Джон Кипящий Котелок - Брэнд Макс. Страница 32

— Еще подумаю, — произнес я. — Но сейчас, наверное, мне лучше всего убраться и забыть дорогу обратно!

— Оставив ее здесь? — удивился Грешам с сомнением в голосе. — Надолго ли тебя хватит?

Глава 27

СПАСИТЕЛЬНОЕ ПАДЕНИЕ

Мне нужно было многое обдумать — столько, что не хватило бы дня или даже целого месяца. Конем я уже успел обзавестись. Это был пегий дьявол с горбатым носом, мерзким характером и собственным мнением насчет того, как нужно вести себя под седлом. Пытаясь с ним совладать, я пришел к выводу, что он был послан мне в наказание за мое упрямство. К тому моменту, как пегий промчал меня бешеными скачками из одного конца городка в другой и обратно, а затем понесся в горы, я уже не понимал, в какую сторону еду, но все же был счастлив хоть ненадолго убраться из Эмити.

Когда тошнота от тряски отступила и я немного пришел в себя, то увидел, что нахожусь у маленькой лощины, а Эмити светлым пятнышком виднеется за холмами позади. Я соскочил на землю, скинул поводья с этой бестии, присел под деревом и от нечего делать вытащил кольт из кобуры.

Большинство из нас лучше соображает, когда вертит что-нибудь в руках. Не знаю, как вы, но я — точно. И ничто меня так не успокаивает, как знакомое ощущение рукоятки старого кольта, уютно спрятавшейся в ладони. В стороне я приметил большой булыжник, фунтов этак в десять, и принялся в него постреливать, целясь в самый верх, так что каждый раз перекатывал его с боку на бок, словно тюк сена. И сам не заметил, как разрядил в него оба револьвера, после чего загнал в барабаны новую дюжину патронов, чтобы еще пострелять.

Однако старый камешек уже получил хорошую трепку, и вдобавок я прицелился чуть ниже, чем следовало, так что пуля угодила ему, можно сказать, в самое брюхо, отчего он разлетелся на куски.

Я тихонько выругался и в следующее мгновение был несказанно рад, что сделал это вполголоса, так как сзади послышался женский голос:

— Вижу, тринадцать — ваше счастливое число?

Я обернулся, и кто же еще мог быть у меня за спиной, как не Дженни Лэнгхорн? Она смотрела на меня с ухмылкой, морща веснушчатый нос! Странная девушка — ухмылялась как мужчина, а улыбалась как женщина! Но чаще — ухмылялась.

— Вообще-то не хотел его разбивать, — сообщил я.

— Тогда, значит, сделали больше, чем хотели. Так вот где вы упражняетесь в стрельбе?

— Обычно не здесь, мэм. Просто сюда уединился, чтобы кое о чем подумать.

— Дурное это занятие, Джон! — произнесла Дженни шутливо. — Я вот уже давно думать перестала.

— Почему?

— Потому что это ни к чему не приводит, — заявила она. — Если человек начинает над чем-нибудь размышлять, пытаясь докопаться до истины, то вскоре уже готов поверить в любую ложь, лишь бы она была приятной. А все его догадки так и остаются догадками. — Она чуть пришпорила своего пони, а затем согнулась в седле, опустила локоть на переднюю луку и, положив подбородок на тыльную часть ладони, резко сменила тему: — Мне кажется, будто вы невеселы.

— Так и есть, — признался я.

— Наверное, с кем-нибудь подрались?

— Нет, — удивился я.

— Что, со вчерашнего дня ни разу?

— Не понимаю, о чем вы говорите!

— Будет вам! Я уже повидала Оливера Клемента.

Я так и ахнул!

— Поехала узнать, как там его больная нога, но оказалось, что у него еще и отек на подбородке!

Покраснев до корней волос, я пробормотал что-то нечленораздельное.

— Не понимаю, как это мужчины становятся друзьями после того, как один другого вздует!

— Да вовсе его не вздул! — запротестовал я. — Просто мне повезло — он случайно пропустил удар.

Я не то чтобы скромничал, мне ужасно хотелось перевести разговор на что-нибудь другое.

— Да, он рассказал мне, что это был за удар! — опять ухмыльнулась Дженни.

— А что он вам еще рассказал? — встревожился я, проклиная про себя молодого болвана на чем свет стоит. Надо же быть таким ослом, чтобы все разболтать женщине!

