Я - истребитель - Поселягин Владимир Геннадьевич. Страница 77

— Лютик, я Бычок, слышишь меня? Прием, — услышал я вызов комиссара Тарасова. Как обычно, строй бомбардировщиков вел он. Никитин хоть и был опытным летчиком, но в бой самолеты водил редко, выполняя в основном административные функции. Видимо, поэтому в полку был такой порядок, тут не только просматривается работа капитана Смолина.

— Бычок, я Лютик, слышу вас.

— Лютик, иди вперед, посмотри, если над прорывом немцы, расчисти нам дорогу.

— Понял! Выполняю, — ответил я.

— Поосторожнее там, — попросил комиссар.

— Безумными могут быть приключения, герой же должен быть разумным, — слямзил я фразу одного уже покойного журналиста.

На земле мы расчистку воздуха не обговаривали, я должен был только сопровождать их и охранять. Но решение комиссара было правильным. Толку от вылета, если они не смогут выполнить свою работу?

Призвав весь свой реальный и теоретический опыт и дав газу, я рванул вперед.

— Герр майор, в эфире снова Лютик, — отвлек майора Гарднера от просмотра переведенных перехватов русских голос старшего радиста обер-лейтенанта Моузера.

— Опять? Где?! — вскинул Гарднер голову.

— Судя по перехвату, Лютик, то есть советский ас Суворов, находится в районе прорыва наших моторизованных войск. Патрулировавшие там истребители подтвердили, что это именно Суворов, его самолет. Согласно приказу, в бой они с ним не вступили и ушли на свой аэродром.

— Отлично. Вы уже сообщили об этом группе оберст-лейтенанта фон Шредера?

— Так точно, герр майор. Боевая группа оберст-лейтенанта уже пошла на взлет. Предположительное время перехвата через двадцать минут.

— Да. Через двадцать минут этот Суворов перестанет существовать, — оскалился Гарднер, снимая трубку телефона. Нужно сообщить заинтересованному лицу, что охота на Суворова подошла к своему логическому концу.

Группа оберст-лейтенанта фон Шредера состояла из десяти асов с ним самим во главе. Ее специально создали для перехвата и уничтожения асов противника, и она показала высокие результаты в битве над Британией. Сюда ее направил лично рейхсмаршал Геринг, которому надоели нападки завистников и политических врагов, с завидной регулярностью докладывавших Гитлеру обо всех успехах этого проклятого Суворова. Русский летчик давно уже был на слуху у всей верхушки Рейха.

Рейхсмаршал понимал, что этот Суворов — всего лишь повод, чтобы если не убрать его с политической арены, то изрядно навредить, и он знал, кто за этим стоит. Поэтому решил разрубить гордиев узел одним ударом, вызвав из Франции группу фон Шредера. Решение было правильным — попытки диверсантов захватить Суворова и доставить его в Германию живым провалились, и Геринг решил справиться собственными силами.

Наконец момент настал. Суворов вновь вышел в эфир, и в то место, где его обнаружили, немедленно были посланы орлы оберст-лейтенанта.

Скрипнула дверь сарая, где Алексей сидел вместе с другими арестованными, и в открывшийся дверной проем вошли два конвоира. Алексей их знал, они не раз водили его на допросы. И теперь тоже пришли за ним.

Алексей горько усмехнулся, вспоминая, как он сюда попал. Тогда, вернувшись, они увидели на дороге убитых и раненых. «Ишачки» уже улетели, и можно было без опаски выйти на дорогу.

Лейтенант был бледен, но командовал твердо:

— Вскрывай чемоданы, будем делать перевязку, используя одежду.

Летчик открывал чемоданы, включая свой, и рвал на части нижние рубахи и кальсоны, подавая готовый перевязочный материал лейтенанту, уверенно работавшему с ранеными.

— Товарищ лейтенант, а где вы так научились делать перевязки?

— Отец фельдшер, к нам на дом часто привозили раненых охотников. Я помогал, кое-чему научился. Сибиряк я, — пояснил тот.

— Понятно, — под треск очередной рубахи ответил Алексей.

