, словно враги, вышедшие друг против друга на поле битвы. Она прижимала полотенце к обнаженному телу. Ее глаза широко открылись, огромные и испуганные, как у животного, пойманного хищником.

Графин выскользнул из его пальцев, но он почти не заметил глухого удара. Его взгляд пировал на ее влажной плоти, тянулся к ней. Мокрое полотенце почти не скрывало всю эту розовую, блестящую кожу, — длинные ноги… удивительно красивые длинные ноги. Таких длинных ног он не встречал у женщин. Его взгляд перешел вверх, скользя по длинным линиям и мягким округлостям, пока он не посмотрел пытливо на ее лицо.

Правда ударила его яркой вспышкой, словно ударом кулака в грудь выбив воздух из легких.

Его сердце сильно забилось, кровь бежала по венам в жарком горении. Воздух зашипел, пока он старался проглотить ком в горле. Странно, но он чувствовал себя бодрствующим и живее, чем за многие годы… с тех пор, как он превратился в мертвую оболочку человека… живя только в жаре женщины или тогда, когда он погружался в рисование. В цвета, в летящий мазок кисти на холсте.

Он чувствовал себя живым, просто глядя на нее. Пробужденным.

Глядя на ее лицо, — женщины, которую он не встречал, но знал, — он осознал удивительную правду. Он целовал эту женщину. Это она наполняла его мысли всю неделю. А вовсе не плод его воображения. Не желанная мысль. А женщина из плоти и крови. Она была настоящей. И она была здесь. И она вовсе не «он». Она была Фрэнком. И этот факт вовсе не шокировал его так, как должен. Странно, но всё сходилось. Имело смысл. И даже больше смысла, чем его одержимость тем, одобряет ли его этот камердинер–молокосос. Все его презрение и высокомерные взгляды обрели смысл. Как это по–женски.

Его охватила ярость, угрожая вылиться и уничтожить всё на своём пути. Включая женщину с огромными глазами перед ним.

Особенно ее.

Его руки пошевелились. Он мельком посмотрел на пол и на графин для бренди. Остатки напитка вылились на ковер, так же, как последняя капля его контроля испарилась, быстро исчезая в струйке дыма. Исчезнув. Так же, как остатки его сдержанности.

Глава 18

— Фрэнк? – проговорил он, его разум старался осознать то, что его глаза уже охватили… что, вероятно, он знал всё это время, глубоко внутри.

Он подошел ближе, босые ноги скользили по ковру, пока она раздумывал, почему не осознал правду раньше. Почему не видел ее? Он оглядел ее. Несмотря на то, что она была высокой, она неоспоримо выглядела женственной. Ее рот шевелился, но не слышалось ни звука.

— Фрэнк, — повторил он, его голос был также тверд, как закаленное стекло.

Она покачала головой. Упрямая девчонка.

— Но тогда я полагаю, что это не твое настоящее имя, не так ли? — он еще раз подвергнул ее полному, унижающему осмотру, его взгляд привлекли плохо прикрытые груди. Маленькие, но дерзкие.

Ее взгляд метнулся то вправо, то влево, словно стараясь найти способ убежать. Облизнув губы, она наконец заговорила:

— Как вы смеете сюда вламываться? Даже слуга имеет право на некоторое уединение.

— В самом деле, — он поднял голову и направился к ней. – Особенно, если этому слуге есть, что скрывать.

Лицо его напряглось, когда он подошел ближе. Она покачала головой в отчаянном отрицании, ее мокрые волосы рассыпались и заскользили по гладким, округлым плечам. Мускулистым плечам. Результат жизни рабочего класса. Он снова оглядел ее тело и моргнул, отвлекшись. Ни одна из его знакомых леди не могла похвастаться таким прекрасным, сильным телом. Эта женщина была создана для удовольствия, для того чтобы принимать мужчину глубоко в себя.

Он отбросил эту мысль прочь. Вероятно, он не смог понять, что она женщина, потому что не встречал еще таких женщин.

— Это совсем не так, — пылко отрицала она. – Я…

— Да, так и есть, — он медленно кивнул. – Перестань отрицать. Ты просто злишься потому, что я поймал тебя на этой шараде.

Теперь он понимал, почему всегда испытывал какое–то беспокойство в ее присутствии. В особенности потому, что раньше он не замечал никого из своих слуг. Никого, кроме нее.

Она перестала отступать, прислонившись спиной к стене. Подняла руку, словно только это могло отдалить его.

Он скривил губы в дикой ухмылке. Злость горела в его крови. Темная и опасная. Он положил руки на стену по обе стороны от ее головы. От ее тела исходило влажное тепло, притягивая его. Потянувшись, она положила руку на его грудь, явно считая, что это его остановит.

Блестящий жар засверкал там, где они коснулись друг друга. Ее глаза расширись почти на одном уровне с его взглядом. Но она не отступила. Не так, как должно. Что–то удерживало ее руку там; обладая волей, которая равнялась его собственной, она решительно желала показать, что контролирует всё именно она. Темное желание расцвело в нем. Примитивное и жестокое, как у животного, желание захватить и победить то, что он желал.

Он рассматривал коричневые глубины ее глаз, теперь в самом деле видя их. Янтарный оттенок сиял, как огонь. Он прочел ярость, которая содержалась там в ловушке, как и она сама. И что–то еще появилось здесь. Понимание своего поражения.

Он медленно улыбнулся. Опустил голову, потершись своей щекой о ее мягкую щечку. Ее задержанное дыхание вырвалось возле его уха, и глубокое удовлетворение охватило его.

Он дунул прямо в ее ушко.

– Игра окончена. Время платить волынщику.

Она сильно толкнула его в грудь, крепче и сильнее, чем, по его мнению, была способна женщина. Он отступил. Она пробежала мимо него так же быстро, как заяц.

Он бросился вперед с рычанием: хищник вырвался на свободу. Он поймал ее перед самой дверью. Его пальцы запутались в ее волосах. Она вскрикнула.

Рывком он подтянул ее к себе, ее спина стукнулась о его грудь. Отпустив ее волосы, он обхватил ее руками, скользя пальцами по мягкой плоти горла, проходя по изящной линии ее скулы, пока не схватил ее за плечо и не развернул.

Внезапно, он осознал, что полотенце пропало в процессе ее глупой попытки сбежать. Ее грудь поднималась в такт тяжелым вздохам, и он остро сознавал, как ее соски становились твердыми вершинками, прижимаясь к нему. Ее щеки заалели.

– Мы закончим то, что начали той ночью?

Ее глаза расширились.

— О, да, — прорычал он, грубо кивая головой. – Это была ты. Не думай, что я не знаю этого.

— Мое полотенце, — выдавила она, глядя в сторону, туда, где данное полотенце лежало бесформенной грудой на полу.