Ненависть (СИ) - "Александра-К". Страница 39
– Я хорошо себя вел. Можно попросить?
Воин кивает. Мыш напряженно спрашивает:
– А можно пойти искупаться? Вчера не успел…
Наместник чуть не поперхнулся – ночью выйти из крепости через несколько дней после атаки тварей! Мыш тяжко вздохнул, искупаться хотелось. Воин сердито сказал:
– Так и знал, что что-нибудь такое придумаешь. Ладно, пошли купаться.
Безумие заразительно…
Охранник у ворот просто одурел, когда увидел Наместника с тянущимся сзади за руку тваренком, правда, закутанным, от греха, в плащ. Ворота тяжеленные, даже калитку пришлось открывать вдвоем. Мыш пытался помочь, но воин его сразу прогнал. Вышли по дороге к речке, почти на то же место, где вчера купались приблуды. Кинжал Ремигий взял, но то, что он очень уязвим сейчас, отлично понимал, тем более, если входить в воду. А искупаться хотелось. Если совсем честно – жутко хотелось прижать Эйзе где-нибудь на мелководье. Мыш что-то почувствовал, обернулся, в лунном свете лукаво сверкнули глаза.
Мышонок торопливо разделся, потом тихо спросил:
– А ты?
Воин ответил:
– Я посторожу.
Мыш кивнул, вошел в воду, блаженно пискнул. Да уж, вчера не успел, да и перепугал Наместника до полной потери контроля. Руки-то надо держать короче – даже в лунном свете синяки на теле видны отчетливо. Мышонок отплыл довольно далеко, но светлые волосы серебрились в свете луны и было хорошо видно, где он. Тишина ночи. Глубокая, поглощающая звуки. Словно не было двух предыдущих дней – бой, дурацкие выходки Эйзе, любовь… Как все странно сложилось.
Воин задумался и пропустил момент, точнее, он не заметил приближение Эйзе. А тот выскочил из воды и довольно сильно толкнул господина, тот полетел с берега в воду. Ремигий взвыл от обиды и злости, бросился ловить мышонка, но тот уже отплыл довольно далеко. Ну ладно, я этого не хотел… Несколько сильных гребков руками – и он догнал мыша, схватил рукой за плечо, мальчишка притих и не пытался вырываться. Река была мелкая, воин потянул мальчишку вниз, встал на дно, Эйзе прижался к нему, заглядывая в глаза. Луна довольно ярко освещала лицо мальчишки и стало видно, как смешная скуластая мордочка мышиного царевича исчезает, как появилось прекрасное истинное лицо. Воин с тревогой наблюдал за преображением – он привык, что это происходило, когда Эйзе было плохо. Но сейчас лицо не было холодным, нежная улыбка чуть раздвигала четко очерченные губы, глаза смеялись.
Воин хрипло позвал :
– Эйзе!
Мыш обнял его за шею, прижался еще ближе,потянулся выше и нашел губы Ремигия. Тот только вздохнул – мальчишка мог одним прикосновением породить яростное желание. Да это уже и произошло. Но неужели он этого тоже хочет? Вглядеться в глаза мышонка не было возможности, он уже вцепился в губы Ремигия, сильно прижавшись, закрыв глаза. Воин осторожно скользнул руками по плечам, телу, бедрам мальчишки, нежно поглаживая их. Эйзе губоко вздохнул, оторвался от Ремигия и шепнул:
– Пойдем на берег?
И услышал тихий ответ:
– А ты как хочешь?
Мальчишка засмеялся:
– Там есть плащ, а вода –холодная.
Воин неуверенно предложил:
– Тогда помоги и мне искупаться…
Мыш усмехнулся, узкие ладони коснулись плеч воина, поглаживая их, чуть ниже –грудь, просто мягкие прикосновения, Ремигий крепко удерживал его за бедра. Эйзе опускается все ниже ,воин только глухо вздыхает, еще немного ниже, мальчишка уже довольно усмехается –господин испытывает желание, и его тело это скрыть не дает. Воин тихо шепчет:
– Заканчивай, а то я с ума сойду!
Выражение лица у Мыша становится коварным, он пытается опуститься на колени, но воин резко говорит:
– Нет, я не хочу этого…
Резкий всплеск воды – воин подхватил мальчишку на руки, тот удовлетворенно попискивает, уткнувшись во влажную грудь господина, Ремигий тащит свою добычу на берег. Благо, что плащ был расстелен ранее. А еще, воин лукаво улыбнулся, – бутылочка с ароматическим маслом. Он ее прихватил еще вчера у лекаря, когда заходил проведать раненых. Желания-то совпали. Ладно… Теперь бы дойти до берега.
