Попаданец со шпагой - Коротин Вячеслав Юрьевич. Страница 47

Оба задумались. Уже хорошо. Пора добивать.

— Филипп Степанович, поймите, ваш приоритет в открытии никуда не денется. В своём докладе и статье, можно сделать самые общие, но, несомненно, революционные для развития новой отрасли науки вещи. Просто не надо пока касаться прикладной роли вашего открытия, понимаете? С этим нужно прийти к военному министру и начальнику медицинского департамента Военного министерства. Убедить их просто издать приказы по войскам. А приказы не обсуждаются.

— Да, молодой человек, — хмуро заговорил Бороздин, — возразить вам сложно, но осуществить секретность… Кстати, вероятно относительно полевых кухонь и новых пуль та же петрушка?

— Ну а вы как сами думаете?

— Думаю, что вы правы. Но не представляю, как можно осуществить секретность в масштабах всей армии.

— Полной секретности, разумеется, не будет, но если просто не хвастаться нашими достижениями, то всё равно Россия получит значительный выигрыш во времени: пока враг узнает, пока поверит, пока задумается, пока решит… Ну и так далее.

На эту тему и проговорили до самого Пскова.

Промышленный шпионаж тогда (или сейчас?) присутствовал в самом зачаточном состоянии. Секретность – аналогично. Разве что "секретные гаубицы" Шувалова вспоминаются, которые на самом деле были хуже несекретных.

В общем, если не "звонить" на всю Европу о наших открытиях и изобретениях, то можно быть относительно спокойным на предмет того, что вороги о них прознают и немедленно внедрят – не та держава пока Россия на научном "глобусе", чтобы целенаправленно вынюхивать здесь "что эти русские ещё нового придумали".

В псковской гостинице "причесали" доклад доктора в области микробиологии и медицины, а также обсудили с генералом как можно произвести "презентацию" кухонь на колёсах и новых пуль эффектно, но без излишней помпезности.

А с динамитом, гремучей ртутью и прочим, я уж сам разберусь. Дали бы только нормальную лабораторию.

Вообще-то должны предоставить – ведь два элемента новых, это вам не фунт изюму. Перспектив ещё накидаю… По-любому заинтересуются, на эту тему беспокоиться не стоит.

А ещё через несколько дней мы въезжали в Санкт-Петербург.

Разумеется, я не ожидал увидеть светло-серые параллелепипеды новостроек спальных районов, трамваи и автобусы… Но чтобы город был до такой степени не похож на тот, который я знал и любил! Ведь просто вообще ничего знакомого!

Деревянные халупы на окраинах, это понятно, но центр! Ни одного знакомого здания даже на Невском. Ни тебе Казанского собора, ни Александрийской колонны, про рвущихся с поводьев коней Клодта на Аничковом мосту вообще говорить нечего. Исаакий совершенно не похож на себя…

Понятно, что всего этого в данный момент и быть не могло, но сознание просто отказывалось верить, что я приехал в Северную Пальмиру. Хотя разум пренастырно мне твердил: "А чего ты ожидал?" И всё равно…

Генерал отправился на проживание к кому-то из своих друзей, а мы с доктором сняли квартиру на Фонтанке. Очень приличный двухэтажный дом с садом. Поселились на первом этаже..

Визит в Академию решили нанести завтра, а пока устраивались на новом месте жительства и писали письма.

Вот по поводу написания писем хотелось бы сказать отдельно. И очень хочется исключительно в матерной форме.

Какой мерзавец додумался писать этими идиотскими гусиными перьями? Сколько, блин, у них тысячелетий было от изобретения письменности? Ничего другого придумать не могли?

В общем, я испоганил два листа бумаги, извазюкал все пальцы в чернилах, плюнул и, втихаря от Бородкина достал свою шариковую ручку. Вряд ли тут перлюстрацией всей личной переписки занимаются, а в случае чего отопрусь привычно – из Китая. А перьевую ручку нужно "изобретать" в срочном порядке.

