Джон Кипящий Котелок - Брэнд Макс. Страница 30

Я рассказываю все это, чтобы ты его как следует себе представил, еще скажу, что он был хорош собой и прекрасно воспитан — красивые речи, обаятельная улыбка, танцор хоть куда. Он мог казаться изящно одетым в холщовой паре и потертой фетровой шляпе. И он вскружил Дженни голову. По крайней мере, мне так показалось.

Однажды мы случайно встретились с ним в ущелье за городом и перекинулись парой не самых любезных слов. В следующий раз, выезжая из Эмити, я взял с собой оружие, и оно мне пригодилось. Этот сорви-голова Дадз Кокран стрелял так, что только держись! Его пуля продырявила мне верхушку шляпы, а моя прошла у него повыше диафрагмы. В тот же вечер мы его похоронили.

Насколько я могу судить, Дженни по нему не горевала. Хотя кто ж ее разберет? Она держится так непринужденно, что никогда не поймешь, где у нее напускное, а где настоящее. Но есть в ней глубина — ох, есть! — такая, что всадника с головой скроет, скажу я тебе!

Это даже мне показалось чересчур. Я сам был готов сказать, что Дженни — лучшая девушка на свете, но Грешам, отзывавшийся о ней с таким благоговением, явно перегибал палку. Однако делал он это интересно — было видно, что просто ею зачарован. Когда Питер говорил о Дженни, в его голосе слышалась дрожь, а взгляд начинал блуждать.

Пока я следил за Грешамом, водя глазами туда-сюда, мне пришло на ум, что он может стать для меня опаснее самого дьявола, если решит, что я уделяю Дженни Лэнгхорн слишком много внимания и времени. Наконец-то я разглядел в этом совершенном человеке изъян — скрытую трещину в бриллианте.

Между тем он рассказывал дальше:

— Второй мой враг появился здесь через полтора года. К тому времени Дженни уже надоели молодые ухажеры — они кружились вокруг нее стаей. В том возрасте Дженни была словно только что распустившийся цветок, чей аромат наполнял нашу долину и уносился за горы. Люди приезжали в Эмити со всего штата, чтобы полюбоваться ее красотой, но в большинстве своем это были неоперившиеся птенцы. Я смотрел, как все они по очереди приглашают ее на танец, и не видел в том никакого вреда.

Но вот однажды к нам в город залетела совсем другая птица — Сэм Дарнли. Настолько же матерый, насколько Дадз изысканный. Это был сильный и зрелый мужчина. Сорока лет от роду, хитер как змей и циничен как черт. Я навел о нем справки и выяснил, что у него руки по локоть в крови. Но Дженни принимала его всерьез. В жизни каждой девушки наступает период, когда ей нравятся мужчины в возрасте ее отца. У Дженни было как раз то время, она сходила по нему с ума.

Ну что ж, я пригласил Сэмюэла Дарнли побеседовать с глазу на глаз и пересказал ему пару эпизодов из его биографии. Положа руку на сердце, он поклялся, что это неправда, но потом его рука двинулась выше, и большим пальцем он зацепил спрятанный под воротником волосяной аркан, к которому был прицеплен маленький револьвер. Дарнли выхватил его быстрее, чем я успел пошевелиться, однако выстрелил слишком поспешно, рука его в этот момент была высоковато — не смог как следует навести на меня дуло. Его пуля всего лишь оцарапала мне ухо, а в следующий миг я уже послал свою ему в живот. Он сложился пополам, как перочинный нож.

Вот так настал конец Сэму Дарнли. Потом разошелся слух, что это случается с каждым, кто оказывает молоденькой Дженни Лэнгхорн слишком много знаков внимания. Кое-кто даже считал меня причастным к бесследному исчезновению некоторых людей.

Во всяком случае, после Дарнли никто не баловал Дженни особым к ней отношением месяцев десять, пока к нам не пожаловал некий Чет Ормонд из Монтаны. Он приехал с единственной целью — прославиться. И в один прекрасный день, ввалившись в салун, громогласно возвестил о своих намерениях. Сказал, что собирается увезти отсюда в своем седле самую красивую девушку долины, а заодно не прочь и сразиться с тем выродком, который более всех остальных напоминает мужчину, поскольку, по его мнению, настоящих мужчин в Техасе не было отродясь, лишь одни жалкие подобия.

