Задача – выжить! - Замковой Алексей Владимирович. Страница 41
— Эй, кто там на мельнице! — раздался крик из леса. — Выходи без оружия!
Костер приятно согревал уставшие ноги. Уже давно стемнело, но сон все никак не шел. После боя навалилось какое-то тупое оцепенение, когда просто тупо переставляешь ноги, не понимая ни куда, ни зачем идешь, а потом так же тупо сидишь, уставившись в одну точку. События минувшего дня практически стерлись из памяти – все было как в тумане. В голове крутились только обрывки произошедшего. Я посмотрел на мирно похрапывающего рядом Лешку Митрофанчика. Выжил-таки! Из моей группы выжили только двое – Лешка и Селиванов, который еще вначале ушел с группой Митрофаныча. Бывший фельдфебель тоже выжил. А кроме него и Сергея – еще четыре человека. Из тех двадцати, которые заняли позицию на мельнице. От остальной части отряда осталось еще человек пятнадцать. Чудом уцелел и капитан, доплыв с раненой ногой и двумя свежими пулевыми ранениями до берега. Там он и потерял сознание, сумев только заползти поглубже в кусты. Без единой царапины вышли из боя только Оля и два пацана, сбежавшие к нам в отряд. Их переправили через реку, как только стало понятно, что нашему отряду предстоит тяжелый бой. В общем итоге этот бой пережили двадцать пять человек, включая и всех названных выше, причем около трети из них было ранено.
Как оказалось, на помощь к нам пришли бойцы другого партизанского отряда, действовавшего в этой же местности. До этого момента мы и не подозревали, что не одиноки в лесах под Ровно. Хотя, учитывая, что Красная армия отступала здесь сравнительно недавно, ничего в этом удивительного не было. Множество окруженцев, группами и поодиночке, шли здесь на восток или оседали в лесной глуши, ведя свою борьбу с врагом или просто прячась от немцев. Пришедшая к нам на помощь группа была частью большого отряда, расположенного неподалеку. На одной из передовых застав, окружавших их лагерь, вначале услышали стрельбу на нашем берегу, а потом обнаружили немецкую колонну, движущуюся по лесной дороге в направлении мельницы. Тут же был послан боец с докладом к командиру, который решил отправить группу для выяснения обстоятельств. Тридцать бойцов, посланных к реке, вышли к нам как раз вовремя – немцы уже хорошо прижали остатки нашего отряда к земле и практически подавили огневые точки на мельнице. Чего они не ожидали, так это того, что им ударят в тыл. Оставшиеся в лесу пулеметные расчеты вместе с охранением были уничтожены буквально за несколько секунд, а потом те же пулеметы ударили в тыл немецкой цепи, оказавшейся зажатой между плюющимся огнем лесом и огрызающейся мельницей. Исход боя решился всего за пару минут.
После всех этих событий, выяснив, что они спасли остатки такого же партизанского отряда, пришедшие нам на помощь бойцы, не теряя времени даже на сбор трофеев, повели нас в свой лагерь. А с запада уже слышался гул двигателей новой колонны, и в небе кружила старая знакомая «рама».
И вот сейчас, после фактического разгрома и последующего долгого марша через лес, измученные остатки нашего отряда отдыхали у костров в чужом партизанском лагере. Все организационные вопросы были оставлены на утро, а люди, оказавшись в безопасности, просто свалились с ног там, где стояли. Многие заснули еще до того, как их осмотрела медсестра – молоденькая девчонка со смешными косичками. А кое-кто уснул прямо в процессе перевязывания.
Я вытащил из кармана сигареты. После купания в реке пачка насквозь промокла. Повертев ее в руках, я аккуратно, стараясь не поломать содержимое, разорвал пачку и осторожно разложил сигареты поближе к огню. Покурить мне, похоже, не светит. Все остальное мое имущество, среди которого был и запас табака, осталось в забытом на линии нашей обороны ранце. Мне удалось сохранить только то, что было в карманах, — зажигалку, небольшую трубочку, которую я изъял у немца еще при первом нападении на колонну, полтора десятка винтовочных патронов, и все. Из оружия у меня остался только «парабеллум» и подобранный на берегу МП-38 без патронов.
— Кури, боец, — раздалось сзади.
