Драконьи танцы на битом стекле (СИ) - Патрикова Татьяна "Небо В Глазах Ангела". Страница 28
— Что случилось? — нахмурившись, вопросил дракон.
— Все нормально, — правдоподобно соврал Тай, поддерживая Лия, нетвердо стоящего на ногах.
— Врешь, — безошибочно определил Томассо, подошел к ним и легко поднял мальчишку человека на руки.
— Эй! — возмутился Арлекин, — Я бы сам его довел!
— Зачем? Если я готов тебе в этом помочь? — Рамират опустил глаза на Тая, прижимая к себе трясущегося мелкой дрожью паренька.
— Ну… — масочник замялся, но быстро нашел что сказать, — Я хотел сам.
— Ничего, я же не отбираю его у тебя, просто помогаю. Есть претензии?
— Нет, — с недовольством отозвался Тай и поплелся за ним следом. Лий молчал, глядя прямо перед собой, что-то в нем менялось, ломая изнутри.
— Как ты сам себя чувствуешь? — спросил Рамират у масочника, укладывая Савелия на большую кровать, в которой они с Таем провели прошлую ночь.
— Нормально, вроде. А что? — растерялся тот, и замер, хотя до этого уже собирался забраться под бок к сыну лесника.
— Не обольщайся. — Покачал головой Томассо, — Похоже, ты что-то сделал, что спровоцировало процесс взаимопроникновения раньше времени.
— О чем ты?
— Ты же должен знать, что Шельм некоторое время болел.
— Конечно, я в курсе!
— За ним та же участь постигла и Эра, дракона Макилюня. Ставрас сказал, что вы меняете нас, а мы вас. Если Савелий твой стал первым человеком, запечатленным не только с драконом, но и с масочником, то, вполне естественно, что это в первую очередь отразилось именно на нем. — Произнес дракон, и в этот момент через открытую дверь тихо курлыча влетела обеспокоенная маленькая дракониха, приземлилась рядом с молчаливым Лием, внимательно вслушивающимся в слова Томассо не смотря на дурноту. Мальчик слабо улыбнулся ей и протянул руку, малышка сразу же придвинулась к нему под бок и положила черную головку на грудь, внимательно всматриваясь в побледневшее лицо. Тай замер, засмотревшись на них. Рамират покачал головой и, склонившись к нему, шепнул на ухо.
— Иди к ним, я схожу за лекарем.
— Не нужно, — неожиданно вскинул голову Арлекин, глядя твердо и решительно.
Дракон выгнул бровь. Масочник вздохнул, стиснул кулаки и шагнул к кровати. Присел на самый краешек и придвинулся к Лию так, чтобы видеть его лицо. Упер руки в подушку по обе стороны от него и медленно склонился. Мальчишка распахнул глаза, глядя на него.
— Тай? — позвал он, испугавшись непривычной серьезности в лице бесшабашного Арлекина.
— Ты сказал, что веришь мне, — тихо напомнил тот.
— Я… верю…
— И я, — прошептал Арлекин, склонился еще ниже. И когда испуганный всем происходящим Савелий уже думал, что он снова поцелует его, и даже зажмурился, чтобы не так сильно смутиться, Тай прижался губами к его лбу, и прошептал. — Себя дарую навсегда.
И в душу человека хлынула магия, уже не чужая миру, уже своя. Глаза мальчишки наполнились потусторонним светом, все тело выгнуло на кровати дугой, он что-то невнятное промычал в потолок и резко обмяк.
— Что ты сделал? — подскочив к Арлекину, крепко сжал его плечо Рамират.
Тот медленно обернулся. Улыбнулся шало, тяжело сглотнул, и откинулся слегка назад, позволяя дракону придерживать себя за плечи. Лий спал, а черная малышка, подобралась уже к Таю и бережно лизнула в ладонь.
— Что ты сделал, мальчик? — повторил свой вопрос Томассо.
— Отдал себя.
— Что это значит?
— Это сильнее, чем обмен масками, это как с вашим брачным полетом.
— Когда мы складываем крылья?
— Да. А мы даруем себя, когда доверяем больше, чем самим себе.
— И?
— Теперь я могу разделить его боль, — прошептал Тай тихо, и вжался в мужчину позади себя чуть сильнее. — Ты… извини, я… размяк. Я…
— Все хорошо, — прошептал старый дракон, уткнувшись ему в макушку, — Все хорошо, печальный Арлекин.
— И вовсе я не печален, — слабо возмутился Тай.
