Драконьи танцы на битом стекле (СИ) - Патрикова Татьяна "Небо В Глазах Ангела". Страница 17

— Ну, скажем так, — ответил за лекаря Гиня, покосившись на Шельма, — выбор был невелик. Кстати, у него два человека на одного.

— Что? — опешил капитан гвардии. — Но, как такое могло случиться?

— Как-как, — ворчливо отозвался Драконий Лекарь, — Есть у нас тут один любитель сомнительных экспериментов и поборник высшей справедливости, вот у него и спрашивай "как"?

— Шельм?

— А что, Веровеку, значит, можно, а драконышу нельзя?

— И как ты только его терпишь? — прогудел серьезный как никогда Кузьма, глядя на молоденьких Бима и Бома, сидящих позади всех рядом со своими людьми.

— Пока молча, — отрезал Ставрас, не желая с кем бы то ни было обсуждать свои отношения с Шельмом. На что тот тихо фыркнул и отвернулся.

— Так что там за возможность оживить еще одно мертвое яйцо? — поинтересовался Дормидонт, кинув какой-то странный взгляд на Мяту. Но та на него не смотрела.

— Да, есть тут одна маленькая, но все-таки вероятность, — неопределенно бросил Гиацинмилш, покосился на Скарамуччу, но та вообще ни на кого не смотрела и была погружена в свои мысли. — Ну, что, может, пойдем уже? — спросил он, обращаясь к лекарю, как к предводителю всей честной компании.

— Идем, — кивнул тот, подхватил шута за локоть и настойчиво потянул за собой.

Шельм послушно последовал за ним, но в глазах его при этом появилось непонятное выражение. Остальные двинулись следом. Даже драконы, во главе с Кузьмой, которым тоже было безумно любопытно, а кто же родиться в Драконарии следующим и для кого.

Мята привела их к небольшой клумбе с камнями, выложенной в стороне от основного каменного сада. Перешагнула через низенький заборчик, и подошла к одному из яиц. Протянула руку, провела по покатому боку, закусила губу, но, прежде чем кто-то успел хоть что-то сказать ей, резко обернулась и всмотрелась в лицо Ставраса.

— А, может быть, все же не надо?

— Мята? — искренне удивился Ригулти, считавший, что любой масочник спит и видит быть запечатленным с драконом.

— Я… не уверена, что смогу…

— Сможешь что? — вмешался Домидонт и только после этого смог встретиться с ней глазами.

— Быть хорошим другом.

— Глупости, — убежденно отрезал гвардеец, — Я уверен, что все у тебя получится.

И за спиной девушки яйцо отозвалось треском каменной скорлупы. Никто даже не заметил, как быстро втянулись обратно в пальцы шута полупрозрачные нити, похоже, с каждым разом, ему давалось оживлять драконьи яйца, все легче и быстрей. Мята резко отскочила в сторону и обернулась, а через миг раздался тихий, почти щенячий возглас маленького, белоснежного дракончика, шагнувшего к ней. Девушка инстинктивно сделала шаг назад и… начала оседать на землю. Все произошло так неожиданно, что успел сориентироваться только Дормидонт, стоявший к Скарамуччи ближе всех, и вовремя подставил руки, не позволяя ей упасть без чувств на кованную ограду и серьезно пораниться.

Белую малышку пришлось взять на руки Ставрасу, никому другому она просто не далась, а Дормидон унес бесчувственную Мяту в здание Драконария. Все же Корнелиус и не думал врать или преувеличивать, называя масочников с маской Скарамучча внешне взрослыми, но в душе сущими детьми.

Войдя в комнату, еще прошлой осенью отведенную специально для Кэт, с девушкой на руках, капитан драконьей гвардии как мог аккуратно уложил её на постель. Он пока не знал, как можно наиболее эффективно привести бесчувственную масочницу в сознание. Кроме поцелуя ничего разумного в голову, к сожалению, не приходило. Да и это вряд ли можно было назвать хорошей идеей, на фоне того, что барышня могла бы очнуться в самый ответственный момент и тогда уж точно пришлось бы не просто по морде получить, а отбиваться на полном серьезе. Тяжко вздохнув, Дормидонт присел на краешек кровати рядом с ней и кинул взгляд на приоткрытую дверь. Но что-то никто не спешил приходить ему на помощь. Все были слишком заняты новорожденными, поэтому о нем и Мяте на какое-то время просто забыли. Тогда он посмотрел на девушку, которая словно бы спала сейчас, и просто не сумел себя заставить отвести взгляд. Он всегда, с первого взгляда, знал, что Кэт очень красива. В тот памятный день во дворце, когда женился Веровек, а Ставрас с Шельмом представляли королю трех юных масочников, она показалась ему чуть ли не самой красивой девушкой на всем белом свете. Это потом уже очарование момента пропало, и Дормидонт с неохотой осознал, что девушка нисколько красива, сколько своенравна и горда. А еще смела, если верить тем характеристикам, что дали Шельм и Корнелиус всем маскам, что на данный момент входили в Совет Иль Арте.

Но сейчас снова вернулось то самое чувство, вынудившее сердце когда-то, почти пол года назад, замирать от восторга и… предвкушения. Он сам не понял, когда успел склониться над ней так низко, как почти касаясь губ, коротко выдохнул и возжелал хотя бы на одно мгновением преодолеть разделяющее их пространство из невесомого в своей прозрачности воздуха.

А Мята взяла и открыла глаза. И желанию было не суждено сбыться.

— Тебе не понравится, — произнесла она почти беззвучно.

Дормидонт замер.

— Что?

— Не понравится целовать меня.

— Почему? — гвардеец моргнул и отстранился, но совсем чуть-чуть, так, чтобы в том случае если девушка все же передумает…

— Потому что я не умею, — ответствовала Мята, посмотрела не него внимательно и немного грустно и отвернулась.

— Прости? — Дормидонту показалось, что он резко растерял все мозги, раз до сих пор не понял, о чем это она.

— Я не умею целоваться, — ответила девушка и повернулась на бок, спиной к нему, прижав к груди колени.

— Понятно, — кивнул мужчина и быстро поднялся. — Не задерживайся. Тебя ждет твой дракон, — напомнил он уже от двери.

— Я сейчас приду, — голос масочницы прозвучал отстраненно и почти холодно.

Дормидон на это уже ничего не сказал, а просто взял и вышел. Ну, вот как он мог бы поверить в такую чушь, как неумение целоваться, когда она сама при всех, между прочим, четко дала понять, что нередко предпочитает ночевать в чужих постелях, а? Глупо, конечно, но гвардейца душила обида, больше похожая на ревность, но в последней он признаваться категорически не желал. Это кому же успела отдать ветреное сердце гордая Скарамучча, что такой избитой отговоркой отшила его? А Мяту душили слезы, но капитану гвардии знать об этом было точно ни к чему.

— Скажите, Рамират, — обратилась Леди бабочка к мужчине, когда они оба неспешно прогуливались по дворцовому саду, — А драконы умеют принимать человеческий облик?

На самом деле Вивьен спрашивала далеко не из вежливости, а потому что после знакомства с драконьим обществом только сейчас начала приходить в себя, и ей на ум неожиданно пришли некоторые совсем уж странные оговорки, допущенные наглым и совсем необходительным Томассо, который её откровенно раздражал этой свой нарочитой грубостью.

— С чего вы это взяли, леди? — с подозрительно вежливой, на взгляд Вивьен, улыбкой откликнулся тот.

На самом деле Рамират в этот момент внутренне весь напрягся, неужели он так привык общаться только со знающими все тонкостями людьми, что так банально проговорился посторонней, так еще и гипотетическому врагу. Хотя он сам даже не старался воспринимать Вивьен как серьезного противника. Леди Жрица виделась ему лишь неразумной девчонкой, запутавшейся или намеренно запутанной кем-то сведущим, и вот с последним он бы очень даже не отказался потолковать.

— Говоря о драконах, — тем временем пояснила Имаго, все еще позволяющая вести себя под руку, — Вы несколько раз употребляли местоимение "мы".

— Вот как? И что же вас удивляет? — все оказалось не так страшно, как могло быть, Рамират даже позволил бы себе улыбнуться, если бы печаль, что он намеренно напустил на себя, позволила бы такое вот поведение.

— Хотя бы то, — чувствуя что-то неладное, Вивьен начала злиться. Недаром их клан считался самым горячим среди других, великие войны, наивные, как дети, но, сражаясь, всегда идущие до конца, то есть, до победы, полной и безоговорочной, или такого же полного поражения. — Что вы выглядите, как человек, и ощущаетесь им же в нитях судьбы, которые в вашем случае постоянно ускользают сквозь пальцы, словно морской песок.