Записки prostitutki Ket - Безымянная Екатерина. Страница 23
А ты можешь сейчас сняться с раздвинутыми ножками и кинуть мне на телефон? Только мне, оно дальше не пойдет.
А почему не можешь? Я же должен видеть, что беру. Нет? Ты так всех хороших клиентов растеряешь!
Отключается.
Хороших не растеряю. А вот дрочеров — точно.
Один звонит часто. Я уже привыкла к нему, как к родному.
Подпольная кликуха — Хвастун.
— Привет. Это Катя? Катя, а тебя имели когда-то большим членом? Ты видела по-настоящему большие члены? Я сегодня приеду, покажу тебе, что такое действительно большой… Ооооо… аааа… у-у-у-у…
Весь разговор — полминуты. На последнем протяжном «уууу» он бросает трубку. Я даже не успеваю ответить.
Но я понимаю — успел, сука, кончить.
По-моему, он дрочит сам на себя, а я так, для декораций.
Вместо здрасьте:
— Я так хочу вылизать тебе киску. Твоя киска слаааденькая, я бы ее так вылизал!..
Так. Все понятно. Беззастенчиво дрочим-с.
Говорю, что моя кошка не любит, когда ее лижут, и кладу трубку.
— Привет, красивая. А ты одна сейчас? А опиши себя. А что на тебе сейчас надето? А трусики на тебе сейчас есть?
(В трубке сопение, явно идет процесс.)
Ухмыляюсь. Говорю, чтоб приезжал с денежкой и посмотрел, есть ли на мне трусики.
— Да-да! — сопит. — Скоро буду. А у тебя…
Кладу трубку. Адрес и не спрашивал. Зачем ему, он явно и сам справляется.
Через десять секунд телефон оживает:
— Ой, что-то сорвалось. А сисечки у тебя большие! Ты можешь язычком до сосочка дотянуться?
Отключаюсь.
Сразу почти звонок.
Хватаю трубку не глядя, взрываюсь:
— Смольный, блять!
Пауза, тишина. Совсем другой голос, осторожно:
— Ооой… а куда я попал?
Смеюсь, объясняю, что попал куда надо. И уж этот-то приезжает. И смеется при встрече, картинно картавя: «Багышня, а багышня…»
Терплю их всех, зайчиков и козликов.
А что делать…
Что бабам нужно?
Есть у меня хороший и давно уже постоянный клиент — Влад. Серьезный бизнесмен, очень умный и приятный человек, да и просто интересный внешне мужчина. Высокий, чуть полноватый, с небольшой залысиной и модной, стриженой, уже слегка седеющей бородкой — он весь соткан из русско-грузинских кровей, а потому я легко могу представить, с каким восхищением смотрят на него женщины.
Он приезжает ко мне нечасто, больше — в периоды серьезных запоев, что бывает пару раз в год, когда одна, та самая, любимая женщина сваливает от него к другому или когда срывается какой-то жутко важный контракт.
— Катя, ты мне нужна на сегодня, — говорит мне Влад в трубку, и я собираюсь.
Я знаю: Влад платит хорошо, очень хорошо.
Чаще он приезжает за мной сам и везет меня к себе, реже — остается у меня.
Для него нет проблем не только в том, чтобы платить мне в два раза больше, чем стоит мое время, но и в том, чтобы запросто купить мне в подарок что-нибудь золотое, если по дороге к нему мы натыкаемся на ювелирный. Наверное, ему просто хочется сделать мне приятное.
Влада я люблю. Очень искренне, по-человечески. И дело даже не в цацках. Просто Влад умный. Влад знает четыре языка и все правила этикета.
И еще Влад очень грустный. Очень искренне грустный. Видимо, он для меня всегда такой просто потому, что я вижу его в нелегкие моменты жизни.
Влад приезжает ко мне на своей огромной машине и говорит:
— Поехали, я покажу тебе свой новый дом.
— Ух ты, у тебя новый дом? — спрашиваю я с восхищением.
— Да, — говорит Влад совершенно буднично, без толики гордости или радости, — купил на днях. На Финке…
И мы едем.
По дороге Влад останавливается и ведет меня в магазин.
Мы берем утку с яблоками, жутко дорогие шоколадные конфеты, семгу и всякую ерунду, которую Влад, не глядя, бездумно хватает с полок.
Бухла Влад не берет. Бухло у него всегда есть.
