И телом, и душой (СИ) - Владимирова Екатерина Владимировна. Страница 47
Лена села напротив него и, пряча глаза, тоже взяла чашку в руки, словно согревая холодные пальцы.
Боль в висках усиливалась, пульс грохотал в такт биению сердца, а перед глазами стояла темнота.
Максим сглотнул и стиснул чашку онемевшими вмиг пальцами.
— В пятницу у нас важный вечер, — проговорил он медленно.
Лена подняла на него удивленный взгляд.
— Что за вечер? Благотворительный?
— Нет, встреча с новыми партнерами.
Лена кивнула и вновь опустила глаза.
— Я тоже должна присутствовать?… — спросила она тихо.
— По идее, да, — проговорил Максим как-то затравленно. — Как моя жена, ты должна присутствовать… — и, пересилив себя, добавил: — Но если ты не хочешь…
— Я пойду, — сказала Лена так же тихо, а потом более уверенно добавила: — Пойду, — бросила на него решительный взгляд. — Все хорошо. Для тебя же это важно.
Да, для него это было важно.
А ей нужно было пересилить себя, чтобы присутствовать там.
Он хотел сказать, что она может остаться дома, что он придумает какую-нибудь отговорку, но Лена устремила на него очень внимательный взгляд с застывшими внутри зрачков решительными искорками, и он так и не вымолвил ни слова.
— Я бы хотела поговорить с тобой, — проговорила она тихо.
— О чем? — выдавил он из себя. — Я весь внимание.
А Лена вдруг испугалась. Сжала чашку дрожащими пальцами, тяжело вздохнула, опустила глаза вниз, затем вновь подняла их на Максима. Своим взглядом, словно заглянула ему в саму душу.
— Я сегодня видела Аню, она была с Сашей… — произнесла она, и Максим поджал губы.
— Таак, — протянул он и поставил чашку на стол. — Почему мне кажется, что следующие слова мне не понравятся?
Лена пропустила его слова мимо ушей и продолжила:
— Я хочу… то есть, я хотела бы…
Максим почувствовал, как сердце забилось в груди часто и гулко. В висках только боль, острая, резкая.
— Что?… — прошептал он осипшим вмиг голосом.
Лена заглянула ему в глаза. Как же много он прочитал в них! Страх, испуг, надежду, веру, неверие…
Он бы выполнил любую ее просьбу за один этот взгляд, полный надежды!
Любую, кроме этой…
— Я хочу… ребенка, Максим, — прошептала она одними губами.
Дыхание замерло, даже сердце, казалось, перестало биться.
— Что?… — на выдохе переспросил он.
— Я хочу, чтобы у нас был ребенок, — повторила Лена, глядя ему в глаза и не отводя взгляд.
Он почти чувствует, как боль разъедает его внутренности, и как сердце грохочет в каждой клеточке тела, вмиг ослабевшего.
И опять существующая реальность словно исчезает, растворяясь в секундах, минутах, тех мгновениях, которые разделяют ее просьбу от его ответа.
— Мы говорили об этом, — сдержанно выдавил из себя Максим, сжимая чашку в руках со всей силы
— Нет, — покачала Лена головой, — не говорили.
Максим взглянул на нее, остро и подавляюще.
Она могла просить его о чем угодно. О чем угодно, черт побери!
Но она просила именно о то, чего он не мог ей дать!
— Ты знаешь, что я думаю по этому поводу, Лена, — сказал он холодно. — И мы с тобой обсуждали это.
Кажется, Лена догадывалась, каким будет его ответ, поэтому подготовилась.
— Не только я хочу детей, — воскликнула она в запальчивости. — Твои родители…
— Мои родители уже смирились с тем, что в ближайшее время внуков им не видать! — перебил ее Максим, пронзив острым, как бритва взглядом.
— А я не смирилась! — твердо сказала Лена и заглянула Максиму в глаза, уверенно, непоколебимо, упрямо. — Я хочу детей, — выдавила она из себя. — Мне уже двадцать восемь, Максим…
— Женщины рожают и в тридцать пять, и в сорок!
— А я не хочу, чтобы на моего ребенка показывали пальцем и говорили, какая у него замечательная бабушка! — резко перебила она и тут же замолчала, осознав, что говорила слишком резко.
Максим испепелял ее взглядом, словно стараясь уверить в правильности своего отказа.
