Падшие - Кейт Лорен. Страница 4

— Убирайся отсюда, Арриана, пока я не устроила тебе лоботомию, — одернула ее воспитательница, хотя по краткой, но искренней улыбке стало понятно, что она по своему привязана к безумной девице.

Ясно было, что Арриана не отвечает ей взаимностью. Она изобразила в сторону воспитательницы грубый жест и вызывающе уставилась на Люс.

— А вот этим, — сообщила воспитательница, яростно черкнув что-то у себя в бумагах, — ты заработала себе поручение — покажешь школу маленькой мисс Солнышко.

Она кивнула на Люс, которая в черных ботинках, черных джинсах и черном свитере выглядела далеко не солнечно. В разделе «Форма одежды» сайт Меча и Креста жизнерадостно сообщал, что пока учащиеся хорошо ведут себя, они свободны одеваться, как им вздумается, лишь с двумя небольшими оговорками: стиль должен быть строгим, а цвет — черным. Те еще вольности.

Просторная водолазка, которую Люс навязала мама, не пошла на пользу ее фигуре, к тому же она утратила самое выдающееся свое достоинство: густые черные волосы, прежде спадавшие до талии, теперь были коротко обрезаны. Пожар в хижине подпалил ей прическу, оставив проплешины, так что после долгой поездки домой из Довера мама усадила Люс в ванну, достала папину электробритву и молча обрила ей голову. За лето волосы слегка отросли — как раз настолько, чтобы некогда завидные локоны теперь топорщились нелепыми завитками, едва прикрывая уши.

Арриана смерила ее взглядом, постукивая пальцем по бледным губам.

— Превосходно, — заключила она и взяла Люс под руку. — Мне мог бы пригодиться новый раб.

Дверь в вестибюль распахнулась настежь, и вошел высокий зеленоглазый парень.

— Здесь не чураются обысков с раздеванием догола, — обратился он к Люс, покачав головой. — Так что, если ты припрятала «лишнее», — он вскинул бровь и высыпал в коробку горсть чего-то непонятного, — лучше избавь себя от хлопот.

Рядом с Люс чуть слышно рассмеялась Арриана. Мальчик вскинулся и, заметив ее присутствие, открыл было рот, но сразу же закрыл его, словно не зная, что сказать.

— Арриана, — ровным тоном произнес он.

— Кэм, — отозвалась она.

— Ты его знаешь? — шепотом спросила Люс, гадая, бывают ли в исправительных школах те же разбивки на группки, что и в приготовительных вроде доверской.

— И не напоминай, — отмахнулась Арриана, вытаскивая Люс за дверь в блеклое и сырое утро.

Позади главного корпуса начиналась разбитая дорожка, огибающая грязное футбольное поле. Трава на нем разрослась так, что оно больше походило на заброшенный земельный участок, но выцветшее табло и деревянные трибуны говорили об обратном.

За полем располагались четыре строгих здания: шлакоблочное общежитие слева, огромная старая и уродливая церковь справа и еще два здоровенных дома между ними, в которых Люс угадала учебные корпуса.

Вот и все. Мир сузился до жалкого зрелища, открывшегося ее глазам.

Арриана незамедлительно свернула с дорожки и потащила Люс через поле на верхнюю скамейку мокрых деревянных трибун.

Сам вид стадиона в Довере буквально кричал о «будущих спортсменах из "Лиги плюща"» [1], так что Люс избегала там задерживаться. Но это пустое поле с проржавевшими, погнутыми воротами навевало совсем другие мысли, суть которых, впрочем, сложно было уловить. Три грифа-индейки кружили в вышине, и унылый ветер качал голые ветви дубов. Люс зарылась подбородком в ворот водолазки.

— Ита-а-ак, — протянула Арриана. — Теперь ты познакомилась с Рэнди.

— Я думала, его зовут Кэм.

— Не о нем речь, — торопливо пояснила Арриана. — Я имела в виду нашего нетрадиционно ориентированного приятеля. — Она резко мотнула головой в сторону кабинета, где они оставили уткнувшуюся в телевизор воспитательницу. — Ты как думаешь — это мужик или баба?

— Баба? — осторожно предположила Люс. — Это что, проверка?

Арриана ухмыльнулась.

— Первая из многих. И ты ее прошла. По крайней мере, я так думаю. Пол большей части преподавательского состава — предмет постоянных общешкольных споров. Не беспокойся, скоро привыкнешь.

