Мой лучший враг - Филипенко Алена. Страница 67

— Мам, я хотела с тобой поговорить… — замялась я, собираясь с духом.

— Конечно! О чем? О мальчиках? Давай посплетничаем с тобой о мальчиках.

Я тяжело вздохнула, не зная, как объяснить.

— Да, есть один мальчик… Но поговорить хочу не совсем о мальчиках, а о самой ситуации. Потому что я не знаю, как дальше…

Тут у мамы позвонил телефон.

— Прости, Томусик, это срочное по работе…

Мама поднесла телефон к уху.

— Да, что ты там говорила? Что-то про мальчика… — сказала мама, закончив телефонный разговор. — А он красивый? А я его знаю? А у вас с ним любовь?

Я подумала некоторое время, чтобы ответить. Наверное, этот срочный телефонный разговор про работу был неспроста. Он дал мне пару минут на обдумывание. А стоит ли рассказывать? А поймет ли она меня? Как вообще можно коротко объяснить то, что со мной происходит? Я не могла найти ответы на эти вопросы, поэтому просто ответила:

— Да нет, это неважно. Ерунда. Я уже и забыла, что хотела сказать.

Мама подозрительно посмотрела на меня. Она не поверила мне.

— Ну, знай, если захочешь обсудить мальчиков, ты знаешь, к кому идти.

— Конечно! — пообещала я.

Вечером мы смыли с меня всю эту липкую дрянь. На мой взгляд, ничего не изменилось, но мама была в полном восторге.

— Какая кожа стала мягкая! Губы порозовели! А волосы как блестят!

Я смотрела в зеркало и видела там только маленькую забитую девочку, замученную и затравленную. Но мама этого не видела, оно и к лучшему.

Вечером мы с ней сидели в саду возле костра, завернувшись в пледы. Мама пила вино, я — горячий чай. Мама рассказывала о своей работе, о каких-то выставках, об одежде, разных местах и странах, где она хочет побывать.

Я смотрела на то, как пляшут в костре желтые искорки. По телу разливалось приятное тепло. Вдыхала вкусный запах вечера — смесь ароматов молодой листвы, сырой земли и запаха дыма. Я хотела продлить этот момент, каким-то образом заморозить его, чтобы навсегда остаться в нем.

Но выходные кончились, и снова началась война.

Ничего не изменилось. Один кошмарный день сменялся другим. Я отсчитывала дни до конца учебного года. С нетерпением ждала, когда же кончится весь этот ужас. А кончится ли? Я смогу уйти от кошмара, только запершись в доме. Но и то я уверена, что Стас и в таком случае найдет способ добраться до меня.

В один из майских будней я возвращалась домой из школы. Моя голова была забита всякими мелочами, которые предстояло сделать для последнего звонка. Я шла домой обычным путем — через дыру в бетонном заборе с обратной стороны школы.

Когда я перелезла через дыру, то на той стороне я увидела Стаса. Я быстро дернулась обратно — может быть, я еще успею пролезть обратно и убежать. Но Стас схватил меня за капюшон кофты, дернул назад. Капюшон натянулся и сдавил горло, я закашлялась.

Он ударил меня о бетонную стену, улыбнулся.

Я зажмурилась. Стала считать. Раз. Два. Три… Это не может продолжаться вечно. Нужно перетерпеть несколько минут — и все кончится. Он наиграется и отпустит. Нужно только перетерпеть.

— Сегодня мы еще не виделись. Я соскучился, — ласково сказал он.

Я стиснула зубы. Четыре. Пять. Шесть…

— Еще одна твоя жалкая лазейка? Все еще надеешься убежать? Найти такое место, про которое я не знаю? Ха! Такого места нет.

Он прижал меня к забору. Протянул руки, стал разглаживать складки на моем капюшоне.

— Что у тебя с лицом? — недовольно сказал он. — Ты так жалко выглядишь, что я сейчас расплачусь.

Семь. Восемь. Девять…

— Отпусти ее, Стас! — рядом послышался голос. Егор — это был его голос.

Егор пролез в дыру и встал рядом с нами.

— Опять ты, — нахмурился Стас. — Чего тебе надо от нее?

— Оставь ее в покое.

— А почему я должен отстать от нее?

— Ты пугаешь ее. Делаешь ей больно.

— И что? — удивленно сказал Стас. — Мне так хочется.

Егор на секунду замешкался. Стас сбил его с толку. Но через секунду лицо его посуровело, он сказал тверже:

— Отпусти ее.

