Дочь дыма и костей - Тейлор Лэйни. Страница 2
— Так купи. Точно тебе говорю — за плохое поведение нужно наказывать. Заодно и повеселишься. Разве неинтересно? Мне, например, всегда хотелось обработать кого-нибудь электрошокером. З-з-з! — Зузана притворно забилась в конвульсиях.
— Нет, маленькая садистка, вряд ли это весело, — покачала головой Кэроу. — Какая ты все-таки жестокая!
— Не я жестокая. Каз жестокий. Надеюсь, тебе не нужно напоминать? — Она испытующе посмотрела на Кэроу. — Ты ведь не собираешься прощать этого лузера?
— Нет, — заверила Кэроу. — Вот бы еще он это понял.
Каз был не в состоянии постичь, как девушка может отказаться от общения с ним — таким неотразимым парнем. А Кэроу только укрепила его самомнение: все проведенные с ним месяцы она смотрела на него сквозь розовые очки влюбленности, отдавала ему… все. Теперь его домогательства представлялись ей плодом ущемленной гордости. Ему во что бы то ни стало хотелось доказать самому себе: он получит все, что ни пожелает. И принимать решения будет только он.
Пожалуй, Зузана права. Стоит проучить его электрошокером.
— Альбом! — скомандовала Зузана, протянув руку, как хирург за скальпелем.
Лучшая подружка Кэроу, несмотря на свою миниатюрность, обожала верховодить. В сапогах на платформе она едва дотягивала до пяти футов, и хотя рост Кэроу был лишь на шесть дюймов больше, на фоне Зузаны она казалась гораздо выше — как кажутся высокими балерины. Нет, балетом Кэроу не занималась, но походила на балерину — впрочем, только изяществом фигуры. Не часто встретишь балерину с ярко-синими волосами и украшенными множеством татуировок руками и ногами.
Пока она доставала из портфеля альбом, взорам окружающих открылись лишь две татуировки, выколотые на запястьях как браслеты, — по одному слову на каждом: «правда» и «вымысел».
Двое студентов, Павел и Дина, подошли ближе. Альбомы Кэроу были в школе предметами культа: их передавали из рук в руки, ими ежедневно восхищались. Сегодняшний — девяносто второй в серии длиною в жизнь — был перевязан резинками, и стоило только Зузане снять их, как он раскрылся: каждая страница с таким слоем грунтовки и краски, что переплет, казалось, не выдержит тяжести и развалится. Альбом развернулся веером, на страницах замелькали фирменные персонажи Кэроу, блистательно изображенные и очень странные.
Среди них — Исса, женщина-змея с обнаженными полушариями грудей, как на резных иллюстрациях к Камасутре, с ангельским лицом, но с капюшоном и ядовитыми зубами кобры.
Ссутулившийся Твига с шеей жирафа, в прищуренном глазу — линза ювелира.
Ясри с клювом попугая и человеческими глазами. Из-под платка выбились оранжевые кудряшки, в руках — блюдо с фруктами и кувшин с вином.
И, конечно, Бримстоун — звезда альбомов. Здесь он был изображен вместе с Кишмишем, усевшимся на один из его огромных бараньих рогов. В фантастических историях, которые Кэроу рассказывала в своих альбомах, Бримстоун был Продавцом желаний. Иногда она называла его просто «ворчуном».
Этих созданий Кэроу рисовала с самого детства, и ее друзья говорили о них так, словно они существовали на самом деле.
— Чем занимался Бримстоун в выходные? — спросила Зузана.
— Тем же, чем и всегда, — ответила Кэроу. — Скупал у убийц зубы. Вчера один гнусный тип — браконьер из Сомали — принес ему несколько зубов нильского крокодила, а заодно попытался что-то стащить, так змеиный хомут чуть не удавил идиота. Повезло ему, что остался жив.
Зузана нашла иллюстрацию к этой истории на одной из последних страниц: сомалиец стоял, закатив глаза, а тонкая змея туго обвилась вокруг его шеи, словно гаррота. Кэроу рассказывала, что при входе в лавку Бримстоуна посетителям надевают на шею одну из Иссиных змей. Так их легче приструнить, если начнут вести себя подозрительно: придушить (не обязательно до конца) или укусить при необходимости, — а это уже смертельно.
— Как тебе удается такое выдумывать, маньячка? — изумленно и не без зависти спросила Зузана.
