Всего один день - Форман Гейл. Страница 39

Я рассказала ей о своих новых курсах, о том, на какие безумные уловки мне пришлось пуститься, чтобы об этом не узнали родители: я шлю им тесты по биологии, оценки по которым у меня стали расти (часы наших с Ди занятий приносят свои плоды), но результаты лаб по химии я беру у своей бывшей напарницы и просто переправляю имя. Я-то думала, что Мелани посмеется от души, но ее голос остался равнодушным, она даже напомнила, какие меня ждут неприятности, если все раскроется, – будто я и сама не знаю. Потом я решила сменить тему и рассказала ей о профессоре Гленни, Ди, о том, как мы читаем по ролям, как ужасно я боялась выступать перед всем классом, но сейчас все это делают, и вроде бы идет не так плохо. Опять же, я ждала, что она за меня порадуется, но она снова осталась равнодушна, я разозлилась. После этого мы пару недель не разговаривали и не переписывались, и мне из-за этого как-то одновременно и грустно и легко.

И мне хотелось бы рассказать об этом Ди, но я не знаю, как. За исключением самой Мелани, у меня близких друзей не было, и мне не очень понятно, как их завести. Знаю, что это глупо. Я же видела, как другие это делают. Кажется, что все так просто: вы веселитесь, открываетесь, делитесь своими историями. Но как я могу это сделать, если единственное, что я хочу рассказать, я как раз должна стереть из своей памяти? К тому же, когда я открылась в прошлый раз… собственно, в первую очередь именно поэтому мне и надо начать с чистого листа. Мне кажется, что такие отношения – теплые, дружеские, простые и приятные – поддерживать безопаснее.

В конце февраля на «Президентские выходные» приезжают родители – впервые после «Родительских выходных». Усвоив урок, я старательно воссоздаю тот образ дочери, который они ждут увидеть. Снова расставляю часы. Выделяю что-то маркером в нечитаном учебнике химии, копирую лабы у бывшей напарницы. Составляю планы, чтобы мы как можно больше времени провели в Бостоне и как можно меньше – на кампусе, дабы оказаться подальше от компромата и Великолепной Тройки (которые, правда, стали уже скорее Супердвойкой, потому что Кендра теперь все время проводит со своим парнем). И говорю Ди, с которым мы стали вместе заниматься иногда еще и по выходным, что меня не будет в пятницу, и в понедельник я тоже не смогу.

– Ты хочешь бросить меня ради Дрю? – Дрю у нас в классе на втором месте среди чтецов Шекспира.

– Нет, нет, конечно, – отвечаю я в напряженном ужасе. – Просто у нас в пятницу поездка с керамистами. – Это не совсем правда. Мы действительно выезжаем на экскурсии, экспериментируем с глазурями, пробуем обжигать различные органические материалы, а иногда даже сами делаем печи-землянки. То есть такое действительно бывает, но не в ближайшие дни.

– А в выходные, наверное, буду работать над сочинением, – это тоже ложь; сочинения мне бывает необходимо писать только по Шекспиру. Поразительно, как хорошо я научилась обманывать. – Так что до среды, хорошо? Печенье за мной.

– Попроси бабушку прислать этих закрученных с маком.

– Ругелах?

– Произнести я этого не могу. Могу только есть.

– Я передам.

Эта встреча с родителями проходит вполне сносно. Мы посещаем «Музей изобразительных искусств» и «Научный музей». Катаемся на коньках (и у меня не получается держать ноги параллельно). Идем в кино. Много фотографируем. Неловкий момент возникает, когда мама достает каталог и предлагает начать планировать расписание на следующий год, а потом расспрашивает о моих планах на лето, но я, как обычно, выслушиваю, что предлагает она, а сама ничего не говорю. К концу их визита я чувствую себя полностью выжатой, как после забега на длинную дистанцию по Шекспиру, когда долго приходится прикидываться другими людьми.

В воскресенье перед ужином мы заходим в мою комнату, и тут появляется Ди. И хотя я ничего ему о своих родителях не рассказывала, даже что они приедут, уж не говоря о том, какое у них обо мне представление, чего они от меня ждут; но на нем сегодня обычные джинсы и свитер – я его в такой одежде раньше ни разу не видела. Волосы убраны под шапку, никакого блеска на губах. Я его едва узнала.