— Только о том, как вы его уложили… спать! — ответила она и тут же поспешно поинтересовалась: — А разве еще что-то было?

— Нет-нет, — успокоил ее я. — Конечно не было!

— «Конечно не было»! — передразнила Дженни. И, помолчав, высказалась: — Очень жаль, что вы не прислушались к моему совету.

Я пожал плечами, чувствуя себя в дурацком положении. Но помнил, что сказал в свое время один старый француз: «Никогда не оправдывайся! Друзьям не нужны оправдания, а враги не поверят все равно!» Поэтому не стал ничего объяснять, а принялся судорожно придумывать, как бы наладить дальнейшую беседу, как вдруг Дженни тихо произнесла:

— Я знаю, что вы старались всеми силами уйти от ссоры, и по этой причине искала с вами встречи, чтобы вас поблагодарить. Оливер сказал, что вы хотели помешать ему остаться в дураках, и у вас это почти получилось.

Но знала ли она о готовящейся поездке в Долину Сверчков? Я обеспокоился не на шутку. Судя по всему, Оливер был с ней слишком словоохотлив. Смог ли вовремя остановить поток своего красноречия? Однако Дженни больше ничего не говорила о нашей с ним встрече, и тут я понял, что Клемент проявил еще больше благородства, чем я мог от него ожидать. Он рассказал девушке лишь те моменты, которые представляли его в невыгодном свете. Но ни еловом не обмолвился ни о том, как взял меня на мушку, ни о том, как пощадил, а главное — не стал тревожить ее сообщением о пари, которое я предложил и сам же проиграл! Отзывался он обо мне с восхищением и, по словам Дженни, хотел опять увидеться как можно скорее, чтобы отговорить от затеи, которую я вынашивал.

— Но он так и не объяснил, что у вас за планы! — добавила Дженни не без любопытства.

Несомненно, это был намек на то, что мне надо быть с ней чуточку откровеннее, но я решил, сейчас самое время сжечь за собой мосты — слишком малой была вероятность вернуться из Долины Сверчков живым.

— Клемент хочет, чтобы я остался в Эмити. И надеется, что еще передумаю, — солгал я, искоса проследив за ее реакцией. И с замиранием сердца отметил, что лицо Дженни помрачнело.

— Так вы уезжаете? — проговорила она и с грустью устремила взор поверх моей головы к бледно-голубому небу, по которому на Западе так редко плывут облака.

— Да, уезжаю.

— У вас неприятности? Или вы просто устали от такой жизни?

И тут я сдуру ляпнул то, о чем потом долго жалел! Просто как-то само собой вырвалось:

— Я попал в неловкое положение из-за того, что слишком часто виделся с девушкой, на которой хочет жениться мой друг.

Быть может, другая на ее месте пропустила бы это мимо ушей. Но Дженни Лэнгхорн не позволяла разговаривать с ней намеками. Она любила, когда люди называли вещи своими именами. Слегка порозовев, посмотрела мне прямо в глаза и потребовала:

— Не останавливайтесь на полуслове. Объяснитесь. Я хочу знать!

— Девушка, о которой я говорю, — вы! А мой друг — Питер Грешам.

— Я так и знала, что это из-за него! — вымолвила она с горечью. — Выходит, он вас выгнал?

— Отнюдь, сам так решил! Я его не боюсь. Но это еще не повод, чтобы остаться и погубить себя окончательно.

— Не понимаю, — насторожилась Дженни, — Питер сказал вам, что вы не должны со мной видеться?

— Нет! Это я сам решил, что наши встречи до добра не доведут!

Вот так и выдал себя с потрохами! Наверное, никто еще не изобрел более дурацкий и неуклюжий способ открыть девушке свои чувства, как тот, которым я объяснился Дженни Лэнгхорн в любви. Сгорая от стыда, я с трудом заставил себя поднять на нее глаза. Она сильно покраснела. Не знаю от чего — презрения, гнева или, может быть, по какой-то другой причине, но только я с содроганием стал ждать, что сейчас разразится буря!

Дженни выпрямилась в седле и резко вонзила шпору в бок своей индейской лошадки. Укол заставил малышку сорваться и в несколько скачков преодолеть крутой подъем. У самого гребня девушка поставила кобылу на дыбы, рванув поводья с такой силой, что иной мужчина на ее месте мог бы растянуть себе запястье. И, возвышаясь надо мной на фоне ясного неба, прокричала: