Обещай мне (ЛП) - Брент Кора. Страница 37

Его возбуждение ушло, когда в уме всплыли болезненные воспоминания о том, как она появилась здесь. Он желал, чтобы эта часть истории было другой, но это было не возможно. Грей всегда сознательно старался не вспоминать лица того человека, потому что мысль о руках, которыми жирный подонок причинил боль девушке, которую он любил, была убийственным разрядом, проходящим через его сердце. Если этот сукин сын когда-нибудь осмелится даже дыхнуть в направлении Промиз снова, Грей сделает гораздо хуже, чем то, что пообещал в тот скверный день в Блайте. Он не упустит тот мерзкий кусок дерьма. Он убьет его.

Она заметила его боковым зрением и повернулась в его сторону. От искренней радости, которая осветила ее лицо при взгляде на него, перехватило дыхание. Так было всегда. Она прошла через бар, прямо к нему в объятия, в поисках его губ. Он нашел её губы, пробуя ее на вкус, желая похоронить себя в ней снова. Скоро.

Он скорее почувствовал, чем услышал, ее испуганный вздох, когда поднял ее на руки и понес оттуда. Промиз была такая легкая, настолько маленькая, по сравнению с ним. Трудно было поверить, что она может привести его к такому бешеному оргазму каждый раз. Еще труднее поверить в то, как она принимала его внутри и отвечала так же горячо.

Буря надвигалась не шуточная. Он мог ощутить воздух пустыни в легких, с дикими порывами ветра. Пахло дождем.

Он должен был опустить ее, чтобы открыть дверь трейлера, и она сразу же начала ласкать его там, где он рассчитывал. Грей засунул руку ей под юбку и провел между ног, чтобы убедиться, что она готова. Он застонал от влажного желания, которое обнаружил там.

Промиз хотела страсти. — Скажи мне, — прошептала она, лаская его как надо.

Грейсон улыбнулся, и закрыл за собой дверь. Это была одна из тех вещей, которые он любил в ней. Промиз преодолела то, что сотворили над ней, и её разумом, обучаясь искусству секса с такой страстностью, которая удивила даже его. Она любила слушать его слова. И он давал ей это.

— Я люблю смотреть на тебя. Из-за тебя, мой член становится твердым, как долбанная сталь, с каждым ударом сердца .

Она сняла рубашку, бюстгальтер соскользнул с её плеч. Затем она подарила ему маленькую грязную улыбку и расстегнула юбку, засунув руку внутрь, мимо ослабленного пояса, в ее тонкие трусики.

— Господи, — сглотнул он, его дыхание стало тяжелым и поверхностным. — Позволь мне увидеть.

Она показала ему.

— Я люблю тебя, — сказал он ей.

— Я тоже тебя люблю, Грей, — сказала она. — Теперь иди сюда и оттрахай меня хорошенько.

Он почти потерял контроль, когда схватил ее. Одного прикосновение ее мягкой груди, к его груди, было почти достаточно, чтобы он дошел до края. Она согнула ноги в коленях, откидываясь назад, раскрываясь, насколько могла, чтобы он глубже вошел в неё.

У Грея никогда, ни с кем не было такого, будто плавишься, двигаясь вместе, как единое целое. У него было много девушек, в той беззаботной молодости, до дней ада и тюрьмы, но он едва помнил какую-нибудь из них. Затем, шесть долгих лет без женщин, только его рука и его сознание, составляли ему компанию, потому что он был в мире мужчин и не мог найти в них что-нибудь возбуждающее. После того как он вышел, коварная Талия была его первой ошибкой.

Он услышал тихие стоны, которые издавала Промиз, и почувствовал, как она становится жарче от их движений. Она была уже близко. Он рассматривал ее лицо, когда она приподнялась выше, а затем застыла с криком о том, что любит его, прежде чем обрушила свой рот на его губы.

После этого он наполнил ее, дико кончая, подтянул к себе, поглаживая ее голую спину, пока она вздыхала от удовлетворения. Грейсон отчаянно любил ее. Прерывающимся голосом он сказал, что должен будет оставить ее, на некоторое время. На улице начался дождь. Это был не легкий, постоянный дождик, который он помнил по Нью-Йорку. Дожди в пустыне были редкими, яростными. Когда небо проливалось на эту сухую землю, это было наказанием.

