Мир, где все наоборот - Коган Татьяна Васильевна. Страница 25

Тимур пришел в клуб вместе с друзьями, когда Рита уже уходила домой. Высокий черноглазый парень преградил ей дорогу и потребовал номер телефона. Он был дерзок и обаятелен и намеревался добиться своего. Девушка дала ему визитку. А спустя две недели они уже встречались.

Роман закрутился мгновенно, Рита не успела опомниться. Тимур умел говорить, слова текли плавным потоком, и не было сил противостоять их убаюкивающему журчанию. Голос парня гипнотизировал, отключал разум, обострял эмоции. Рита влюбилась в его голос. Она не планировала серьезных отношений – в ее жизни был тот чудесный период, когда наслаждаешься свободой и независимостью. Ей нравилось распоряжаться временем по собственному усмотрению, нравилось не иметь привязанностей, не отчитываться – пусть даже перед близким и родным человеком. Она сразу же предупредила Тимура, чтобы тот не рассчитывал на ее всецелое внимание. Он согласился. Однако вел себя так, словно их связывали брачные узы.

Рите льстило его наивное помешательство. Мальчишке было двадцать два, максимализм еще не выветрился из его буйной головы. Тимур звонил по сто раз в день, сыпал трогательными признаниями и обещал ей вечную любовь. Рита пыталась урезонить юнца, просила звонить реже – ей нужно работать, а не отвлекаться ежеминутно на любовные беседы. Тимур обижался, дулся час или два, а потом начинал строчить СМС. И горе, если Рита не успевала ответить вовремя: парень мог запросто приехать к ней в офис и потребовать объяснений. Сперва это ее забавляло, затем стало утомлять. К тому моменту, когда она поняла, что темперамент молодого человека слишком давит на ее свободолюбивую натуру, Рита уже накрепко увязла.

Нельзя сказать, что она любила Тимура. Скорее, зависела от его неистового чувства, как наркоман зависит от дозы. Она привыкла к страстному поклонению, к обожанию в диких глазах. Тимур ревновал ее сумасшедше, каждый день находя поводы упрекнуть подругу в неверности. Рита смеялась, удивлялась, недоумевала, плакала, просила прощения. А потом, оставшись ненадолго одна, изумлялась своему поведению. Ей не за что было извиняться – так почему она поддавалась на провокации и оправдывалась за то, чего не совершала? Тимур оказывал на нее странное влияние…

Однажды вечером они валялись на диване у Риты дома и смотрели телевизор. Было уже поздно, и хозяйка намекнула гостю, что пора бы и честь знать. Совместные ночевки не прельщали ее – здоровый спокойный сон занимал не последнее место в ее насыщенной жизни. Тимур мгновенно помрачнел, сел, вцепившись руками в густые волнистые волосы:

– Марго, скажи, я для тебя что-нибудь значу?

Она ласково улыбнулась, не заподозрив дурного.

– Значишь. Иначе я бы не проводила с тобой столько времени.

– Ты относишься ко мне, как к игрушке. Захотела – взяла, надоел – поставила в шкаф. – Лицо парня исказила злобная гримаса. – Зачем ты так со мной?

Рита подсела ближе и осторожно коснулась его жилистого предплечья:

– Что ты выдумываешь? Тебя только засунь в шкаф, ты же сразу дверцы выломаешь.

Тимур дернулся, отбросив ее руку.

– Тебе смешно, да?

– А тебе нет? Начинаешь ссору на пустом месте. – Она была настроена дружелюбно.

– Мне горько и обидно, – в голосе парня звучало неприкрытое страдание. – Я для тебя готов Землю перевернуть, а ты…

– А я? – Рита уставилась на него, ожидая объяснений.

– А ты постоянно прогоняешь меня. Это невыносимо. Больно. Давай жить вместе, Марго. Я люблю тебя. Безумно люблю!

Жить вместе Рита не хотела. Она запахнула халат, туже затянув пояс, и ушла на кухню, чтобы обдумать деликатный отказ. Той ночью Тимур впервые остался у нее до утра. А через неделю переехал с вещами.

Как у него это получилось? Рита с юности принимала самостоятельные решения, ориентируясь на свои приоритеты. Никто не мог заставить ее поступать вразрез с собственными желаниями. Даже в любви она оставалась верной себе, не жертвуя тем, что считала святым. И вдруг все ее знания о самой себе рухнули под напором спесивого юнца, не самого умного, надо признать. Он еле тянул последний курс института, жил на содержании у родителей и даже не задумывался об устройстве на работу. К этому прилагалась завышенная самооценка, тяжелый характер и склонность к истерикам. Рита не уважала Тимура. Его не за что было уважать. И при этом впадала в немое, идиотическое оцепенение, едва он открывал рот.

С ним было трудно. Он отдавал слишком много себя и требовал столько же взамен. Рита едва выдерживала накал эмоций, изливаемый на нее с маниакальной педантичностью. Она пробовала объяснять возлюбленному, что каждый человек нуждается в личном пространстве, но ее доводы разбивались о его красноречие. Оратор находил те самые, единственно верные слова, способные переубедить любую женщину. Он говорил, что им суждено быть вместе, что никто никогда не полюбит ее сильнее, что они будут счастливы и умрут в глубокой старости в один день.

– Люди, предназначенные друг для друга, проходят через всё то дерьмо, что и остальные. Разница лишь в том, что они не сдаются, – жарко шептал Тимур, зарываясь носом в ее волосы, скользя руками по упругому телу. – Марго, ласточка, милая, желанная, мы же не сдадимся, правда? Мы ведь одно целое. Мы должны быть рядышком, вот как сейчас, – и прижимал ее к себе, и целовал, целовал, целовал…

Рита таяла, растворяясь в его ласковом голосе, и думала: «А может, он и в самом деле моя вторая половинка… Может, я слишком придираюсь к нему, слишком сурова. Может, я не даю ему столько тепла, сколько он заслуживает…» И она пробовала быть внимательней и нежной, и терпеливо объясняла, что по-прежнему ему верна, и гасила вспышки бесконтрольного гнева. А потом просыпалась за час до будильника с тяжелым сердцем: вскоре Тимур откроет глаза и разнесет ко всем чертям ее хрупкое умиротворение.

Все чаще Рита задумывалась над тем, чтобы закончить эти странные отношения, изматывающие их обоих. Но стоило ей заикнуться о разрыве – и череда бессонных ночей была обеспечена. Как опытный гестаповец, любовник предпочитал устраивать допросы в часы, когда жертва наиболее уязвима. Едва она приходила с работы, он усаживал ее подле себя и заводил изнуряющую беседу. Использовал разные методы, в зависимости от душевного настроя невольной пленницы. Всегда безошибочно улавливал, что сейчас будет наиболее эффективно – ласка или угрозы, холодная логика или истерика. Рита просила его перенести разговор на утро, а еще лучше на выходные – когда не нужно будет бежать на работу. Но Тимур искренне верил, что не доживет до утра, если не исправит ситуацию сию секунду.

Часам к четырем ночи, когда истощенный мозг не выдерживал, Рита соглашалась на все, лишь бы ей дали поспать. Довольный Тимур прыгал в постель, прижимал к себе ненаглядную, как пляжная обезьянка прижимает к себе затисканного вусмерть котенка, – и засыпал с улыбкой. Последующие несколько дней обычно проходили тихо и безоблачно. А затем все начиналось заново: Рита задержалась в офисе, кому-то улыбнулась, не сразу подняла трубку, ответила Тимуру неласково… Рита его не любит, не ценит, не видит, как страдает родной мужчина…

Подруги разводили руками, выслушивая ее робкие жалобы: если партнер ее напрягает, почему бы не избавиться от него? Вопрос был несложный, но девушка долго молчала, прежде чем признаться самой себе: ее завораживало, с какой страстью за нее боролись. Она могла фыркнуть, бросить обидное слово, хлопнуть дверью – Тимур ее догонит, вернет. Она чувствовала себя желанной. И это упоительное чувство перевешивало многочисленные минусы.

Они были вместе три года и расстались за два месяца до свадьбы…

Мужчина, сидевший в кресле справа от нее, поставил на пол пустую коробку от попкорна, случайно задев соседку. Рита дернулась, очнувшись от воспоминаний.

– Извиняюся, – сказал мужчина, не отвлекаясь от экрана.

Рита достала из сумочки мобильный, чтобы узнать время: фильм шел уже третий час. Встала с кресла и, быстро пробравшись к выходу, покинула зал. В холле кинотеатра было безлюдно: последний сеанс, кафетерии уже закрылись. Только в дальнем углу на диванчике ворковала молодая парочка – студенты или даже школьники, да уборщица драила полы у туалета. Рита подошла к окну, исчезнув из поля зрения влюбленных, и посмотрела на улицу. Поземка клубилась по мостовой, заметала следы от покрышек, подгоняла окоченевших прохожих. Синоптики обещали едва ли не вьюгу. Вот тебе и начало весны.