Я оглянулся и, благодарно кивнув, взял протянутый мне кожаный кисет с табаком. Мой благодетель присел у костра, протянув руки к огню. Молодой, высокий парень с короткой стрижкой и свежим шрамом через всю правую щеку. В свете огня на малиновой петлице посверкивал один кубик – пехотный младший лейтенант. Форма более или менее цела, хоть и основательно потерта. От газеты для самокрутки я отказался. Достал из кармана трубку и затрамбовал в нее столько табака, сколько поместилось.
— Досталось вам сегодня… — продолжил младший лейтенант, внимательно наблюдая за мной.
Я молча кивнул и протянул кисет обратно. Прикурил трубку веточкой от костра. Утрамбованный табак горел плохо – приходилось постоянно затягиваться, чтобы не погас.
— Младший лейтенант Дроздов, — после паузы представился он.
— Боец Найденов.
Разговаривать очень не хотелось.
— Как же вас так угораздило, Найденов?
— Что «угораздило»? — не понял я.
— Ну, то, что к реке вас прижали.
Похоже, начинается очередной допрос. Вряд ли этот лейтенант пришел просто поболтать. И ведь не пошлешь же. Субординация… Надо собираться с мыслями и постараться не наговорить лишнего.
— Не успели уйти, — вздохнув, ответил я. — Мы как раз перебирались на болото, чтобы потом перейти на этот берег. Да не успели…
— А чего это вам понадобилось на этот берег? — не отставал Дроздов.
— А это вы, товарищ младший лейтенант, у товарища капитана спрашивайте. — Я пожал плечами и выпустил густой клуб дыма. — Он командир. А мое дело – выполнять приказы.
— И то верно, — согласился лейтенант.
Снова повисло молчание. Я сидел и сосредоточенно пыхтел трубкой, Дроздов смотрел на огонь. Где-то прокричала ночная птица.
— А что это вас немцы решили так прижать? — снова нарушил тишину лейтенант. — Силы на вас немалые кинули.
— Насолили мы им, наверное. Только с того времени, как я в отряде, — подорвали их аэродром, уничтожили два грузовика с солдатами и отобрали у полицаев две телеги с продовольствием. Вот они и разозлились.
— Аэродром уничтожили? — Дроздов отвлекся от созерцания пляшущих языков огня и во все глаза смотрел на меня. — Это как?
— Из пулемета по бочкам с горючим. А машины – поставили мины на дороге. Головная машина подорвалась, а вторую мы расстреляли.
— Молодцы, — кивнул лейтенант и снова уставился в огонь. — А у нас с минами плохо. Нет у нас мин.
— Так и у нас не было, — решил себе набить цену я. — Сами сделали.
— А кто делал? — Судя по реакции Дроздова, я не переставал его удивлять.
— Я и делал. — В моем голосе прозвучала нотка самодовольства. — У нас в отряде минами занимались я и еще двое из тех, кто выжил.
— Здорово! — обрадовался лейтенант. — А то у нас был один подрывник, да взорвался неделю назад, когда немецкие мины снимал.
— Бывает, — философски пожал плечами я. — У нас тоже был старшина Трепов, который и обучил меня этому делу. Подорвался недавно, когда снаряд разбирал.
Лейтенант грустно вздохнул, возможно даже вполне искренне, и снова замолчал.
— А что дальше делать думаете? — продолжил он.
— Что командир наш прикажет, то и будем. А если не выживет – помощником у него Митрофаныч. Он пусть и решает.
— Ладно. — Дроздов, видимо, узнал у меня все, что хотел, и поднялся. — Отдыхай, боец. Утро вечера мудренее.
Я, докуривая остатки табака в трубке, наблюдал за уходящим лейтенантом и размышлял над произошедшим разговором. Что это было? Просто захотелось человеку от скуки поговорить с новыми людьми или все же проверка какая-то? Почему именно со мной заговорил? Потому что я единственный, кто не спит?
И разговор такой, без чинов и званий… Будто не командир с бойцом разговаривает, а подошел прохожий к рыбацкому костру и заговорил о рыбалке и улове. Не сказал ли я чего лишнего? Вопросы, вопросы… Я не заметил, как уснул.
Разбудил меня Лешка Митрофанчик.