Мир, где все наоборот - Коган Татьяна Васильевна. Страница 26
На парковке долго искала машину: с топографией у Риты всегда не ладилось, а уж при душевном расстройстве и подавно. Ведь и запоминала специально, куда автомобиль ставила, – а поди ж ты, все равно ориентацию потеряла. Догадалась пискнуть сигнализацией. Машина откликнулось где-то рядом.
Пока доехала до дома, пока приняла душ и приготовила одежду на завтра, стало уже совсем поздно. Обычно в это время Рита спала без задних ног, но сегодня сон не шел. Хотелось с кем-нибудь поговорить, поделиться своей тревогой и нелепыми страхами, но в такое время звонить неприлично. Был один человек, который бы с готовностью откликнулся даже в три часа ночи, но грузить его своими проблемами совесть не позволяла. Ему бы со своими бедами разобраться…
Рита принесла из кухни коробку конфет и забралась на кровать. Устроилась в позе лотоса, накрыла ноги одеялом и отправила в рот конфету с карамельной начинкой. Она обожала сладкое и могла поглощать его в промышленных масштабах – на фигуре это не отражалась. Она всегда была худенькой – не болезненно худой, а изящно тонкой. С Тимуром ее стройность приобрела угрожающие признаки истощения.
Рита не помнила, как возникла идея пожениться. Тимур не делал официального предложения, на колено не вставал, кольца не дарил… Но в какой-то момент она с ужасом осознала, что вопрос о свадьбе уже решен, и даже родственники о предстоящем событии извещены.
– У нас будет идеальная семья, ласточка! – говорил Тимур. – Мы нарожаем деток, умных и красивых. И все поймут, что ты моя! Ведь ты моя, Марго? Мы будем счастливы, как никто другой!
Невеста слушала, с трудом удерживая готовые пролиться слезы. Жених говорил хорошие слова, но от них тяжелело на сердце. Почему все так странно, так непонятно? Она испытывала к Тимуру болезненную привязанность, походившую на жесткий, травмирующий психику гипноз. Она не любила, но намеревалась провести с ним всю жизнь. Она его не уважала, но принимала его…
Был еще один нюанс, не позволявший Рите резко порвать отношения, – страх. Не абстрактный – перед одиночеством или, скажем, перед завтрашним днем, – а самый конкретный, приземленный страх. Девушка боялась Тимура. Боялась, что во время очередной ссоры он сделает что-то непоправимое – с ней или с собой. Свои эмоции любовник проявлял неистово и в горячечном пылу мог совершить такое, о чем впоследствии бы сожалел.
Впервые он поднял на нее руку спустя полгода после знакомства. Они уже жили вместе, и постоянные конфликты утомили Риту. Однажды вечером она сообщила ему о намерении расстаться. Тимур вспыхнул мгновенно, с перекошенным от злости лицом кинулся к ней и, схватив за шею, впечатал в стену.
– Что? Что ты сказала? – проорал он, сжимая пальцы. – Никогда не смей заикаться о расставании! Никогда! Мы всегда будем вместе.
Первые несколько секунд Рита думала, что Тимур неудачно шутит. Она знала о его воинственном характере, но полагала, что эта агрессия никогда не выльется в физическое насилие. Он импульсивный парень, однако нормы морали ему не чужды.
– Мне больно, – прошептала Рита.
– Мне больнее! Мне очень больно слышать от любимой женщины слова о разлуке! – Тимур наклонился к ней, коснувшись губами ее носа. – Никогда не смей говорить подобное!
– Отпусти! – Рита попыталась освободиться. – Ты ведешь себя недопустимо! Я устала от твоих истерик! Мы расстаемся. Я приняла решение. – Она с вызовом посмотрела на парня, давая понять, что обсуждать больше нечего. К чему споры, когда и так все ясно? Они увлечены друг другом, но совместная жизнь убивает их. Они все равно не протянут долго, так зачем продлевать агонию? Иногда хирургическое вмешательство необходимо, чтобы больной выздоровел. Рита не успела озвучить свои мысли: Тимур тряхнул ее так, что она ударилась затылком о стену. И залепил пощечину.
Вид крови из разбитого носа отрезвил агрессора. Он кинулся за салфетками. Протянул их дрожащей рукой, но Рита оттолкнула ее. Несколько минут молча глядела на некогда близкого мужчину, ощущая, как стекает по губам теплая струйка, а затылок гудит от боли.