— Вы все такие. С улыбкой напоказ, и печалью в сердце только для своих. — Покачал головой Томассо и в ответ на просьбу в глазах черной малышки помог Таю лечь на кровать рядом с Лием. — Если я буду нужен, зови, — шепнул он в лицо уже засыпающего масочника, потрепал по подставленной под ладонь головке дракониху, расположившуюся между мальчишками, и вышел, плотно прикрыв за собой дверь.
В основном зале Дворца его уже ждали Ставрас и Вивьен, обеспокоено смотрящая на лекаря, и резко обернувшаяся, услышав шаги за спиной.
— А, это ты… — пренебрежительно скривила губы девушка, но Рамират на этот раз полностью проигнорировал ее.
— Я прослежу, чтобы с нашей гостьей и её куколками ничего не случилось в пути, — произнес он, обращаясь только к Ставрасу. — Вернусь, как только смогу. Но пока меня не будет…
— Я постараюсь присмотреть за всеми, — кивнул лекарь понимающе. — Спасибо, что готов помочь.
— Я уже не смогу от этого отказаться, — улыбнулся ему Томассо, — Теперь понимаю тебя куда лучше. Они, действительно, удивительные, опасные, сильные, но…
— Словно дети, не в зависимости от возраста. Или вообще котята, слепые, нуждающиеся в поводыре.
— Да.
— О чем вы говорите? — подала голос Имаго, не хмурясь, нет, внутренне замирая, от осознания, что присутствует при разговоре, который не должна была услышать, если бы её опасались, если бы считали врагом.
— Не о чем, леди, а о ком, — поправил её Рамират и с подозрительно мягкой улыбкой в поклоне предложил свою руку.
Вивьен замялась, но все же шагнула к нему и… приняла.
— Я, думаю, вам пора возвращаться домой, дорогая леди, — все с теми же почти воркующими интонациями произнес Томассо.
— Уже не знаете, как от меня избавиться?
— Нет. Беспокоюсь.
— О чем же?
— Как долго ты протянешь, без плетения судеб? Ведь у нас его нет, так?
— Сколько нужно, столько и…
— И сколько?
Имаго опустила глаза. Сила таяла. Причем с каждым днем все быстрее, она это чувствовала, она этого боялась. Она уговаривала себя смириться, и не могла. Судьба стала для нее жизнью, но в Драконьем Королевстве у большинства обитателей не было Судьбы, точнее она существовала вне их, не касаясь своим плетением. И это было мучительно.
— Не так долго, как хотелось бы, — отведя глаза, призналась она и приготовилась к насмешке, но вместо этого услышала.
— Тогда вам пора домой, леди, а я провожу. — И прежде, чем леди-бабочка пришла в себя от такого открытия, как сочувствие и понимание со стороны Томассо, тот уже повел её к выходу. Возвращаться в Столицу он планировал вместе с Жерель, которая все так же позировала Корнелиусу во дворе.
Лекарь проследил за ним взглядом и позвал.
"Пожалуйста, давай поговорим сейчас, иначе потом просто не будет времени".
"С чего это вдруг?" — Шельм отозвался далеко не сразу, но Ставрас все же дождался.
"Твой брат только что подарил человеку себя…"
"Он сделал свой выбор".
"Это только твоя позиция?"
"Нет. Общая. Он совершеннолетний, имеет право".
"Хорошо. В таком случае, я хочу подробнее знать об этом ритуале".
"А что мне за это будет?" — хитро вопросил Шельм, уже спешащий к нему из обычного, не каменного сада, располагающегося с другой стороны от Летнего Дворца.
"Например, разрешу звать меня так, как тебе хочется".
"И лапушкой?"
"И ей", — со вздохом отозвался Ставрас, заглядывая в спальню к мальчишкам. Те все еще не пришли в себя.
"И милым, сладким, любимым?"
"Да. Сказал же!"
"И муси-пусиком?"
"Да… Что?! Кем?!"
"Жаль", — посетовал шут, подходя к нему в коридоре, — "А так хотелось…"
— За Муси-пусика убью. Все остальное, так и быть, можно, — произнес Ставрас вслух.
— Заметано! — подмигнул ему Шельм и, не раздумывая кинулся на шею. Так и помирились.
— В общем, все проще, чем тебе кажется, — произнес Шельм вместе со Ставрасом изучая спящих на огромной кровати подростков. Шут был убежден, что они сейчас проснуться, поэтому они этого ждали. Ставрас мерил шагами комнату, Шельм сидел возле столбика кровати, в изножье.