Дошел. Осторожно опустил Эйзе на плащ, прилег рядом. Мыш блаженно щурится под светом луны и поцелуями Господина, покрывающими все тело. Воин тихо спрашивает на ухо:
– Мыш?
Эйзе сладко вздыхает, кивает головой. Ремигий переворачивает его на живот, осторожно поглаживает спину, между лопаток. Эйзе вздыхает, выгибается, приподнимается на локтях. Ремигий вздыхает, нежно целует выступающие позвонки. Очень ласково поглаживает животик, приподнимает мальчишку, ставит его на колени, прижимается сзади. Опять отчаянный страх сделать что-то не то, доставить боль. Но Мыш нежно пищит что-то –значит, не боится, значит, пока не больно. Осторожно, очень осторожно – возбужденным членом коснуться входа, чуть двинуться между ягодиц. Мальчишка опять что-то шепчет, но не вырывается. Ласково погладить бедра, поцеловать в плечо и одновременно коснуться тугого входа, растягивая его. Мальчишка чуть вздрагивает, но снова тихое успокоительное поглаживание по спинке, мягкое прикосновение к животику. А ведьЭйзе тоже возбужден, воин чувствует это. Ну вот – и масло пригодилось. Очень мягкое движение вперед, мальчишка вздрагивает всем телом –больно, конечно, больно. Какие-то ласковые слова, нежное поглаживание по животу, второй рукой удержать мальчишку, чтобы было удобно обоим. Снова движение вперед, Эйзе что-то шепчет, но не вырывается. Воин входит уже со всей силы, ышонок тихо вскрикивает, но здесь уже не остановиться. Движения медленные, надо дать мальчишке возможность привыкнуть к проникновению. Эйзе тихо стонет – от боли, испытывает удовольствие? Воин встревоженно спрашивает : «Мыш?» Мальчишка отрицательно мотает головой, волосы бьют воина по груди, возбуждение только усиливается, движения ускоряются. Мышонок с трудом удерживается на коленях – движения воина становятся все более сильными, проникновение становится глубоким, мальчишка вздрагивает, возбуждение Твари усиливается, воин это чувствует, ускоряет движения, удерживая мальчишку, второй рукой проводит по бедру мальчишки, касается возбужденного члена партнера. Мыш тихо стонет от удовольствия, его-то усилия направлены на то, чтобы выдержать напор воина…
Мышонок вдруг содрогается всем телом, воин ощущает, что на ладонь плеснулась вязкая жидкость, и почти сразу кончает, чувствуя содрогания мальчишки. Не выдержав, он падает на Эйзе сверху, придавливает его к земле и тут же перекатывается на бок, боясь доставить боль. Эйзе прижимается к нему, что-то щебечет высоким голосом, похоже, на языке тварей. Тоненькое тело, тесно прижавшееся к воину, продолжает биться во все более редких судорогах, так отходит любовное возбуждение у тварей, медленнее, чем у человека. Ремигий нежно прижимается губами к губам Эйзе, лаская и благодаря за любовь. И получает ответный поцелуй. Только сейчас он замечает, что Эйзе во время любви оставался в истинном обличии, и глаза незнакомого красивого лица полны нежности и тепла. Мгновения покоя и удовлетворения. Хочется уснуть прямо на песке, прижать к себе возлюбленного тваренка и уснуть до утра, ощущая тепло его тела в своих объятиях…
Возвращаться пора. Поди, стражник все глаза проглядел, а вдруг твари Наместника увезли! Но это вряд ли – проще убить, чем похищать. Эйзе осторожно отстраняется, грустно спрашивает:
– Пора?
Воин улыбается:
– Еще немного, пойдем еще искупаемся…
Завтра будет дурной день, надо будет решить что-то с защитой крепости, поискать какой-нибудь подарок для Эйзе и приготовиться к возвращению в город. Хочется немного оттянуть его начало, просто понежиться в воде, нырнуть в лунную дорожку, полюбоваться серебристым свечением волос Эйзе. Просто так хочется. Так немного…
Поэтому Мыша – снова на руки и обратно в речку. Мыш что-то сонно пищит –устал, конечно, устал, мал еще, да и ранение даром не прошло. Мальчишка клонится на грудь воина, засыпает на ходу. Пора привыкнуть – Мыш засыпает после любви. Мыш-Мыш… Смешной…
Искупались, воин собрал одежку и, не одеваясь сам и не одев сонного мышонка, только завернувшись в плащ, пошел обратно к воротам. Женщины крепости, слава Богам, спят, а уж стражника испугать он никак не надеялся. Тот только с завистью вздохнул, впуская Наместника обратно… Да уж, завтра всласть посплетничает. Правда, в неверном лунном свете чего не привидится одинокому мужику глухой ноченькой.