Уродина - Вестерфельд Скотт. Страница 47

Тэлли сделала глубокий вдох. Она вспомнила о визите Сола и Элли. Ее родители были так уверены в себе, а с другой стороны, ничегошеньки не понимали и понимать не желали. Но они всегда казались ей такими мудрыми и уверенными и в то же время отстраненными от любых проблем той настоящей жизни, которой жила их дочь-уродка. Может быть, это и есть последствия микротравм? А Тэлли всегда считала, что родителям просто полагается быть такими.

Если на то пошло, то новоиспеченным красоткам и красавцам полагается быть глуповатыми и зацикленными на себе, прекрасных и любимых. Будучи уродцем, Перис над ними потешался, но не мог дождаться момента, когда и он присоединится к общему веселью. И со всеми всегда было так. Так как же можно судить, насколько дело в операции, а насколько — всего лишь в том, что люди следуют давно проторенным путем?

Ответ можно найти единственным способом — создав новый мир, чем и начали заниматься Мэдди и Эз.

Потом в голову Тэлли пришел еще один жуткий вопрос: «А ради чего все затевалось? Ради красоты или этих микротравм?» Не было ли желание похорошеть просто приманкой, чтобы всех и каждого затащить под нож пластических хирургов? Или микротравмы — всего лишь последний штрих к портрету новоиспеченного красавца и красотки? Напрашивался весьма логичный вывод: те, кто одинаково выглядит, и мыслят одинаково.

Тэлли откинулась на спинку стула. У нее круги плыли перед глазами, а стоило ей задуматься о Перисе, о родителях, о всех знакомых красивых людях, у нее сразу начинало противно сосать под ложечкой. «Насколько они другие? — спрашивала себя Тэлли. — Каково это — быть красивым? Что на самом деле скрывается за огромными глазами и идеальными чертами лица? Что происходит у них в головах?»

— У тебя усталый вид, — заметил Дэвид.

Тэлли негромко рассмеялась. Ей уже казалось, что они с Дэвидом пришли сюда не одну неделю назад. Несколько часов разговора — и весь ее мир перевернулся.

— Может быть, я действительно немного устала.

— Мы, пожалуй, пойдем, мама.

— Конечно, Дэвид. Уже поздно, а Тэлли надо о многом подумать.

Мэдди и Эз встали. Дэвид подал Тэлли руку и помог подняться со стула. Тэлли прощалась с ними, как в тумане, мысленно содрогаясь от того, как на нее смотрели эти двое пожилых уродцев. Они ее жалели. Им было грустно из-за того, что ей пришлось узнать правду и что открыть ей эту правду выпало им. Сами они за двадцать лет к этой мысли привыкли, но понимали, как жутко узнать о таком.

Девяносто процентов населения планеты живут с промытыми мозгами, и только считанные люди во всем мире знают, в чем заключается эта промывка.

— Ты понимаешь, почему я хотел тебя познакомить с моими родителями?

— Да, понимаю.

Тэлли и Дэвид в темноте поднимались по склону горы. Они возвращались в Дым. Луна уже села, и небо наполнилось звездами.

— Ты ведь могла вернуться в город, ничего не узнав.

Тэлли зябко поежилась, осознавая, как близко она была к такому решению. В библиотеке она уже раскрыла медальон и чуть было не заглянула в него. Сделай она это — через несколько часов нагрянули бы чрезвычайники.

— Я бы не смог этого вынести, — признался Дэвид.

— Но ведь некоторые уродцы все же возвращаются?

— Конечно. Им прискучивает жизнь на природе, а мы не можем насильно удерживать их.

— Вы их отпускаете? При том, что они даже не догадываются, что на самом деле означает операция?

Дэвид остановился и положил руку на плечо Тэлли. Его глаза взволнованно сверкали.

— Мы этого тоже не знаем. А если мы расскажем всем о своих подозрениях? Большинство нам не поверит, а другие рванутся в города, спасать своих друзей. В конце концов в городах узнают о том, что мы рассказываем беглецам, и власти сделают все возможное, чтобы найти нас.

«Они и так делают», — мысленно произнесла Тэлли и стала гадать, сколько еще шпионов чрезвычайники шантажировали и вынудили искать Дым, сколько раз они были близки к тому, чтобы обнаружить поселение беглецов. Ей так хотелось рассказать Дэвиду, что задумали эти люди, но как это сделать? Она не могла объявить, что явилась сюда лазутчицей, иначе Дэвид непременно перестал бы ей доверять.