Я в то время находился в салуне, слышал его похвальбу, однако не помешал ему отправиться на прогулку по городу и осмотреть всех девушек. Вначале он положил глаз на Долорес Онейт, но потом передумал и отдал свои симпатии Дженни.

— Но что общего могло быть у нее с этим хамом? — полюбопытствовал я в недоумении.

— Она приглядывается к каждому мужчине и никогда не составляет о нем мнение по первому взгляду. А больше всего Дженни ценит силу — силу, силу и силу! Я до сих пор ей не безразличен, поскольку она знает, что я силен. И Ормонд ей понравился именно потому, что его голос был громок, а манеры — грубы. Она решила, что за его дикостью должно скрываться нечто стоящее.

Поняв, к чему идет дело, я отвел Ормонда в сторонку и сказал ему, что если он до сих пор не нашел более или менее подходящего противника, то мне хотелось бы попробовать выступить в этой роли.

Он был не только дурно воспитан, но еще и кровожаден: стал расписывать, с каким наслаждением меня прикончит, а потом притащит за ногу обратно в Эмити. Какое-то время я его слушал, а затем взял да и съездил ему по уху. Он, естественно, схватился за револьвер, но я был слишком зол, чтобы разделаться с ним обычным способом. Поэтому подмял под себя мистера Ормонда, обезоружил его, и… Нет, мне стыдно сказать, что я с ним сделал!

— Неужели застрелил безоружного — из его же собственного револьвера?

— Нет, не то! Я его не застрелил… Даже ножом не воспользовался — вот, что самое ужасное!

Я посмотрел на его большие руки и содрогнулся. Дальнейшие разъяснения были не нужны. В этих пальцах заключалось чудовищная, поистине нечеловеческая сила!

— Последнего звали Льюис Марканд, — продолжил Грешам. — Он, кажется, был из Канады. Говорил со странным, но довольно благозвучным акцентом. Образован, изъяснялся на трех языках так же хорошо, как на английском, И денег у него куры не клевали. Словом, это был настоящий джентльмен. Повстречав Дженни, он сразу потерял голову, и, по-моему, она тоже была к нему не совсем равнодушна.

Так что пришлось мне и его вызвать на беседу. Бедняга сразу все понял. Сказал, что плохо знаком с огнестрельным оружием, однако готов решить наш спор с помощью других средств. Мы продолжили разговор на ножах, после чего я собственноручно похоронил. Марканда в горах.

И долгое время был спокоен, пока здесь не появился ты!

Глава 26

КЛИН КЛИНОМ

Грешам был так разъярен, что я испугался, как бы он не схватил меня за глотку и не размозжил мне голову. Он не впал в буйство, но в его глазах полыхал огонь, от которого становилось жутко.

— Да я и виделся-то с ней всего два раза! — пролепетал я, чуть ли не заикаясь от ужаса.

Да, представьте себе, был готов уползти в сторону — настолько велик был мой страх!

— И после второго раза она уже стала присылать тебе письма?

Наверное, я должен был спросить себя, откуда ему это известно. Но в тот момент моя голова была занята другим — я думал о том, как спасти мою шкуру. Питер Грешам, такой холодный и выдержанный в других обстоятельствах, был свиреп как тигр, когда, прекратив расхаживать по комнате, встал у моей кровати и устремил взгляд на пепельницу, в которой лежал пепел от письма Клемента.

Разумеется, я понял, что означает его взгляд. Грешам решил, что письмо было от нее, и неистовая ревность пожирала его с того самого момента, как он вошел в комнату. Ясно, что от этой догадки мне не стало легче. Но теперь хоть знал, что любые мои объяснения будут пустой тратой времени. Поэтому и не стал ничего объяснять.

— Да, одно письмо она мне написала, — подтвердил я.

— И о чем же, позволь полюбопытствовать?

Я не верил своим ушам! Хорошенькие дела! Воспитанный джентльмен требует рассказать ему, что пишет мне девушка! Грешам заметил, как изменилось мое лицо.

— Ах, тебе не нравится, Шерберн? Ведь вижу, что не нравится! Скажи-ка, почему?

Откинувшись на подушку, я закрыл глаза, сосредоточенно думая над ответом, но, когда открыл их, к невообразимому ужасу увидел, что надо мной склонилось перекошенное от злобы лицо Грешама, а его скрюченные пальцы уже в дюйме от моего горла.