Урожай собрать не просто - Васильева Юлия. Страница 48

Мне тоже, особенно когда не спит в вазе с пуншем.

— А как дела на фабрике? Мелкие неприятности не прекратились?

— Какое там! — Она обреченно махнула рукой. — Я уже почти поверила в вашу версию о злых духах. Даже священника приглашала.

— И что?

— А ничего: не пошел он к нам. Сказал, что лешим делом занимаемся, поэтому всех своих леших заслужили.

— А у меня один из братьев послушник, на священника учится. — Я решила издалека забросить удочку.

Наживка была заглочена моментально. Вместе с удочкой.

— Николетта, дорогая. — Леди Филиппа схватила меня за обе руки. — Может, вы согласитесь всей семьей прийти к нам в гости на праздник Темной ночи? А то я уже и не знаю, чего опасаться!

— Вы уверены, что выдержите шестерых моих братьев? — Я подумала, что они вполне могут нанести фабрике больше урона, чем вся нечисть в округе.

— Ну если уж я выдержала одного своего, то шестеро чужих мне нипочем, — браво сказала моя собеседница, не вполне понимая, что ее ждет.

По возвращении с бала я застала перед своей дверью лунатящего Ерема в ночной рубашке. Снова эта напасть! Оставалось только молиться о том, чтобы он не начал колдовать во сне.

Уже навострившись, подняла мальчишку на руки, мельком отметила, что Ерем растет, и, пожалуй, еще через полгодика мне будет уже не по силам проделать этот трюк.

— К мамке его надо, к мамке, — сочувственно прохрипел из угла полевик Агафон. — Соскучился малец, вот и колобродит. Бессовестное у вас семейство, хоть и прикипел я к вам.

Дожили: уже нечисть обвиняет нас в недостатке совести и человечности!

Хотя, может, и за дело. В ближайшее время маменьку ждать не приходилось: ее «месяц при дворе» грозился растянуться как минимум на полгода. Беспечную родительницу, казалось, нисколько не заботило, что младшие дети начнут без нее тосковать.

— Я бы его и отправила, да только кто повезет?

— Да хоть я отвезу, — неожиданно проскрипел Агафон.

Я тихонько — чтобы не разбудить Ерема — рассмеялась:

— Хорошая ты, Агафон, нечисть, хоть и бесполезная.

— Вот за что ты меня обижаешь? — Полевик зашуршал так, что аж мурашки пошли по коже. — Я хоть раз на ваши вопросы неправильно ответил?

— Не знаю, не задавала, — вывернулась я.

— Ну так задай!

Хорошо, вопрос так вопрос. Долго думать не понадобилось.

— Агафон, скажи мне, есть кто из ваших на фабрике?

— Да никого. Раньше Переплут сидел, а сейчас если только коргоруши и встречаются. Да тебе-то какое дело? Все равно ты в нас ничего не понимаешь и даже где-то не веришь.

— Ерем верит, а мне этого достаточно. И что, вредные эти коргоруши?

— Да не вреднее домовых, — отчего-то недовольно прохрипел полевик. — Спать уже пора, иди.

— Ну… последний вопрос. А тот старик с рябиной на шляпе, он кто?

Агафон засмеялся надо мной обидно, как над дурочкой:

— Рябинник, ясно кто, — а затем исчез и, сколько я ни требовала более подробного объяснения, обратно не появлялся. Теперь оставалось только ждать утра, чтобы спросить у Ерема.

— Рябинники — ведуны, магии почти не знают, но, как говорят в народе, ходят по самой кромке этого мира, а оттого со всеми духами общаются запросто. Дух умершего рябинника превращается в птицу и оберегает место, где он жил, до тех пор, пока другой не приходит ему на смену, — старательно выговаривая слова, прочитал мне Оська со страницы, указанной Еремом в книге. — И зачем ему вредить на фабрике?

— Может, это фабрика природе вредит? — предположила я.

Ерем многозначительно хмыкнул.

— Я понимаю, что ты горой за своего знакомца, но неплохо было бы выражаться более красноречиво, — даже моего тренированного терпения не всегда хватало на младшенького. — И если твой Фрол так уж невинен, то зачем играет на территории фабрики в прятки-догонялки?

— Поймай — и узнаешь.

Конечно, все гениальное просто.

