Я люблю тебя - Као Ирэне. Страница 36

– Иллюстрации хорошо получаются, – говорит он внезапно, откладывая ручку.

– Да, в цвете они выглядят гораздо лучше. – Надеваю солнечные очки и, опираясь локтями о циновку, откидываю голову назад. – Я думала, что уже забыла, как рисуют акварелью, но сама себя удивила.

– Знаешь что? – Он легко касается пальцем моего носа. – Мне очень нравится, что ты вдруг увлеклась кулинарией.

– Да уж, кто бы мог подумать? Готовка всегда была для меня обязанностью, чем-то скучным, но вместе с тобой это интересно. – Я придвигаюсь к нему и, целуя в уголок рта, шепчу: – Осторожнее, шеф, скоро я рискую превзойти учителя.

Он с издевкой улыбается:

– Не заносись слишком, – говорит он, просовывая язык мне в рот.

Его глубокие поцелуи обладают способностью мгновенно возбуждать меня. Я не в силах им противостоять.

– Завтра хочу научить тебя готовить еще одно первое блюдо, – объявляет решительно, отрываясь от моих губ, – но сначала нам надо пойти собрать цмин [48] на побережье.

– А что такое цмин? – спрашиваю тоном любопытной школьницы.

– Это дикий цветок желто-золотистого цвета, типичный для южных островов, – объясняет он. – Надо собрать растения и высушить их. Они идеальны для придания аромата курице, ризотто и разным первым блюдам, аромат цмина – это нечто среднее между карри и лакрицей.

– Наверное, вкусно, – соглашаюсь я, вспоминая свои любимые лакричные палочки, с которыми раньше никогда не расставалась. Но я давно уже не ем их – с тех пор, как приехала сюда. – А ты разбираешься в диких травах? – спрашиваю заинтересованно.

– Конечно. Это одна из первых вещей, которые следует изучить, если хочешь стать шеф-поваром. Чтобы хорошо готовить, надо хорошо знать все продукты, не теряя контакта с землей, – объясняет он, набирая горсть черного песка.

Киваю, завороженная. Леонардо именно такой: живет в симбиозе с окружающим миром, в гармонии, которой я всегда завидовала (я – неуклюжая и почти всегда чувствую себя неловко в окружении людей).

– Смотри, сейчас спина обгорит, – предостерегает он, поднимая на меня взгляд.

– Я надеялась, что ты намажешь меня кремом, – улыбаюсь ему соблазнительной кошачьей улыбкой.

– Ну, если ты так хочешь… – он пригвождает меня взглядом.

Поворачиваюсь и ложусь спиной кверху. Леонардо роется в сумке и достает тюбик крема с защитой SPF 30. Даже после долгой адаптации к солнцу моя белейшая кожа нуждается в высоком уровне защиты.

Леонардо становится на колени сбоку от меня, сдвигает мне волосы вперед, развязывает лямки на купальнике и медленно, уверенными движениями пальцев натирает меня кремом. У него золотые руки: когда он трогает меня, каждая мышца моего тела напрягается и через секунду расслабляется, одаривая меня божественными ощущениями.

– Лео, это потрясающе, – шепчу, вытянув руки вдоль боков.

– Тебе нравится?

– Ужасно!

Он берет еще немного крема и начинает втирать его в ноги, от щиколоток и поднимаясь нежными движениями до бедер. Я бы хотела, чтобы он не останавливался, но внезапно его руки замирают.

– Вот черт… – слышу, как он шипит сквозь зубы. – А она-то что здесь делает?

– Кто она? – поднимаю голову, мигом выходя из состояния блаженства.

Метрах в десяти от нас мои глаза засекают Лукрецию. Мне сразу же приходит в голову, что у нее вид как у Медузы Горгоны, выросшей из песка, неподвижной, с искаженным лицом. На ней короткий сарафан из белого кружева, у нее темная кожа. Волосы распущены по плечам и движутся, как живые змеи, на ветру, а глубокие темные глаза полны злобой, ненавистью, удивлением.

Она стоит неподвижно, выражение лица такое, будто стала свидетельницей чего-то постыдного и неожиданного. Как только замечает, что мы смотрим на нее, отходит.

– Лукреция! – Леонардо вскакивает и делает шаг по направлению к ней. Я спешно завязываю лямки бикини на спине и сажусь. Она отходит еще немного, затем поворачивается и убегает, бормоча что-то неразборчивое.