Люс решила, что Арриана шутит — и если так, то шутит классно. Все вокруг так отличалось от Довера. В ее прежней школе напомаженные будущие сенаторы в зеленых галстучках грациозно фланировали по коридорам, а в воздухе стоял отчетливый запах денег.

Обычно доверские ребята бросали на Люс косые взгляды, словно предостерегая: «Только не замарай белые стены отпечатками своих пальцев». Она попыталась представить там Арриану: бездельничающую на трибунах, громко отпускающую едким тоном грубые шутки. Попробовала угадать, что могла бы подумать о ней Келли. В Довере не было никого, похожего на нее.

— Ладно, выкладывай, — велела Арриана, плюхнувшись на верхнюю скамейку и жестом предлагая Люс присоединиться. — Что ты такого натворила, чтобы сюда загреметь?

Тон ее был шутливым, но Люс пришлось срочно сесть. Нелепо, но она надеялась, что ей удастся пережить первый день в школе без того, чтобы прошлое подкралось и лишило ее тонкого налета спокойствия. Разумеется, одноклассники захотят узнать о ней.

Кровь стучала в висках. Так бывало всякий раз, когда она пыталась мысленно возвращаться в ту ночь. Она так и не избавилась от чувства вины за случившееся с Тревором, но еще изо всех сил пыталась не завязнуть в тенях, которые остались единственным напоминанием о произошедшем. Нечто темное и неописуемое, о чем она никогда и никому не сможет рассказать.

Ни за что — она как раз начала говорить Тревору о необычном присутствии, которое ощущала той ночью, об извивающихся тенях у них над головами, грозящих омрачить чудесный вечер. Разумеется, было уже слишком поздно. Тревора больше нет, его тело обожжено до неузнаваемости, а Люс… она… виновна?

Никто не знал о темных силуэтах, что иногда являлись ей во мраке. Они всегда приходили к ней. Это длилось уже так долго, что Люс не могла сообразить, когда увидела их впервые. Но точно помнила, когда осознала, что тени приходят не ко всем — или, точнее, не приходят ни к кому, кроме нее.

Когда ей исполнилось семь, семья отдыхала на острове Хилтон-Хед, и родители взяли ее покататься на лодке. Солнце клонилось к закату, когда тени начали клубиться над водой, и она обратилась к отцу.

— А что ты делаешь, когда они приходят, папа? — спросила она. — Почему ты не боишься чудовищ?

Чудовищ не бывает, заверили ее родители, но Люс продолжала настаивать, что поблизости есть нечто темное и зловещее. Это привело к нескольким посещениям семейного окулиста, к очкам, затем к проверкам слуха, когда она имела неосторожность описать сиплый свистящий шум, который порой производили тени — а затем и к психотерапии, и еще психотерапии, и наконец к прописанным ей нейролептикам.

Однако ничто их не прогнало.

Когда ей сравнялось четырнадцать, Люс отказалась принимать лекарства. Именно тогда они нашли доктора Сэнфорда и доверскую школу поблизости. Они прилетели в Нью-Гемпшир, и отец поехал на взятой напрокат машине по длинной извилистой дорожке к особняку на вершине холма, называющемуся Тенистые Ложбины. Они посадили Люс перед мужчиной в белом халате и спросили, мерещатся ли ей по-прежнему ее «видения». Ладони родителей взмокли от пота, когда они сжали ее руки, брови нахмурились от опасения, что с дочерью что-то неладно.

Никто не говорил Люс, что, если она не ответит доктору Сэнфорду так, как им всем бы хотелось, ей светит долго любоваться на Тенистые Ложбины. Когда она солгала и притворилась нормальной, ей позволили поступить в доверскую приготовительную и навещать психотерапевта лишь дважды в месяц.

Люс разрешили больше не принимать отвратительные таблетки, как только она начала делать вид, что теней не существует. Но она по-прежнему оставалась не властной над их появлениями. Ей был известен лишь приблизительный образ мест, где они приходили к ней в прошлом, — густые леса, темные воды, — и их она стала избегать любой ценой. Она знала только, что, когда они появляются, это обычно сопровождается ознобом под кожей, мерзким, ни на что не похожим ощущением.

вернуться

1

Объединение 8 старейших привилегированных учебных заведений на северо-востоке США, включающее Гарвард и Йель.