В вечер праздника Темной ночи дом фабриканта был подвергнут жестокой оккупации со стороны моей семьи. Не устоял никто: даже знающая себе цену Зельда предпочла благоразумно удалиться в контору, когда при встрече Оська с возгласом: «Лошадка!» — кровожадно потер ладошки. Господин Жерон периодически стеснительно поводил плечами под пристальным взглядом Михея, с псевдопрофессиональным интересом изучавшего надетый на партнера фабриканта лечебный корсет. Лилия и Сара поминутно хихикали, словно помешанные, и краснели, бросая взгляды на Ласа. Ерем всецело завладел вниманием леди Филиппы, а сама леди Филиппа — вниманием Ефима: братец не сводил томного взгляда с ее белых плеч и темных волос, в которые была воткнута невесть откуда взявшаяся на пороге зимы роза. Мне во всей этой сцене досталась наискучнейшая роль вынужденной слушательницы религиозных сентенций Ивара, поэтому, когда все перешли за стол, я поспешила завязать более светскую беседу:

— Господин Жерон, как ваша спина? На входе мы столкнулись с доктором. Кажется, он был в прекрасном настроении, но, зная сэра Мэверина, я не могу с уверенностью сказать, что это от того, что вы идете на поправку, а не от того, что выздоровление затягивается и он обеспечен гарантированным заработком на месяц вперед.

— Леди Николетта, где ваша проницательность?! — в притворном разочаровании воскликнул партнер фабриканта. — Вы оказались неправы и в том, и в другом случае, да к тому же еще и очень несправедливы к господину доктору. Вовсе не состояние моего здоровья заставляет сэра Мэверина продолжать свои визиты.

Собеседник кинул многозначительный взгляд на леди Филиппу, что та конечно же не упустила из виду:

— Если бы эти визиты не имели отношения к вашему здоровью, вряд ли бы вы оплачивали их с такой покорностью.

Но господин Жерон не имел привычки легко сдаваться, по крайней мере, в словесных баталиях.

— Ха-ха, дорогая Филиппа, где же ваша благодарность за то, что я на редкость вовремя повредил себе спину. Иначе доктору было бы не так просто найти дорогу в ваш дом. В случае чего, не забудьте сказать на свадьбе тост за меня и мой радикулит.

— Жерон, вы, наверно, переусердствовали с микстурами. От некоторых из них приключаются удивительные галлюцинации. Я не собираюсь замуж в третий раз, запомните мои слова.

— Зачем мне их запоминать, если ваш цветущий вид говорит об обратном? Неужели вы распустили свои дивные волосы, только чтобы порадовать больного старика? А уж экзекуции над последней цветущей розой в вашем миленьком зимнем саду я точно не достоин.

— Ну, если вы так настаиваете… Я распустила волосы только потому, что не хватило времени уложить их в прическу. Мне пришлось почти целый час заниматься примирением работниц фасовочного цеха! Они сказали, что вы, дорогой мой выздоравливающий, отказались разговаривать с ними, сославшись на боли в спине.

— Ну, Филиппа, помилуйте, я же не золотарь, чтобы копаться в их мелочных дрязгах, — немного извиняющимся за скабрезность тоном ответил господин Жерон.

— Золотарь? — заинтересованно поднял голову Михей. — Наверное, прибыльная профессия?

Взрослые почувствовали себя неловко, а две девицы-подружки, переглянувшись, захихикали в кулачки. Оська пододвинулся к Михею и стал что-то быстро нашептывать ему на ухо — судя по меняющемуся выражению лица последнего, нечто крайне расширяющее лексический запас.

Лас очень вовремя задал вопрос, как хозяева собираются проводить праздник Темной ночи, а я, предоставив братьям возможность далее самим выходить из неловкой ситуации, сказала, что вынуждена отлучиться на секунду, и вышла из столовой.

Существует поверие, что праздник Темной ночи — время, когда нечисть выходит пошалить. А потому находчивые селяне считают, что в эту ночь можно пошалить и самим, например, во дворе у соседа, а поутру спихнуть все на леших и домовых. К счастью, на поместья лордов в большинстве своем подобные игры не распространялись, если, конечно, владельцы жили в мире со своими работниками весь предыдущий год. Думаю, и на фабрику тоже никто не посягнет, так что в гости леди Филиппа нас пригласила не из-за страха перед заигравшимися селянами.