Пограничные стрелки - Брэнд Макс. Страница 34

— Она сегодня испытала сильное нервное потрясение. Из-за кого? Из-за вас, мой друг! Пусть Бог простит вас за это, но еще один такой денек может оказаться для нее последним. — Он шумно перевел дух и закончил, намеренно подчеркивая каждое слово: — Еще один такой денек может стать последним в жизни Элен О'Маллок. Вы что, хотите, чтобы это было на вашей совести?

И Уэлдон подчинился, хотя изнывал от нетерпения.

Да, день выдался неудачный! Чтобы поскорее закончить его, он улегся на диване в библиотеке и под тихий шелест газеты в руках доктора задремал.

Проснувшись, обнаружил, что уже вечер. Комнату наполнил предзакатный золотисто-розовый свет. Перед ним стояла тетушка Мэгги.

— Вам нужно было поспать. Вы, наверное, проголодались? — добродушно сказала она.

Уэлдон обратил внимание на клочок бумаги в ее руке:

— Это для меня?

Она кивнула. Забрав у нее записку, он развернул ее и прочел:

«Я в безвыходном положении. Помогите мне!».

Под запиской стояли буквы: «Ф. Л. «

Франческа Лагарди!

Она в безвыходном положении и нуждается в его помощи?! Уэлдон сунул записку в карман и вскочил с дивана:

— Кто принес записку?

— Это опасно? — вопросом на вопрос отреагировала негритянка, вытаращив глаза.

— Возможно. Кто принес записку? Или ее подсунули под дверь?

Уэлдон считал, что второй вариант более реален, но кухарка сообщила:

— Какой-то мужчина из города, судя по его виду. Сидит внизу, у входа, в красивой машине.

За долю секунды Уэлдон сбежал вниз по лестнице. Убедившись, что оба его кольта находятся под рукой, вышел из дома через заднюю дверь. И тут он увидел прямо за воротами зеленый родстер с мощным мотором, а на переднем сиденье собственной персоной — Роджера Каннингема!

Удивленный, парень подошел к машине. Каннингем дружески протянул ему руку.

— Ну что? — спросил без всяких предисловий.

— Вам известно, что в этой записке? — в свою очередь поинтересовался Уэлдон.

— Нет.

Обманывать можно по-разному. Лучше всего при этом напустить на себя совершенно равнодушный вид. Но Уэлдон решил, что Роджер говорит правду.

— Если вам не известно, что в этой записке, как случилось, что именно вы привезли ее?

— Я получил письмо, — осторожно ответил Каннингем. — В конверте к письму была приложена эта записка. Меня попросили передать ее вам.

— На вас не похоже — мчаться через всю страну только для того, чтобы передать записку!

— Послушайте, — произнес Каннингем тоном, по которому можно было понять, что он настроен дружелюбно, но не хочет, чтобы на него давили слишком сильно. — Я говорю с вами как друг, Уэлдон. И не потерплю, чтобы со мной обращались как с каким-нибудь проходимцем.

— Я об этом и не помышлял, — возразил молодой человек. — Но мне действительно нужно знать, кто передал вам эту записку для меня?

— Какой-то мексиканец, ничем не примечательный. Черт возьми! Я не уверен, что должен был говорить вам даже это!

— Каннингем, мне хочется верить вам, но разве не Франческа Лагарди передала вам эту записку?

— Франческа? — удивленно переспросил тот и умолк.

Уэлдон быстро оценил ситуацию. Вынул записку из кармана и протянул ее сидящему в машине:

— Вот то, что вы доставили.

Каннингем медленно вслух прочел текст, стараясь не повышать голоса:

— «Я в безвыходном положении. Помогите мне!» — Он хмуро уставился на юношу: — Какого черта она обращается за помощью к вам?

— Я хотел вас спросил об этом.

Каннингем закусил губу и слегка смутился.

— Мне пришла в голову одна мысль, — осторожно заметил Уэлдон, — вы бы с удовольствием сами бросились ей на помощь, если бы она попросила вас об этом.

— Глупости! — раздраженно фыркнул Роджер. Но вид у него был мрачный. Казалось, он пытается разрешить для себя какую-то серьезную проблему.

— Скажите, — настаивал Уэлдон. — У нее что, неприятности? Может быть, она не свободна и кто-то командует ею?

— Дьявол командует ею, — с горечью констатировал его собеседник. — Кто еще мог бы подчинить ее себе? Нет, с ней все в порядке! Она здорова и в прекрасном состоянии, насколько мне известно.

— Тогда, я думаю, вы сможете передать ей на словах, что я занят.

Каннингем кивнул и с интересом оглядел Уэлдона:

— Вы действительно не поедете?

— Разумеется, нет.

— Вы еще более редкий тип человека, чем я предполагал, — заключил Роджер. — Скажите мне, как вам это удается? Как вы можете остаться в стороне, когда она просит вас о помощи?

— Потому что внял вашему же предостережению, — отозвался юноша. — При первой нашей встрече вы сказали мне, что она дикая кошка. Я так и отношусь к ней, с недоверием.

— Разве я говорил вам о ней? — невесело рассмеялся Каннингем. — Впрочем, кажется, говорил…

Эта лаконичная фраза многое объяснила Уэлдону. Вот, бывает и так. Предупреждаешь о пожаре, а сам обжигаешься.

— Вы действительно не собираетесь ехать? — еще раз спросил Роджер.

— Я уже ответил. Если на то пошло, в жизни не встречал более топорной ловушки!

— Ловушки? Вы что же, считаете, что она обращается к вам за помощью только для того, чтобы заманить вас в ловушку?

— А вы думаете, она не способна на это?

— Дружище! — воскликнул ошарашенный Каннингем. — Разве вы ее так плохо знаете?

Глава 30

ПЕСНЯ, КОТОРУЮ ПОЮТ СИРЕНЫ

Небольшие штришки, завершающие плавные движения кисти, — и портрет готов. Но эти последние слова Каннингема были как неожиданный мазок мастера, который заставляет по-новому взглянуть на всю картину. Уэлдон, оторопев, уставился на Роджера, который сначала рисовал один портрет Франчески, а теперь смелым движением кисти изменил его.

— Мне хочется верить вам, когда вы так говорите, — тихо произнес он.

— А что, если вы действительно мне поверите?

— Тогда я сяду в машину и поеду вместе с вами.

— Куда?

— К ней,

— У меня нет полномочий забрать вас с собой.

— Придется взять.

— Вы уверены?

— Вы же не хотите быть идиотом, Каннингем!

— Одному Богу известно, каков я на самом деле. Садитесь в машину. Но я ни за что не ручаюсь, за исключением того, что Франческа не способна на подлость.

Уэлдон, помедлив немного, повернулся на каблуках и ушел в дом. Быстро вернувшись, он влез в машину, устроился на свободном сиденье.

— Вам лучше захватить пальто. Вечерами прохладно, — предупредил его Каннингем, но Уэлдон, казалось, не слышал его.

— Я сделал это, — пробормотал он.

— Сделал что? — не понял Каннингем.

— Предупредил их, что меня не будет сегодня ночью.

— Что, крупное дело? — не без иронии поинтересовался Роджер, включая зажигание.

Мерный рокот восьмицилиндрового двигателя слился с бормотанием Уэлдона:

— Я перешел все границы. Помоги мне Боже!

Каннингем никак не отреагировал. Он вел машину, уделяя все внимание дороге. Она была плохая — в рытвинах и ухабах, но водитель мастерски их объезжал, уменьшал скорость на поворотах и увеличивал ее на прямых участках.

Довольно долго они ехали молча. Наконец Каннингем спросил:

— Вам это известно, не так ли?

— Известно — что? — не понял Уэлдон, так как мысленно улетел уже далеко от последних сказанных ими фраз.

— Что Франческа недоступна вашему пониманию. И что вообще никому из мужчин не дано ее понять.

— Так уж и никому?

— Возможно, и никому. Впрочем, не исключено, что где-нибудь слоняется какой-нибудь пройдоха с хорошо подвешенным языком, с которым она будет нянчиться и который разбазарит все ее денежки. И в конце концов бросит ее! — Он говорил с раздражением. Вздохнув, добавил: — Ее броня непробиваема. Единственное слабое место — сердце. Если у нее вообще есть сердце!

— Вы, кажется, лучше узнали Франческу с тех пор, как мы с вами последний раз виделись, — заметил Уэлдон. — Как долго вы вообще знакомы с ней?

— Я? Как долго? Недели. Века. Не знаю. Там, где Франческа, время ничего не значит!