В начале пути - Калбазов (Калбанов) Константин Георгиевич. Страница 33

– Государь, так ведь к вечеру тебя ждут на приеме у Шереметевых.

– Порезвятся без меня.

– Петр Алексеевич, совсем ты себя загонял с этими науками.

– Васи-илий.

– Прости, государь. Все исполню.

– Вот и исполняй. Итак, Андрей Иванович, вот взгляни на то, что у меня получилось за эти дни.

Петр протянул Ушакову исписанный аккуратным убористым почерком лист бумаги. Тот углубился в чтение. И чем дольше он читал, тем большее удивление отражалось на его лице. Еще бы. Тайная канцелярия, которой он ведал, имела в штате всего лишь двенадцать человек, у которых в производстве было просто запредельное количество дел. А здесь…

– Государь, но это более двух сотен человек.

– Если отделить особую роту КГБ, то получится значительно меньше.

– А для чего нужна особая рота?

– Особые знания и умения, которые потребны для выполнения особых поручений. Заметь, я там указал и особое вооружение, ничего громоздкого и мешающего – так, чтобы и через забор перемахнуть, и на стену без труда забраться, и настичь убегающего. Вот только и форму им нужно создать особую и удобную, ни на парадах, ни в штыковую им не ходить. Более того, муштра строго ограничена, а вот обучить их кое-каким приемам борьбы будет совсем не лишним. Ну, к примеру, чтобы один без оружия мог скрутить троих.

– Один скрутить троих? Эдак мне солдат туда из гренадеров нужно будет набирать.

– Вот уж в чем нет никакой необходимости. Когда я по лесам на охоте пропадал, так при мне был один казак, с виду невысок, без особой стати, но, помнится, для разогреву начали как-то парни бороться, так он один четверых валял по земле очень даже занятно. Я тогда ему еще пять рублей пожаловал, больно уж порадовал он меня. Так он сказывал, что у них почитай каждый бороться горазд. Вот такого молодца отыщи, и пусть он твоих парней и обучает. А еще лучше нескольких, пусть разные ухватки будут. А еще записать бы те ухватки, да с рисунками подробными – как хватать, как бросать, куда бить, – и составить учебник.

Петр говорил это, имея весьма задумчивый вид, а потом взял перо, макнул в чернильницу, склонился над книжкой средних размеров в кожаном переплете и стал спешно что-то записывать. Появилась у него с некоторых пор привычка все время держать при себе вот эту книжицу, в которую он записывал те или иные мысли, вдруг возникающие в голове. Уподобляться деду и вести записи на любом подвернувшемся клочке бумаги ему не хотелось, вот и заказал себе такую.

Память, оно хорошо, но лучше бы записать, потому как многое забывается. Держал он ее под рукой всегда, даже на занятиях. В какой момент настигнет очередное озарение, он понятия не имел, но уже знал, что вовремя ухваченную за кончик мысль всегда можно развить. Не все задумки были полезными, и об ошибочности суждения либо он додумывался позднее сам, либо ему разъясняли знающие люди. Однако были и верные, правда, зачастую требующие дополнительного обдумывания.

– Больно дорога затея при пустой-то казне, государь, – когда Петр отложил книжицу, продолжил делиться сомнениями Ушаков. – Ты указываешь, чтобы смотрящие да резиденты имели офицерские звания, соответствующие по табелю гвардейским, да с положенным жалованьем.

– И это верно. Вот взять смотрящих. Ты ведь сразу о фискалах подумал, упраздненных нынче?

– О них, государь.

– И любой бы подумал. Но разница ведь ощутима. Фискалов все знали, они могли вмешиваться в дела, доносить о нарушениях, и при этом им не было положено жалованье. При наличии же денежного содержания лихоимцев, думающих о собственной выгоде, будет куда меньше. И потом, действовать они должны тайно и никуда не влезая. Их задача – добывать и переправлять сведения в твой следственный отдел. А для получения оных они будут пользоваться опять же тайными способами – кого запугают, кого на чем-то мелком прихватят, кому просто заплатят. И под это тоже деньги предусмотрены. Отдельной статьей.

– Да, государь, я вижу. Триста рублей в год, а по потребности так и больше. Неужели думаешь, что вернется сторицей?