— Кто сказал, что я выдумываю? Говорю же — все происходит на самом деле.
— Да-да, конечно. И волосы у тебя на голове всегда росли такого цвета.
— Естественно! — ответила Кэроу, пропустив длинную синюю прядь между пальцами.
— Ага.
Кэроу пожала плечами, собрала волосы на затылке в лохматый узел и закрепила, проткнув кистью. Волосы у нее на самом деле росли именно такого цвета — чистый ультрамарин, как из тюбика с краской, но она говорила об этом, насмешливо улыбаясь, — выкладывала правду, не боясь, что ей поверят, заодно и в собственной лжи не путалась. Без улыбки и шального воображения Кэроу никто и представить не мог.
В действительности шальным было вовсе не ее воображение, а сама жизнь — синие волосы, и Бримстоун, и все остальное.
Зузана передала альбом Павлу, а сама принялась искать чистую страницу в своем собственном огромном блокноте для рисования.
— Интересно, кто сегодня позирует?
— Наверное, Виктор, — предположила Кэроу. — Что-то давно его не было.
— Давно. Хоть бы он помер уже.
— Зузана!
— Что? Ему восемь миллионов лет. Труп рисовать и то веселей, чем этот жуткий мешок с костями.
В лицее работало около десятка натурщиков — мужчин и женщин всех возрастов, разной комплекции, — и они постоянно менялись. Начиная от пышнотелой мадам Свободник до фееподобной Элиски с осиной талией, любимицы мужской половины студентов. Больше всего Зузане не нравился дряхлый старец Виктор. Она утверждала, что после уроков с его участием ее мучили кошмары.
— Как будто мумию размотали. — Она передернула плечами. — Разглядывать с утра пораньше голого старикана — прекрасное начало дня!
— Лучше, чем быть укушенной вампиром, — отозвалась Кэроу.
Ее не напрягало работать с Виктором хотя бы потому, что близорукий старик никогда не смотрел в глаза студентам, — а это уже хорошо. Она была готова провалиться под землю, когда, оторвав взгляд от пениса молодого натурщика (не оставишь ведь это место на рисунке пустым), замечала, что он безотрывно смотрит на нее. У Кэроу вспыхивали щеки, и она пряталась за мольберт.
Но те случаи оказались сущими пустяками по сравнению со стыдом, который ей пришлось испытать сегодня.
Она затачивала карандаш и вдруг услышала странный, сдавленный голос Зузаны:
— Черт возьми, Кэроу!
Кэроу мгновенно все поняла.
Разоблачение — так, кажется, он сказал. Умно! Рядом с мадам Фиалой стоял босой, одетый в халат Каз. Длинные золотистые волосы, которые совсем недавно трепал ветер и усеивали искрящиеся снежинки, были стянуты в пучок на затылке. Славянское лицо сочетало в себе ангельские черты и мягкую чувственность: скулы, словно выточенные гранильщиком алмазов, губы, к которым так и хотелось прикоснуться кончиками пальцев — проверить, бархатистые ли они на ощупь… Бархатистые — это Кэроу знала точно. Дурацкие губы…
По студии пронесся приглушенный шум голосов: «Новый натурщик, надо же, какой красавчик…»
— Разве это не парень Кэроу? — громко шепнул кто-то.
Бывший парень, хотелось крикнуть Кэроу. Не представляете, до какой степени бывший…
— Кажется, да. Только посмотри на него…
А Кэроу и смотрела. И надеялась, что на лице у нее застыла маска отчужденного спокойствия. «Не смей краснеть, — приказывала она себе. — Не смей краснеть». Каз уставился прямо на нее, от улыбки на одной щеке появилась ямочка, в глазах — благодушие и радость. Поймав ее взгляд, он нахально подмигнул.
Вокруг захихикали.
— Каков мерзавец! — возмутилась Зузана.
Каз ступил на подиум. Не отрывая взгляда от Кэроу, развязал пояс, сбросил халат. И вот ее бывший парень предстал перед классом, красивый и обнаженный, как Давид. На груди, чуть выше сердца — новая татуировка.
Витиеватая буква «К».
Вновь смешки. Студенты не знали, на кого смотреть — на Кэроу или на Казимира, — и переводили взгляды с одной на другого, ожидая, что же будет дальше.
— Тишина! — гневно скомандовала мадам Фиала, хлопнув в ладоши.