Стиснул зубы, поджал губы, тяжело дышал, с силой втягивая в себя воздух через нос.
Но Лена не отвела взгляда, смотрела на него твердо и прямо.
— Я против этого, — проговорил Максим, выделяя слова. — Точка!
— А когда ты будешь НЕ против?! — воскликнула она с чувством.
— Лена… — предупреждающе выговорил мужчина, глядя на нее.
— Я хочу детей, ты должен это понять, — вскричала она со слезами в голосе. — Я не могу сидеть дома просто так и сходить с ума…
— Ты сходишь с ума?
— Я хочу нянчить своего малыша, а не чужого! Хочу, чтобы мне говорили «мама», а не кому-то на улице!
Максим едва сдерживал себя. Она знала, на что идет, когда решала завести этот разговор… Она знала.
И он знал. Что никогда не согласится.
Как бы больно ей не было, как бы больно не было ему…
— Я сказал, Лена, — сдержанно выдавил Максим. — Значит, так и будет.
— Почему ты не можешь понять, как это важно для меня?! — вскричала Лена, не сдерживаясь, чувствуя, что слезы вот-вот вырвутся из глаз. — Почему отказываешь в этом?!
— У нас не будет детей, Лена, — вскочив из-за стола и нависнув над женой, выкрикнул он. — Это ясно?!
— Никогда?… — сдерживая слезы, прошептала девушка.
Быстрый взгляд на ее дрожащие губы, слезы в глазах.
— Не сейчас… — пробормотал Максим, чувствуя себя последним ублюдком.
— Значит, никогда, — прошептала она и поджала губы.
Максим сжал руки в кулаки, сузил глаза, сведя брови к переносице.
— Ты действительно не понимаешь, или делаешь вид, что не понимаешь? — спросил он жестко.
— О чем ты? — удивилась Лена и сглотнула.
— О том, что было девять лет назад.
Лена сжалась в комочек, поджала губы и отвернулась.
Больно, опять так же больно, как и тогда… И ничем эту боль не заглушить, ничем не вылечить…
— Ты никогда не перестанешь напоминать мне об этом, да? — прошептала она.
— Я ни разу до этого момента не упоминал об этом, — жестко выговорил Максим, выделяя слова
— Но я знала, что ты об этом думаешь! — бросив на него быстрый взгляд, сказала она. — Намного проще, правда, не говорить, но делать все для того, чтобы я помнила?!
— О чем ты? — с подозрением спросил мужчина.
— Ты понимаешь меня, Максим, — четко выговорила девушка. — Ты понимаешь…
Ноги его внезапно стали ватными, и Максим схватился за край стола, чтобы не упасть.
Он понимал. Как никто другой, понимал… Даже лучше, чем она.
Эти девять лет они прожили вместе. В аду.
— То, что тогда было… оно всегда будет стоять между нами, да? — спросила девушка со слезами в голосе.
Максим сглотнул, тяжело выдохнул через сжатые губы, прикрыл глаза.
— Почему ты просто не хочешь понять меня? — с мольбой проговорила Лена, поднимая на него глаза.
— А ты — меня? — внезапно дрожащим голосом произнес Максим, глядя на нее.
Девушка поджала губы и, глотая слезы, выдавила из себя:
— Спасибо, что выслушал, — поднялась из-за стола, даже не взглянув на него. — Пойду отдохну, если ты не против, — двинулась вперед, почти не различая, куда идет.
А Максим, тяжело дыша и плотно сжимая губы, до боли, до крови, закрыл глаза, сдерживая себя, чтобы не закричать на всю вселенную о своей боли и потере.
О своем одиночестве, которое они с Леной делили на двоих. Уже девять лет подряд.
9 лет назад
Лене бы хотелось верить, что на то была воля кого-то свыше, или же просто судьба, которая уже не раз и не два пошутила над ней, но она знала, что всему виной была только ее ложь. Гнусная и противная ложь.
Ошибка. Роковая ошибка, которую ни исправить, ни вычеркнуть из памяти, ни забыть, ни простить…
Максиму — не простить.
Как же часто мы можем отчаяться на какой-то поступок, считая его совершенно безобидным, совершить какое-то деяние, думая, что оно не будет иметь последствий, сделать нечто нехорошее, вынуждая себя оправдываться перед собственной совестью, которая настойчиво и призывно шепчет «Не нужно»…