– Как вы познакомились? – интересуется мама после того, как я перепуганно представила их друг другу.

От ужаса я вообще застываю.

– Мы вместе лабы по биологии делаем, – совершенно спокойно говорит Ди. – Дрозофил выращиваем. – Я вообще впервые слышу, чтобы он правильно это название произнес. Он берет тубус. – Выводим тут всякие генетические аномалии.

Папа смеется.

– Когда я тут учился, нас тоже заставляли это делать, – он смотрит на Ди. – Ты тоже к меду готовишься?

Брови у Ди чуть поднимаются, едва выдавая его удивление.

– Я еще не определился.

– Ну, некуда спешить, – отвечает мама. Я чуть вслух не заржала.

Папа поворачивается к столу и ставит тубус прямо рядом с моей очередной поделкой из гончарной мастерской.

– А это что?

– А, это я сделал, – откликается Ди, берет ее и начинает рассказывать, что ходит на курс керамики, и в этом году они экспериментируют с различными методами обжига и глазурью, и что эту штуку они обжигали в земляной печи на коровьих лепешках.

– На коровьих лепешках? – переспрашивает мама. – Имеются в виду… фекалии?

Ди кивает.

– Да, мы ходили по фермам тут неподалеку и просили у них коровий навоз. Вообще-то пахнет не так уж и ужасно. Этих коров травой кормят.

И тут до меня доходит, что Ди снова говорит не своим голосом, и в этот раз он играет меня. Я рассказывала ему про коровьи лепешки, про их землистый запах, как мы ходили за ними по фермам… Хотя когда Ди сам это услышал, он чуть не умер со смеху от мысли, что наши богатенькие родители, которые отваливают за колледж по сорок тысяч в год, заплатили в том числе и за курс, где нас заставили убирать коровники. Наверное, я рассказала ему о себе больше, чем думала. А он слушал внимательно. Запомнил что-то обо мне. А теперь вот меня выручает.

– Коровьи фекалии. Как занимательно, – говорит моя мама.

На следующий день родители уезжают, а в среду мы начинаем «Двенадцатую ночь». Ди взял в медиацентре два диска. Он считает, что в качестве кары за то, что мы не будем выполнять задание, надо хотя бы посмотреть пьесу несколько раз. Я запускаю ноутбук, и он подает мне сценическую версию.

– Спасибо, что взял, – говорю я. – Хотя я и сама могла.

– Мне все равно в медиацентр надо было.

– Ну, спасибо. И за то, что ты был совершенно прекрасен при встрече с моими родителями. – Я на секунду смолкаю, немало смутившись. – Как ты узнал, что они приедут?

– От своей дорогой Кали. Она мне рассказала. Она мне все рассказывает, ведь мы с ней лучшие подружки, – говорит он, сощурив глаза. – Видишь? Ни к чему ты хотела спрятать мисс Ди от своих. Я же девочка приличная.

– А, да. Извини, пожалуйста.

Ди смотрит на меня пристально, ожидая большего.

– Правда. Мои родители. Тут много… в общем, все сложно.

– Да ничо тут сложного. Я все догоняю. Снизойти до нищеброда Ди и позвать его в гости – это одно, но серебришко лучше припрятать.

– Нет! Ты все неправильно понял! – восклицаю я. – Я не снисхожу! Ты мне действительно нравишься.

Скрестив руки на груди, он продолжает сверлить меня взглядом.

– Ну а как твоя экскурсия? – едко спрашивает он.

Мне хочется все объяснить, правда. Но как? Как я могу это сделать, не выдав себя? Я ведь стараюсь. Стараюсь стать тут новым человеком, кем-то другим, жить с чистого листа. Но если я расскажу про родителей, про Мелани, про Уиллема, если покажу ему, кто я такая на самом деле, я снова откачусь в самое начало.

– Извини за вранье. Но, поверь мне, дело не в тебе. Я просто передать не могу, как я тебе благодарна за то, что ты сделал.

– Нивапрос.

– Нет, серьезно. Ты был великолепен. Родителям очень понравился. И говорил все так гладко, они ничего не заподозрили.

Он резким движением достает из кармана блеск и с невероятным старанием наносит его сначала на верхнюю губу, потом на нижнюю, потом чмокает ими так громко, как будто с упреком.