Мы мчимся ночью, выезжая из города.
Влад молчит, потом жестом фокусника достает откуда-то бутылку «Хеннесси ХО» и делает два больших глотка. В такие моменты закуска ему не нужна.
Я знаю, что за рулем пить плохо, и сама не одобряю этого. Но Влад пьет.
Он хорошо водит.
Я тоже отхлебываю из бутылки и долго потом держу ее в руках для того, чтобы протянуть Владу, как только он попросит.
Мы практически никогда не трахаемся.
Влад любит поговорить.
Он снова и снова рассказывает мне про свою женщину, с которой живет. Снова и снова говорит, как любит ее, и каждый раз его рассказы заканчиваются одинаково: он говорит, что она снова ушла.
Она ушла, потому что он слишком занят для нее.
Она ушла, потому что он обещал поехать с ней в отпуск, а тут контракт. И он отправил ее одну. В Доминикану. Что делать ей одной в Доминикане?
Она ушла, потому что он так редко занимается с ней сексом — то занят, то думает о делах и у него банально не стоит.
А она устраивает истерики, кричит, что чувствует себя нежеланной, что у него кто-то есть, что она ему не нужна, и часто, слишком часто, собирает вещи.
И уходит.
Каждый раз, слыша эту историю, я знаю, чем все закончится: она, конечно же, вернется.
Но он и вправду страдает каждый раз.
— Катя, — говорит он мне. — Катя, что бабам нужно? Но ведь говорят же, что деньги, но ведь все это знают!! А все эти деньги, эта машина, этот дом, дача во Франции, все эти цацки — они же не с неба берутся…
Катя, а знаешь, когда я начинал, ничего ведь этого не было, ничего. Я был гол как сокол, у меня ни черта не было, вообще, понимаешь? И от меня жена ушла, с ребенком, с дочкой — к богатому! У того своя квартира была на Васильевском, и старый «мерс». Это в девяносто втором было… Понимаешь, это он тогда богатым считался… Это она тогда меня из-за этого бросила, понимаешь?
В этом месте Влад делает паузу, задумывается и говорит:
— А знаешь, она ведь потом и от него ушла, — он усмехается, — только у нового машина чуть новее была, и на комнату больше… А в итоге что? Дочь в Штатах, бывшая, сама знаешь, спилась…
А я поднялся! Я пообещал себе, что я смогу. Я буду. Катя, у меня все есть! У меня бизнес! Деньги! Дома эти, квартиры, все есть. Но вот с этим, — он делает отмахивающийся жест вниз, — проблема, понимаешь?
Он говорит об этом совершенно просто, без стеснения, как будто рассказывает не о том, что у него нелады, а о том, что ел на завтрак. Я молчу и не знаю, что сказать. Как-то я посоветовала ему сходить к врачу. Да, знаю, это было самое нелепое из всего того, что я могла сказать.
Он тогда посмотрел на меня снисходительно и рассказал, что был уже, и не раз, и врачи говорят ему, что все нормально, нужно просто поберечь себя и больше отдыхать, но… разве может он позволить себе ни о чем не думать? Время такое: едва зазеваешься — тебя сожрут.
А потом он всегда говорит про свою Дину. Про то, что понимает — ей всего двадцать восемь, и ей нужно, нужно больше того, что он может ей дать, но…
— Я ее люблю, очень люблю, понимаешь? Но когда я на нее забираюсь, у меня либо глаза закрываются от недосыпа, либо я думаю о завтрашней встрече, которая мне принесет еще и еще. И не могу от этого отделаться…
Влад говорит, говорит, говорит. Он знает: я слушаю его с интересом.
Иногда он отщипывает кусочек утки и спрашивает, почему я не ем.
Я не люблю утку.
Влад мне нравится. Люблю умных мужчин.
Он, хоть и в возрасте, но симпатичен, обаятелен и щедр.
Когда он напивается, то не засыпает, а зачем-то пытается заняться со мной неким подобием секса. Наверное, это что-то вроде акта отчаяния.
И мне приходится постараться, чтобы у Влада встал.
Влад кончает быстро. А потом всегда предлагает мне остаться.
Я вызываю такси. Каким-то чутьем понимаю: на самом деле ему надо побыть одному.
Влад выходит со мной во двор и продолжает говорить. Говорит он еще долго. Таксист злится.