– Этого я тебе никогда не прощу. – С этими словами она вышла из комнаты, не встретив препятствий, и заперлась в ванной.
Рита лояльно относилась к человеческим слабостям. Нашлось бы немало тех, кто раскритиковал бы ее систему ценностей за чрезмерный либерализм и наивность. Она всегда давала людям второй шанс. Да чего там скрывать – и третий, и пятый, и десятый тоже давала, не видя в ошибках – как своих, так и чужих – ничего зазорного. И все-таки были в ее мире «преступления», недостойные индульгенции. Например, насилие.
Рита смывала кровь, склонившись над раковиной, и отказывалась верить в случившееся. Она могла допустить что угодно, но только не этот кошмар.
Тимур ударил ее. Нет, не так.
Тимур ударил ее! Вот как.
Сильный мужчина, надежный защитник – поднял руку на женщину. Подобное нельзя оправдать.
Рита надеялась, что любовник уйдет, пока она будет в ванной. Это было бы самым логичным поступком. Она прислушалась: тихо. Значит, квартира наконец-то пуста. Открыла дверь и первое, что увидела – мокрые глаза Тимура. Он стоял на коленях и беззвучно плакал.
Она не собиралась его прощать. Она простила его в тот же вечер…
Рита задумчиво уставилась на коробку с конфетами. Тимур ни разу не дарил ей сладости. Он вообще ничего ей не дарил. Они жили на ее зарплату, которой на двоих не хватало. Просить у родителей девушка не хотела, а на совесть любовника рассчитывать не приходилось. Он всегда чувствовал, когда необходимо сказать нужную фразу. За минуту до того, как Рита собиралась попросить Тимура начать поиски работы, он нежно сжимал ее маленькие ладони и, трогательно улыбаясь, говорил:
– Ласточка, ты особенная. Знаешь, чем ты лучше всех женщин? Тебе наплевать на материальные блага. Ты не продаешься за деньги. Тебе важны чувства. Ты умеешь ценить любовь. Ты совершенна, Марго. Я так тебя люблю!
Подруги твердили, что Рита слепа и не замечает очевидного. Наперебой советовали поскорее избавиться от присосавшегося к ней паразита и зажить по-прежнему: весело и легкомысленно. Она соглашалась: спорить с очевидным глупо. Тимур действительно был ее личным чудовищем, но чем сильнее она вырывалась из его лап, тем крепче они ее держали. Прежде она не понимала женщин, живущих с домашними тиранами. Не понимала, как можно добровольно обрекать себя на страдания. Теперь поняла. Внутри ситуации мозг не перестает работать, и ты осознаешь все столь же адекватно, как и со стороны. Разница в том, что ты чувствуешь, а наблюдатели – нет. Принимать решения, не будучи эмоционально вовлеченным, легко. А когда внутри бурлят любовь и презрение, жалость и ненависть, страх и отчаяние, сделать разумный выбор практически невозможно.
И все-таки Рита не оставляла попыток прекратить отношения. Не в ее характере было выплескивать наболевшее в истеричной форме, но спокойная аргументация не действовала на Тимура. Все чаще она срывалась на крик, не сдерживаясь в выражениях. Не проходило и дня без скандала. Рита похудела и осунулась, и даже посторонние люди на улице бросали в ее сторону сочувствующие взгляды. Она превращалась в странное, жалкое существо – неуравновешенное, беспрестанно плачущее и неудовлетворенное. Она умирала – медленно, но неудержимо.
Тимура беспокоило состояние подруги, но он убеждал себя, что после свадьбы она успокоится и перестанет переживать.
– Все невесты нервничают, милая. Это нормально. Скоро все закончится, и ты расслабишься. У нас будет шикарная церемония. Мы проведем ночь в элитном отеле, а наутро улетим куда-нибудь далеко-далеко, где будут только океан, пальмы и мы с тобой.
Рита смотрела в его светящееся от счастья лицо и думала, что с ней что-то не в порядке. Вероятно, она нездорова, в ее геноме есть изъян, не позволявший ей радоваться тому, чему радуется каждая женщина. Ведь она не на Голгофу собирается, а замуж. Почему же так страшно и больно, так муторно на душе? Словно объявлен во всеуслышанье день предстоящей казни и не на что больше надеяться несчастному узнику. Смерть неминуема.