– Подожди! – кричит он ей, но Лукреция бежит еще быстрее, разбрасывая песок, как взбесившаяся лошадь.

Я поднимаюсь на ноги, подхожу к Леонардо, ищу его взгляд. Если я растеряна, то он полностью ошеломлен.

– Я не знаю, почему она пришла сюда, но, к сожалению, она явно не ожидала увидеть меня с тобой, – объясняет, размахивая руками.

– Ты должен следовать за ней сейчас же, – отвечаю без колебаний.

Он берет меня за плечи и смотрит мне в глаза:

– Ты пока иди домой. Я приду, как только найду ее. На это потребуется немного времени, но мне нужно убедиться, что с ней все в порядке.

– Хорошо, позвони мне, если будут проблемы, – говорю ему с легким беспокойством: почему-то у меня грустное предчувствие.

– Не волнуйся. – Он целует меня в лоб и быстрым шагом уходит в том направлении, где скрылась Лукреция.

С волнующимся сердцем собираю наши вещи, завязываю парео поверх еще влажного купальника и направляюсь к дому.

Я десяток раз проходила по этой дороге и уже прекрасно ее знаю, но сейчас я словно не помню ее. Иду с изнуряющей медлительностью, словно мне тяжело двигать ногами, и думаю про себя, чего стоит ожидать от внезапного появления Лукреции. Эмоции переполняют меня, и не могу понять: я больше разозлена или напугана. В голове звучит один-единственный неумолимый вопрос: почему она вернулась?

Чем больше я думаю, тем очевиднее кажется ответ, роковой в своей ясности: она вернулась за ним – и всегда будет так поступать, она ни за что не позволит разрушить свой брак. И я никогда не смогу ничего с этим поделать.

Поднимаю глаза по направлению к вулкану, который именно в этот момент издал один из своих великолепных урчаний. Когда немного опускаю взгляд, то замечаю вдалеке фигуру на вершине скалы, обрывающейся в море: Лукреция. Она смотрит вниз и стоит близко к краю, чертовски близко!

Прикидываю взглядом высоту: около пяти метров. Удар об воду оттуда не должен быть смертельным… если только она умеет плавать. Мурашки ужаса пробегают по спине. Понятно, что она собирается сделать. Может быть, нужно позвонить Леонардо, но я не знаю, где он… нет, времени не осталось. Я должна остановить ее, пока не поздно. Убыстряю шаг и взбираюсь на скалу. В спешке спотыкаюсь о камень и падаю, мучительная боль пронзает только что выздоровевшую ногу, но я заставляю себя не думать об этом. Поднимаюсь и иду дальше босиком, освобождаясь от пляжной сумки и кожаных шлепанцев, которые скатываются вниз с глухим звуком.

Лукреция пока меня не заметила, а я ее вижу. Ее силуэт все ближе, я уже прекрасно различаю ее. Пытаюсь позвать ее отсюда:

– Лукреция!

Она меня не слышит. Снова выкрикиваю ее имя, погромче.

На сей раз она поворачивается, но не открывает рта. По щекам текут слезы, глаза излучают глубокую боль. Она дрожит так сильно, будто вот-вот сломается.

– Лукреция… Леонардо искал тебя, – говорю, даже не отдышавшись, самым успокоительным тоном, который мне по силам.

– Убирайся! Оставь меня в покое! – Ее крик надломлен.

Она вне себя, раненое и на все готовое животное. Я замираю на несколько минут, как блокированная. Инстинкт подсказывает мне, что надо схватить ее и оттащить от этого обрыва, но ее запрет словно стена с колючей проволокой. Боюсь, если я попробую сделать еще шаг, это лишь подтолкнет ее спрыгнуть.

– Отойди оттуда, пожалуйста. Давай поговорим, – пытаюсь сказать ей.

– И о чем же ты хочешь поговорить? Все и так уже ясно! Подумать только, я приехала, чтобы попросить его начать все сначала, вернуться домой… Какой же я была идиоткой! – Она испепеляет меня взглядом. – Будь ты проклята! Как бы мне хотелось, чтобы ты умерла под той машиной.

– Мне жаль, что ты это вот так обнаружила, но, клянусь, Леонардо хотел сказать тебе все…

Мои слова лишены смысла. Как только они срываются с губ, я осознаю это. Ничто не сможет облегчить такую отчаянную, всеохватывающую боль. Мои попытки бесполезны.

Лукреция кричит в ярости, почти в бреду: