Путешествие на «Кон-Тики» (полный перевод) - Хейердал Тур. Страница 46

Со стороны моря мы не замечали никаких признаков коварной западни. Мы плыли, следуя за волнами, и видели только изогнутые сверкающие гребни, которые один за другим исчезали по направлению к острову. И рифы и вся пенящаяся дьявольская свистопляска над ними были скрыты от нас рядами широких гребней волн, громоздившихся впереди. Но у обеих оконечностей острова, и северной и южной, где береговая линия загибалась, мы видели, что в нескольких сотнях метров от земли океан представлял собой сплошную белую кипящую массу, высоко вздымавшуюся в воздухе.

Мы направили свой плот так, чтобы очутиться у границ «ведьминой кухни» у южной оконечности острова, и надеялись, что, попав туда, мы сможем плыть вдоль атолла, пока не обогнем мыс и не окажемся на подветренной стороне; во всяком случае, мы рассчитывали, прежде чем нас пронесет мимо, достичь достаточно мелкого места, где мы могли бы с помощью самодельного якоря остановиться и, выждав перемены ветра, очутиться, таким образом, под защитой острова.

Около полудня мы могли уже различить в бинокль, что растительность на берегу состояла из молодых зеленых кокосовых пальм, вершины которых тесно соприкасались и выступали над покачивавшейся живой изгородью густого подлеска, стоявшего на переднем плане. На берегу перед лесом на светлом песке тут и там лежали большие глыбы кораллов. Никаких других признаков жизни не было, если не считать белых птиц, паривших над кронами пальм.

В два часа мы подошли к острову и поплыли вдоль него у самого края неприступных рифов. По мере того как мы приближались, до нас все явственней доносился напоминавший неумолчный шум водопада рев бурунов, разбивавшихся о рифы, и вскоре этот рев стал походить на грохот бесконечного курьерского поезда, который мчался параллельно нам в нескольких ста метрах от нашего правого борта. Теперь мы могли также различить белые брызги, то и дело взлетавшие высоко в воздух за курчавыми гребнями волн сбоку от нас, там, где грохотал «поезд».

Тяжелым рулевым веслом орудовали двое; они стояли за бамбуковой каютой и поэтому не видели, что делается впереди. Эрик в качестве штурмана взобрался на кухонный ящик и давал указания обоим рулевым. Наш план состоял в том, чтобы держаться к опасным рифам как можно ближе, но на достаточно безопасном расстоянии. С вершины мачты мы все время наблюдали, не покажется ли в коралловом кольце какая-нибудь брешь или проход, через который мы могли бы попытаться проскользнуть. Течение несло нас теперь вдоль рифа и не устраивало никаких фокусов. Болтавшиеся кили давали нам возможность двигаться под углом к ветру в пределах 20° в ту или другую сторону, а ветер дул вдоль рифа.

В то время как Эрик вел плот по извилистому курсу, держась от рифов на таком расстоянии, чтобы не было опасности оказаться втянутыми в водоворот, Герман и я поплыли в резиновой лодке, привязанной на веревке. Когда плот шел правым галсом, веревка тянула и нас направо, и мы подходили так близко к грохотавшим над рифами бурунам, что нам удавалось бросить взгляд на убегавшую от нас стену воды цвета зеленого стекла; когда волны, крутясь водоворотами, откатывались назад, мы могли различить также выступавшие из воды голые рифы, которые напоминали полуразрушенную баррикаду из ржавой железной руды. Насколько хватало взгляда, мы не могли заметить вдоль берега никакого прохода. Эрик орудовал с парусом, подтягивая левое полотнище и ослабляя правое, а рулевые изо всех сил нажимали на весло, и «Кон-Тики» снова менял курс и, переваливаясь, уходил из опасной зоны до следующего поворота на другой галс.

Всякий раз, когда «Кон-Тики» приближался к рифам и снова отдалялся от них, у Германа и у меня, сидевших в привязанной к плоту лодочке, замирало сердце, ибо мы оказывались настолько близко к рифам, что начинали чувствовать, как ритм волн учащался и становился все более нервным и грозным. И всякий раз мы были уверены, что теперь Эрик слишком увлекся, что теперь нет никакой надежды вывести «Кон-Тики» из полосы бурунов, которые тянули нас к дьявольским красным рифам. Но всякий раз Эрик ловким маневром поворачивал плот, и «Кон-Тики» снова благополучно уходил в сторону открытого океана, удаляясь от предательских водоворотов. Все это время мы плыли вдоль острова на таком близком расстоянии, что видели мельчайшие подробности на берегу; и эта райская красота была для нас недоступна из-за пенящейся преграды.

Около трех часов пальмовый лес на берегу расступился, и сквозь широкий просвет мы увидели синюю зеркально-гладкую лагуну. Но кольцо рифов оставалось таким же сплошным, как и раньше, и так же зловеще скалило из пены свои кроваво-красные зубы. Прохода не было, и пальмовый лес снова сомкнулся, а мы продолжали тащиться вдоль острова, подгоняемые попутным ветром. Позже пальмовый лес стал все больше и больше редеть, и нашим взорам открылась внутренняя часть кораллового острова. Перед нами, напоминая большое тихое горное озеро, лежала прекраснейшая светлая морская лагуна, окруженная покачивающимися кокосовыми пальмами и сверкающими пляжами. Упоительный остров зеленых пальм образовал широкое мягкое песчаное кольцо вокруг гостеприимной лагуны, а второе кольцо окружало весь остров ржаво-красным мечом, охранявшим «врата рая».

Весь день мы лавировали вдоль Ангатау и любовались красотой острова, находившегося совсем близко, чуть не за дверью нашей каюты. Солнце освещало кроны пальм, и все на острове казалось райским и радостным. Так как постепенно наши маневры превратились в привычное дело, Эрик достал свою гитару и, стоя на палубе в перуанской шляпе с большими полями, играл и распевал сентиментальные песни Южного моря, а Бенгт заканчивал на краю палубы все приготовления к прекрасному обеду. Мы разбили старый кокосовый орех, который везли из Перу, и выпили за здоровье молодых свежих орехов, свисавших с деревьев на острове. Вся атмосфера этого дня — покой над лесом светло-зеленых пальм, которые глубоко пустили корни в землю и сияли в лучах солнца, покой над белыми птицами, парившими вокруг вершин пальм, покой над зеркально-гладкой лагуной и мягким песчаным берегом и ярость красных рифов, канонада и барабанный грохот в воздухе — все это производило потрясающее впечатление на нас шестерых, появившихся здесь из океана. Это впечатление никогда не изгладится из нашей памяти. Теперь не было никаких сомнений, что мы достигли другой стороны; перед нами был самый настоящий остров Южного моря. Пристанем мы к нему или нет, во всяком случае, мы достигли Полинезии; необъятный простор океана навсегда остался позади нас.

Вышло так, что этот праздничный день у Ангатау оказался девяносто седьмым днем нашего путешествия. Как это ни странно, но по нашим расчетам в Нью-Йорке как раз девяносто семь дней составляли тот минимально необходимый срок, за который при теоретически идеальных условиях мы могли достигнуть ближайших островов Полинезии.

Около пяти часов мы миновали две крытые пальмовыми листьями хижины, стоявшие на берегу среди деревьев. Ни дыма, ни других признаков жизни мы не видели.

В половине шестого мы снова двигались по направлению к рифам; мы приближались к западной оконечности острова, и необходимо было в последний раз осмотреться в надежде отыскать какой-нибудь проход. Солнце стояло уже так низко, что слепило нас, когда мы смотрели вперед; но там, где океан ударялся о рифы, в нескольких ста метрах, за крайним мысом острова, мы увидели в воздухе маленькую радугу. Теперь очертания мыса отчетливо вырисовывались перед нами. А на берегу в глубине мы заметили кучку неподвижных черных пятен. Внезапно одно из них медленно направилось к воде, а несколько других быстро устремились к опушке леса. Это были люди! Мы плыли вдоль рифов так близко, как только могли; ветер совершенно стих, и мы чувствовали, что вот-вот мы окажемся с подветренной стороны острова. Тут мы увидели, что на воду спустили пирогу, два человека прыгнули в нее и принялись грести по ту сторону рифа. Проплыв некоторое расстояние, они повернули пирогу в сторону открытого океана; мы увидели, как волны высоко подбросили ее в воздух, когда она пролетала в проходе между рифами, направляясь прямо к нам.