Всех четверых раненых они осторожно отнесли в тень деревьев, с надеждой ожидая, что проедет какая-нибудь машина, а убитых, все восемь тел, убрали на обочину дороги, освободив проезжую часть.

Когда они практически закончили, над головами снова послышался такой знакомый рев моторов. «Ишачки» возвращались. Три из них сопровождали четвертого, который, густо дымя, летел в сторону передовой, все теряя и теряя скорость.

— Свалится скоро, — сказал Алексей и стал быстро прикидывать, где тот упадет. — Недалеко, — снова проинформировал он лейтенанта.

— Давай туда, а я с ранеными останусь. Жаль, что остальные сбежали, людей было бы больше, — с отчетливым презрением сказал лейтенант.

— Хорошо, — ответил летчик и побежал в предполагаемое место падения самолета.

Пилот, что управлял «ишачком», похоже, тоже прекрасно понимал, что осталось ему лететь недолго, поэтому повел самолет на посадку.

Когда Алексей выбрался из кустов, он услышал рев мотора и увидел, как один из И-16, подобравший пилота с поврежденного самолета, взлетал под охраной двух оставшихся.

Проводив их взглядом, Алексей сделал ошибку: он направился к дымящемуся «ишачку», который с подломленной стойкой шасси и погнутым винтом тихо потрескивал мотором, остывая от работы. Рядом с крылом лежал сброшенный парашют.

Подойдя, Алексей поднял его и осмотрел. Парашют был наш, советский.

«Так кто же это был?» — подумал он и тут же услышал щелчок затвора и злой голос:

— Руки! Руки, сука, подними!!!

Так он и оказался в этом сарае. Трое пограничников, что взяли его, между делом сообщили, что эти четыре «ишачка» совершили налет на станцию, и теперь там горел эшелон с артиллерийскими боеприпасами. Слушать они его не хотели и на доводы, что это не он летел, сказали, что если он еще откроет рот, то вышибут зубы прикладом.

Следователь тоже не особо ему верил, но запрос в летное училище отправил. Так, на всякий случай. Ответа именно на этот запрос и ждал Алексей в сарае уже несколько дней.

— Руки за спину! — привычно приказал один из конвоиров.

Летчика провели мимо двух хат и ввели в третью, где и находился следователь особого отдела стоявшей тут армии.

Алексей прошел в большую горницу, где сидел лейтенант госбезопасности Листьев, ведущий его дело. На этот раз рядом с ним сидели еще два командира. Майор госбезопасности и политрук ВВС, который смотрел на Алексея с искренним изумлением, буквально до мельчайших подробностей разглядывая его лицо. Почему — Алексей знал прекрасно.

— Расслабься, сержант, пришел ответ из твоего училища… — сказал Листьев.

— Сел? — спросил Никитин у капитана Смолина.

— Сел, выруливает. Я приказал загнать его в капонир Тарасова, пока его нет, там хорошая маскировка, сверху не видно.

— Ну пойдем встречать гостей. Суворов с Тарасовым должны вернуться минут через сорок, пусть пока пообедают у нас в столовой. Там все готово?

При приближении к транспортнику сразу выявились проблемы. Никитин услышал чей-то возмущенный голос с командными интонациями. Обойдя «Дуглас», они вместе с начштаба увидели среди прилетевших командиров генерал-майора, который с возмущением высказывал Запашному, что он не будет ждать какого-то там лейтенанта, пусть даже будущего дважды Героя Советского Союза.

— Товарищ генерал-майор, лейтенант Суворов и комиссар Тарасов скоро вернутся. Был срочный вылет на бомбардировку, а нормального истребительного сопровождения не было. Вот Суворов и вызвался, — спокойно ответил комполка.

— Подполковник, меня не интересует, когда они вернутся, меня интересует, когда мы взлетим! — резко ответил генерал.

— Через час, — таким же спокойным тоном ответил Запашный.

— Через час?!

— А пока прошу в нашу столовую, там уже накрыты столы.

Генерал немного попыхтел, но согласился подождать. Судя по его виду, а именно по животу, только столовая и успокоила его. Было видно, что генерал любил вкусно поесть.

— Похоже, из старых еще, — негромко сказал Смолину подполковник Никитин.