– Рассчитываю на это. Не верится мне, что все такими уж честными пребывают. Уверен, большинство, кто при казенных деньгах обретается да при должностях, руки свои греют. Кто меньше, кто больше, а кто и вовсе всякий стыд и страх потеряв. Но главное даже не это. Коли поймут лихоимцы, что око государево за ними денно и нощно следит, глядишь, и присмиреют. Окончательно ту заразу не изжить, в том я с тобой согласен. Мало того, уверен, кто-то из смотрящих начнет запугивать всех окрест и тянуть в свой карман. Но даже если треть окажется честными, то удастся заставить всех чиновников действовать с куда большей опаской и вредить в меньших размерах. А от того казне и государству только польза.

– А мне, выходит, за тех, кто долг свой позабудет, ответ держать, – вздохнул Ушаков.

– Вот и подбирай людей с толком.

– А резиденты эти, они, получается, те же смотрящие, только за границей?

– Верно. Методы те же, только задачи иные. Они должны будут добывать сведения, которые потребно знать о стране. Список ты потом еще дополнишь по своему усмотрению, и мы его обсудим. Кроме того, будут выполнять специальные поручения. И не менее важно обязать их вызнавать, какие у иноземцев появились новинки, которые и нам на пользу пойдут.

– А как же Коллегия иностранных дел, что сейчас теми делами ведает?

– Послы и дальше будут тем заниматься, но далеко не все им по плечу. А тут живет себе человек, которого все за доброго англичанина почитают, смотрит по сторонам и подмечает все. Да еще и помощников имеет, которые по разным щелям как тараканы. При посольствах велю специального человека для сношения с резидентами выделять. Да знак какой тайный измыслить нужно будет, чтобы узнать друг друга могли без ошибок. Да для каждого свой, особый. А сведения, ими добытые, посольской почтой доставлять.

– Поймают – несдобровать.

– Как и смотрящим, – согласился Петр. – Оттого и звания, и жалованье им гвардейское, да еще премии за старание особые.

Ушаков ушел задумчивым и озадаченным. С таким подходом ему сталкиваться еще не приходилось. Правда, нельзя сказать, что о подобном он ничего не слышал. Опять же те же послы и задабривали, и запугивали. Встречались одаренные шпионы-одиночки. Бывало, он сам или его подчиненные не гнушались делами деликатного свойства. Но чтобы вот так, с созданием отдельной структуры?.. Разве только орден иезуитов такое практикует. Но как там у них все устроено, никто доподлинно не ведает. Может, как раз и так, а может, чего более мудреное измыслили. Иезуиты же.

Петр отправился на очередное занятие, пребывая в задумчивости. Прав Ушаков. Тысячу раз прав. Нет в казне денег для подобных трат. Если учесть, что губерний нынче в Российской империи десять да резидентов он собирается отправлять пока только в пять стран, так лишь на это потребно четыре с половиной тысячи. А ведь еще и жалованье немалое положено, и выплатить его нужно наперед, дабы это способствовало большему рвению в исполнении долга. Да тут еще и урок математики… Прямо к месту, ничего не скажешь…

Глава 7

Механики его величества

До чего же все в этом доме знакомо! Вот кабинет Петра Алексеевича. Вот стол, за которым император сиживал многие часы без продыху и на котором всегда хватало самых различных бумаг. Бывало, взглянешь на него и диву даешься, как только государь не путается и не теряет документы. Тут ведь с чертежом какой-нибудь незатейливой вещицы могли соседствовать и вирши, и расчеты, и указы, и прошения. Да только хозяин кабинета легко во всем том разбирался и точно знал, где и что лежит, даже если несколько дней отсутствовал. На этом столе, кроме него, никому прибираться дозволено не было.

Хм… а это что? Рабочий стол завален, ну прямо как в прежние времена. Не удержавшись, посетитель приблизился и взглянул на этот беспорядок внимательнее. При всей схожести картины содержание сильно разнится. Есть листы с какими-то текстами и таблицами. Лежит несколько тетрадок, учебники, чернильницы, в стаканчике угнездились перья. Понятно. Это не рабочее место императора. Это стол ученика. Но, надо заметить, прилежного ученика. Оно вроде все раскидано как бог на душу положит и о прилежности говорить мудрено, но опытный взгляд без труда вычленит некоторые особенности, свидетельствующие именно о рабочем беспорядке.