Но это ведь не всё. Хоть я и штудировал у Сокова в усадьбе правила нынешней русской грамматики, это ведь теория…

Русский язык и так состоит практически из исключений и неправильных глаголов. Грамотно говорить, а тем более писать на нём может только, во-первых, родившийся в русской семье, а во-вторых, учившийся в советской школе, где грамотность долго и нудно вколачивалась в "спинной мозг", до состояния, когда рука пишет вне зависимости от головы, и, что характерно, грамотно пишет.

А тут совершенно нереальный "русский", с его "ерами", "ятями", "ижицами". Над каждым словом по минуте думать приходилось. Но "сваял" всё-таки два письма: Сергей Васильевич, в случае чего поймёт, а Настя простит.

На следующее утро отправились в Академию. Доктор уже не раз говорил, что мы находимся под патронажем член-корреспондента Кирхгофа, и обратиться по прибытии должны именно к нему.

Я всё время, с момента получения данной информации находился в полушоковом состоянии: Кирхгоф был физиком и чего-то там открыл, был Кирхгоф, который вместе с Бунзеном "родил" спектральный анализ. Не исключено, кстати, что это один и тот же человек – не помню. Но они, или он, вроде ни разу не русские немцы. Что ещё за Кирхгоф?

Выяснилось достаточно быстро. Но не просто. Когда мы с доктором перешагнули порог Академии Наук, непременно нарисовался некий служка на предмет "чего изволите?".

— Нас ожидает господин Кирхгоф, — со сдержанной гордостью "прорёк" Филипп Степанович.

— Не извольте беспокоиться, — немедленно отреагировал "местная шестёрка" и испарился.

Прошёл час. И, если бы я не отловил ту же физиономию, с которой мы беседовали до этого, то возможно, что мы с Бородкиным просидели бы в вестибюле Академии до темноты.

— Сударь! — окликнул я сквозящего мимо чиновника. — Вы доложили о нашем прибытии господину Кирхгофу?

— Константин Сигизмундович сейчас занят, — на меня посмотрели просто как на "тварь дрожащую", — вас известят, когда господин член-корреспондент освободится.

Ах, ты ж сука! Они что, эти чинуши, всегда и везде одинаковые!?

— Милостивый государь, — я постарался быть предельно корректным и не настучать в табло этой канцелярской крысе в данный конкретный момент, — вот письмо. Письмо, подписанное президентом Академии, где нас с коллегой немедленно, вы слышите: НЕМЕДЛЕННО! вызывают в Петербург, и где предписывается НЕМЕДЛЕННО сообщить о своём прибытии господину Кирхгофу. Я уже час назад поставил вас в известность о нашем прибытии. И что? Вы уже доложили господину члену-корреспонденту?

Увидев подпись на бумаге, это чмо моментально "потекло". Чтобы кровь с такой скоростью отхлынула от физиономии… Это что-то! У гипсовых скульптур жизни в лицах больше.

— Прошу прощения, ваше…

— Без чинов. Проводите нас, куда следует и доложите.

— Не извольте беспокоиться, прошу за мной.

Ведь просто "на цырлах" поскакал указывать дорогу. А он как минимум коллежский регистратор, а стало быть, дворянин. Тьфу ты, ёлки! Неужели уже тогда народ мельчать начал?

Лаборатория Кирхгофа была на втором этаже и чинуша, просочившись за дверь, вынырнул оттуда меньше чем через минуту. И не один. Вместе с ним вышел мужчина лет сорока.

— Здравствуйте, господа! Очень рад вас видеть! Кирхгоф Константин Сигизмундович.

Мы с Бородкиным тоже представились.

— Вы так молоды, — на лице будущего академика выражалось нешуточное удивление, когда он пожимал мне руку.

— Это временно, — отшутился я.

— Пожалуй, вы правы, — улыбнулся в ответ учёный. — Примите оба мои поздравления с вашим замечательным открытием. Европа пока не очень-то обращает внимание на работы русских химиков, но теперь, я надеюсь, ситуация несколько изменится. Уже получено поздравление из Лейпцига, а с течением времени, уверен, отреагируют и другие учёные.

Мы с доктором, не сговариваясь, ответили поклонами.

— Ваш доклад, — продолжал Кирхгоф, — я назначу на завтра, в два часа пополудни, если не возражаете. А пока – не изволите ли пройти в лабораторию?