Она приподнялась на локте, глядя с беспокойством. — Грей, здесь сегодня был мужчина.

Он кивнул. — Я знаю. Орион рассказал мне.

В её зеленых глазах было беспокойство. — Что думаешь?

— Вероятно, ничего такого, детка.

Промиз поцеловала его в грудь. — Ты должен уехать?

Он играл с ее мягкими волосами. — Да. Но ты знай, я вернусь. И я буду думать о тебе каждую минуту. Ты мне снишься, ты знаешь об этом?

Она обрадовалась. — В каких снах?

Грей слегка коснулся между её ног. — Угадай.

Промиз рассмеялась и обняла его, позволяя прижать ее к своей груди, их руки и ноги крепко сплелись между собой. — Я так люблю тебя, Грейсон, — сонно сказала она. — Я никогда не устану говорить это.

— Я никогда не устану это слушать. Я тоже люблю тебя, ангел.

Он держал и гладил ее, больше ничего не рассказывая о своих снах. Он не лгал. Сейчас для него стало обычным просыпаться твердым и готовым к сексу после картинок в его подсознании, проигрывающих их самые страстные моменты. Но была и другая сторона странствий разума.

Память о её синяках, запуганный взгляд в глазах. Охватывающий страх, что эти ублюдки найдут ее и причинят боль местью, которую они свили в праведности. Она откровенно рассказала о фанатичных учениях церкви. Грей все понял еще в тот момент, когда эпитет «нечистый дьявол» выплеснулся из уст этот ублюдка. Грей был уверен, если бы он знал о нем правду, удвоил бы свой гнев. И исправил бы её судьбу.

Они не получат тебя, ангел. Только через мой труп и даже тогда.

Орион был уверен, что не было никакой реальной связи с прошлым Промиз, и мужчиной, который сегодня приходил в бар. Грей доверял мнению Ориона. Глава Отступников знал о человеческой природе больше, чем умещается в 20-ти головах. Тем не менее, у Грейсона была своя точка зрения.

***

… В Пикачо, был человек по имени Риторский, невзрачный бывший бухгалтер, который был пойман на хищении у государства. Его моргающее, близорукое личико, казалось, волшебным образом вызывало особый гнев в массах. Он был жестоко последователен. Слепое дерьмо, должно быть, считал, что было метким ходом, настучать на своего сокамерника, за хранение запрещенного татуировочного пистолета. Охранники пришли, обыскали клетку и наказали за контрабанду.

Шли месяцы, и Риторский, казалось, находился в тихом ожидании, когда появится кто-то новенький или шестерка, который набросится на него. Но это было делом времени. Человек, которого обвинили в убийстве первой степени (Прим. преднамеренное убийство), только ждал.

Риторский сидел в углу столовой, смиренно ел свой курицу и думал о таблицах или икре или другой гребанной ерунде, которая проходила через руководителя такого человека.

Кто-то случайно остановился перед ним и что-то прошептал ему на ухо. Риторский опустил руку, держащую курицу, так что она упала, он моргнул, глядя на говорящего. Мгновение спустя он сидел с грубо заостренной палкой в горле. Убийца быстро смылся, пока кровь вытекала из пробитой артерии Риторского. Он сделал свой смертельный вздох, вероятно, даже не зная, за что его ударили. Он не предвидел такой поворот событий. Он думал, что время обезопасило его. …

Грейсон считал по-другому. Природа была полна хищников, у которых хватало терпения.

Они наблюдали. Они ждали. И, в конце концов, всегда, наносили удар.

23 глава.

Я старалась не цепляться за него. Я знала, что он уже торопился. Он долго держал меня в бездне дикой пустынной глуши, пока солнце стремилось к своему повседневному труду на небе.

— Койоты, — сказал Грейсон с улыбкой, указывая на пару размытых снующих теней около железного дерева. Я слышала, что мужчины, жестко матерясь, уже направляются к своим мотоциклам.

— Отступники вперед! — Проревел Орион и завел двигатель.

Грей взял мое лицо в свои ладони и поцеловал, с медленным наслаждением.

— Я буду скучать по тебе, — сказала я.