Повелительница ястреба - Брэдли Мэрион Зиммер. Страница 6

Неожиданно птица свалилась с жерди и повисла вниз головой. Ромили бросилась вперед, вновь посадила ее на палку, помогла справиться со слабостью, подождала, пока ястреб не усядется поудобнее.

Потом она долго стояла, затаив дыхание, — так страшно было еще раз всполошить несчастного ястреба. В голове у девушки сталкивались и боролись мысли двух таких чуждых сознаний. На гнев и ярость, терзающие ее, она старалась ответить терпением, миролюбием, пониманием… Припоминала, как совсем недавно охотилась со своим любимым ястребом… Его глазами с огромной вышины глянула на землю — радость свободного полета, желание схватить добычу охватили ее…

Ромили знала, что эта птица доставит ей еще большее наслаждение… Между ними в конце концов возникнет доверие, завяжется дружба…

Все эти чувства невозможно, немыслимо выразить в словах. С чем можно сравнить удовлетворение, испытанное девушкой, когда любимая сука приволокла к ее ногам своих первых щенков? Любовь собаки была сродни тому согревающему душу благоговению, которое она питала к отцу. Как дороги ей были его редкие похвалы! Как гордилась ими девушка!.. Даже когда приручали жеребца, когда из сознания животного потоком хлестали боль и ужас, все равно где-то на донышке всегда жила возможность любви, понимания, нерушимого доверия, которое возникало между всадником и скакуном. Когда они мчались во весь опор, Ромили полностью отдавалась скачке — так же, впрочем, как и лошадь. B такие минуты они становились единым целым.

Нет, приручение и дрессировка — это не пытка. В этом есть сила, но нет насилия… По крайней мере, не большее, чем усилие няни заставить маленького ребенка есть кашу. Пусть она сначала кажется невкусной, пусть ничего не хочется, кроме молока. Потому что нельзя, после того как прорезались зубы, питаться только молоком, ибо ребенок вырастет хилым и болезненным. Он нуждается в твердой и более грубой пище. Затем ребенка — хочет он или нет — учат есть самостоятельно, учат одеваться, заправлять постель. Потом следует наука обращения с ножом и вилкой. Без этих навыков не обойтись.

Ястреб опять забил крыльями, и на этот раз Ромили страстно и тихо зашептала:

— Доверься мне, моя хорошая. Скоро ты опять будешь свободна, взлетишь высоко-высоко. Мы вместе будем охотиться, ты и я. Мы подружимся… Ты не будешь рабыней, а я — хозяйкой, клянусь тебе.

Она наполнила сознание птицы ощущениями свободного полета — внизу проплывал лес, солнце вольно светило в чистом небе. Ромили попыталась пробудить в ее сознании память о самой последней охоте — вот она спиралью падает вниз, бьет жертву, потом большими кусками глотает кровавые куски… И следом опять ее посетило неослабевающее чувство голода, ощущение все увеличивающейся слабости. Голод доводил до безумия — вот оно, дымящееся мясо, хлынувшая кровь… Девушку едва не вырвало, так сильны были эмоции птицы; вместе с тем необорим был запах тухлятины — от него просто спасу не было.

— Тебе надо поесть, ты должна вырасти сильной. Ты такая красивая, такая совершенная… настоящая пречиоза… [6] — Ромили раз за разом принялась ласково нашептывать: — Пречиоза, Пречиоза… Так и буду тебя звать. Это будет твое имя… Ты очень хочешь есть, тебе надо еще расти, Пречиоза, мы будем вместе охотиться, но сначала ты должна довериться мне и поесть… Я очень этого хочу, поешь, птица. Я очень люблю тебя и хочу, чтобы ты разделила со мной это чувство, но прежде ты должна научиться есть с моей руки… Поешь, Пречиоза, моя хорошая, драгоценная моя. Какая ты красавица! Почему ты не хочешь отведать этот кусочек? На вид он совсем свеженький. Только не умирай, я умоляю тебя!

Долгие часы провела девушка возле слабеющего ястреба, и все это время между ними шла напряженная борьба. Взмахи крыльев с каждым разом становились все слабее. Муки голода были нестерпимы — Ромили тоже едва справлялась с приступами боли. Ястреб по-прежнему холодно и отрешенно смотрел на человека, все так же ярко золотились ободки вокруг черных зрачков, все та же ненависть жила в них. Все то же отчаяние терзало душу девушки.