Стас посмотрел куда-то вдаль, коротко кивнул. Через несколько мгновений из-за угла стали появляться люди. Его стая. Все это время они караулили, охраняли, как верные псы. А теперь их хозяину угрожает опасность.

Их было человек пять. Они подошли близко и окружили нас.

Егор с беспокойством осматривал всех — он один, а их шестеро вместе со Стасом. Он ничего не сможет сделать. Он не сможет мне помочь, а сделает только хуже.

Я жалась к стене, со страхом следя за происходящим.

Двое окружили Егора, схватили его, чтобы он не смог вырваться.

— Она моя игрушка, — тихо сказал Стас, внимательно смотря на него. — Никто. Не посмеет. Ее. Отнять. Я могу сделать с ней все, что хочу. Захочу — буду беречь.

Он крепко обхватил руками мое лицо, я попыталась вывернуться, но мне не удалось. Он грубо поцеловал меня в губы, было больно и неприятно. А потом он оттолкнул меня. И с вызовом посмотрел на Егора.

Егор выдержал его взгляд.

— Захочу — сломаю, — продолжил Стас. Его голос был холодным и твердым, как лед.

Я не успела ничего понять. Стас резко схватил меня за запястье, поднес мою руку к бетонной стене и с силой провел тыльной стороной моей ладони по бетону. Кожу обожгло, я вскрикнула от боли.

Стас выпустил меня, я прижала поврежденную руку к груди. Кожа пылала огнем, рука неприятно пульсировала. Я раскрыла ладонь — вся тыльная сторона была содранной до крови. От боли на глазах выступили слезы.

— Не трогай ее! — крикнул Егор и стал яростно отбиваться. Но его крепко держали.

Стас подошел к нему.

— Зачем она тебе, а? Почти год прошел — тебе все равно на нее было. А сейчас вдруг забеспокоился. С чего бы вдруг? Совесть проснулась?

— Может, и совесть, — холодно ответил Егор.

— Найди себе свою игрушку. И играй с ней в прекрасного принца. Спасай ее от злых чудовищ. Но мою не трогай. Пойдемте, парни.

Егора отпустили. Стая ушла.

Я прижимала к груди руку, прислонилась к стене.

Все внутри у меня кипело от злости и обиды. В данный момент я была зла на Егора — это из-за него сейчас Стас взбесился. Если бы не он, Стас просто бросил бы пару оскорблений в мой адрес и ушел бы.

Егор подошел ко мне.

— Очень больно? — спросил он.

Я молча кивнула.

Он покачал головой. Потом положил руку мне на плечо.

— Я не оставлю все это так. Я что-нибудь придумаю, обещаю.

Я зло бросила ему в лицо:

— Просто оставь нас в покое!

— Что? — Егор удивленно посмотрел на меня.

— Оставь нас! Ты только хуже делаешь! Из-за тебя он сейчас такой.

— Нет, ты не понимаешь, мы должны бороться, мы…

Я безнадежно сказала:

— Егор, просто оставь. Ты не такой, как мы. Не думай, забудь о нас. Мы пропащие, понимаешь? Тебе нас не спасти. Это наша война, не твоя.

Я надела капюшон и пошла прочь, опустив глаза в землю и прижимая к груди содранную ладонь.

Этим вечером я вылезла на крышу.

Я долго смотрела в небо, искала глазами знакомые созвездия. Я подошла к самому краю крыши. Посмотрела вдаль, на крыши соседских домов. Почти во всех из них горел свет. Я вглядывалась в каждое окошко и представляла, что за каждым из них сейчас за столом сидит счастливая семья.

Я положила на металлическую поверхность крыши листок бумаги. Чиркнула зажигалкой, подожгла его.

Смотрела, как сгорает вещь, которой я дорожила больше всего на свете.

Белый лист бумаги чернел, его уголки закручивались.

Одна за другой пропадали буквы. А потом пропала и вся надпись, сделанная странным, причудливым почерком. Буквы с наклоном влево, а не вправо.

В окошко — улыбку, а из окошка — смех.

Огонь пожирал бумагу и выплевывал пепел. Ветер подхватывал его, и вместе с пеплом уносились прочь мои наивные мечты. Мои прекрасные детские воспоминания. И слепая вера в то, что все будет хорошо.

Глава 36

У меня больше нет воспоминаний. Нет теплых чувств. У меня почти ничего не осталось.