Тэлли вздохнула. Зато, расскажи она правду, у Шэй точно исчез бы повод ревновать.

— У тебя невеселый вид.

Тэлли через силу улыбнулась. Дэвид доверил ей свою самую большую тайну — ей следовало в ответ поведать свою. Но у нее недоставало храбрости произнести нужные слова.

— Ночь получилась долгая. Вот и все.

Он улыбнулся.

— Не бойся. Скоро она кончится.

«Интересно, сколько осталось до рассвета?» — подумала Тэлли. Через несколько часов она будет завтракать с Шэй и Кроем и всеми остальными, кого она почти предала. От этой мысли Тэлли стало зябко.

— Эй, — проговорил Дэвид и приподнял пальцами подбородок Тэлли. — Ты сегодня держалась молодцом. Думаю, родителям ты понравилась.

— Да? Правда?

— Конечно, Тэлли. Ты ведь сразу поняла, что все это значит. А большинство людей поначалу просто не верят. Говорят, что власти не могут быть так жестоки.

Тэлли невесело усмехнулась.

— Не волнуйся, я верю.

— Вот именно. А я видел очень многих городских ребятишек, приходивших сюда. Ты не такая, как они. Ты ясно видишь мир, хотя тебя растили неправильно. Вот почему я должен был сказать тебе. Вот почему…

Тэлли посмотрела ему в глаза и увидела, что его лицо снова светится, и оно снова показалось ей красивым, как раньше.

— Вот почему ты красивая, Тэлли.

От этих слов у нее на миг закружилась голова. Она словно бы смотрела в глаза красавца и падала, падала…

— Я?

— Да.

Она рассмеялась и замотала головой.

— Я красивая? С тонкими губами и глазами, посаженными слишком близко?

— Тэлли…

— С курчавыми волосами и приплюснутым носом?

— Не говори так. — Его пальцы скользнули по ее щекам, по почти зажившим царапинам, пробежались по губам. Тэлли знала, что на этих пальцах — жесткие, как деревяшки, мозоли, но почему-то ласка была нежной и робкой. — Это самое ужасное, что делают с вами, с любым из вас. Что бы ни делали с мозгами при операции, самый страшный вред вам наносят еще до того, как хирург берет в руки нож. Вам всем внушают, что вы — уроды.

— Конечно! Все!

— Значит, ты считаешь, что я урод?

Тэлли отвела взгляд.

— Бессмысленный вопрос. Тут дело не в отдельных людях.

— В отдельных, Тэлли. Именно в отдельных.

— Я в том смысле, что на самом деле никто не может быть… ну ты же знаешь, что с точки зрения биологии есть определенные вещи, которые у нас всех… — Она вдруг умолкла. — Ты вправду думаешь, что я красивая?

— Да.

— Красивее Шэй?

Потом они несколько секунд стояли, раскрыв рты. Тэлли задала этот вопрос, не подумав. И как только она могла выговорить эти ужасные слова?

— Прости.

Дэвид пожал плечами и отвернулся.

— Вопрос честный. Да, я так думаю.

— Как?

— Я думаю, что ты красивее Шэй.

Он сказал это так обыденно, словно говорил о погоде.

Тэлли закрыла глаза. Вся дневная усталость нахлынула на нее. Она ярко представила себе лицо Шэй — слишком тонкое, с чересчур широко расставленными глазами, — и ей стало так плохо, что даже удивительное тепло, которое рождалось в ее душе при взгляде на Дэвида, развеялось без следа.

Всю свою жизнь, каждый день она по-всякому обзывала других уродцев, а они в свою очередь обзывали ее. Жирняй, Поросятина, Прыщавая, Калека — уродцы щедро и беззастенчиво награждали друг друга самыми гадкими кличками. Но награждали всех поровну, так что никому не было обидно. И никого, никого никогда не считали хоть капельку красивым, никому не давалось предпочтения из-за случайного выверта генов. Собственно, из-за этих вывертов в свое время и придумали Операцию Красоты.

Это было нечестно.

— Не говори так. Пожалуйста.

— Ты сама меня спросила. Я ответил.

Тэлли открыла глаза.

— Но это так ужасно. Это неправильно.