Приближался критический момент — если сейчас птица откажется от пищи, то все пропало. Она не съела ни кусочка с того самого часа, как попала в сети, а с тех пор прошло ни много ни мало четыре часа.

Может, отец был прав и женщине не пристало заниматься мужскими делами… Не под силу ей это…

На ум пришло мгновение, когда она впервые мысленно перевоплотилась в ястреба и взглянула на себя, Ромили Макаран, глазами птицы. Вновь страх и отчаяние затопили душу, и тут же эти страсти смешались с ее собственными — если эта птица погибнет, у Ромили самой не будет будущего. Что ей тогда останется? Вышивание гладью, обычный удел женщины… Она почувствовала, что ожидающая ее темница куда страшнее той, в которой очутилась ястребица. У нее по крайней мере есть шанс вновь взмахнуть крыльями, взлететь в небо, глянуть с высоты на землю — она же, Ромили, окажется приговоренной пожизненно. Ей уже не видать свободы…

Нет, лучше умереть, чем быть вечной узницей!

«Но ведь должен быть выход! Как же найти его?»

Она не имеет права отступить, не имеет права позволить хищнику взять верх. Она происходит из благородного рода Макаранов, унаследовала великий дар. Неужели уступить какой-то ястребице? Ромили не позволит птице погибнуть… нет, не пернатому созданию, не «какой-то ястребице», но Пречиозе. Она очень любит ее и будет бороться за ее жизнь, не щадя себя…

Ромили еще раз осторожно и бесстрашно вторглась в сознание пернатого… На мгновение ей почудилось, что ястребица взбесится от ярости, но в этот миг ее привлек запах пищи, лежащей на рукавице.

Ромили ощутила волнение птицы… «Да-да, ешь, ешь, тебе нужно вырасти большой и сильной…» Опять подступила тошнота. «Ей так хочется поесть, ей так хочется довериться мне, но этот запах! Она не может это есть; еще чуть-чуть, и будет поздно, ну что тут поделаешь… Она же не стервятник…»

Ромили впала в отчаяние. Она захватила на кухне самое свежее мясо, но прошло слишком много времени; ястребица уже начала доверяться ей и могла бы взять пищу с рукавицы… если она найдет что-нибудь, что действительно можно есть… Крысы шуршали в соломе, и птица внимательно прислушивалась к этим шорохам. Девушка вновь почувствовала себя ястребом — это была добыча! Свежатина!..

Приближался рассвет, в щелях двери забрезжило, внутрь сарая проникла сумрачная влажная серость. Зачирикали птички в саду, под крышей заворковали рассаженные по клеткам голуби; жаренные, они были на редкость вкусны — ими угощали важных гостей и больных. «Голубятник очень рассердится на меня. Мне строго-настрого заказано касаться голубей без разрешения…» Эта мысль не остановила девушку — так свербило где-то в самой глубине сознания. Все равно, семь бед, один ответ! Голодный спазм перехватил желудок… Ромили швырнула кусок несвежего мяса, вырезанного из тушки рогатого кролика, на навозную кучу — он сгниет там или его сожрет какой-нибудь любитель падали. Может, пес не побрезгует, они такие простаки… Девушка сунула руку в клетку — там сразу поднялась суматоха, — пальцы наткнулись на что-то мягкое, оперенное, отчаянно заверещавшее… Сердце наполнилось волнением, ноги задрожали, Ромили совладала с собой, не сробела — она выросла в деревне, видела и не такое. Голубь отчаянно забился у нее в руке. Ромили свернула ему шею и положила тушку на уже натянутую рукавицу. Следом целенаправленно послала в сторону Пречиозы мысленный сигнал.

На мгновение девушке показалось, что ястребица и на этот раз взорвется в припадке ярости. Ромили едва не заплакала от обиды… Неожиданно птица наклонила голову, глянула на тушку и ударила ее клювом так быстро, что Ромили даже не заметила, только руку отбросило. Хлынула кровь… И слезы!.. Птица еще раз так же стремительно ударила и принялась есть.

Теперь Ромили зарыдала громко, взахлеб. Она едва могла удержать руку — та ходила ходуном.

— Ой, моя хорошая… — сквозь слезы прошептала девушка. — Красавица ты моя!.. Радость ты моя драгоценная!..