Цель вижу! Дилогия (СИ) - Негривода Андрей Алексеевич. Страница 17
Бывали в этом огромной квартире и работники НКВД…
Но теперь они приходили не с ордером на арест, а с совершенно иными целями… Особенно молодые лейтенанты, и капитаны, которые сопровождали своих непосредственных начальников, в петлицах которых алели рубиновые «комбриговские» ромбы… …- Ольга! - Повысил голос профессор.
- Папа!!! - Почти прокричала девушка. - Я комсомолка, в конце концов! И в Осоавиахим я ходила не развлекаться, а научиться воевать! И теперь это может пригодится на фронте!!! Достаточно того, что я слушала тебя с мамой почти целый год! Но тогда мне еще было только семнадцать!.. Теперь я уже совершеннолетняя и имею право принимать решения самостоятельно! Особенно теперь, когда немцев отбросили от Москвы! Война вообще, может быть, скоро закончится! Мои сокурсники вернутся… И как, будь добр скажи, я буду смотреть им в глаза? Отличница, активистка, член комитета комсомола, который отсиделся в тылу, когда другие воевали?
Профессор устало присел на стул, снял пенсне и стал протирать его стеклышки носовым платком:
- Ольга… - Проговорил он как-то очень уж обреченно. - Пойми ты… Ты у нас с мамой очень поздний и единственный ребенок… Когда ты родилась мне было уже за пятьдесят… Нам все не позволяли обстоятельства иметь детей… Сначала это была учеба… Потом Революция в 17-ом… Потом, Гражданская война… Потом надо было возрождать в России науку… И все эти годы нам приходилось не особенно сладко, потому что наша дворянская фамилия Рублевых… Нас же, из-за нее, чуть было не забрали пять лет назад, и ты об этом прекрасно знаешь… Слава, Богу этого не случилось - спасибо людям, которые оценили все-таки мои научные труды…
- Я все это знаю, папа! - Проговорила девушка уже гораздо спокойнее. - Но что это меняет?
- Мы с мамой уже очень немолодые люди… Если с тобой что-нибудь случится, там, на войне… Мы просто этого не переживем!.. Пожалей мое и ее сердце, Ольга…
Девушка в изнеможении от этого спора, всклочила обеими руками волосы на своей голове, превращая их в большую копну сена:
- Па-па!!! Послушай себя!!! Ты предлагаешь мне, здоровой, взрослой девушке стать настоящей «профессорской дочкой», эдакой павой-недотрогой, и сидеть рядом с вами в эвакуации, и преспокойно учиться, когда другие воюют? - Ольга была похожа на разъяренную фурию. - И ты думаешь, что у меня на это хватит совести?!!
- Но ведь твое образование нужно будет и после войны! Тем более, после войны!!! Когда нужно будет обучать молодых людей родной литературе! Ты же будущий филолог, Ольга! Кто, как не филологи будут рассказывать другим о великом русском языке, учить детей? Неужели же ты думаешь, что это будет менее патриотично, чем пойти воевать в окопы?!!
- Потом, может быть, и да! Но не теперь! Я уже все решила отец! И ты меня не отговоришь - ты знаешь мой характер, и лучше, чем другие знаешь, как я умею быть «непослушной дочкой»! - Отрезала девушка. - Давай мы лучше закончим этот бесполезный спор - я сделаю так, как сказала, отец!
Профессор посмотрел беспомощным взглядом на человека, который все это время, молча, сидел в этой гостинной на большом кожаном диване, не вмешиваясь до поры в перепалку отца и дочери, словно искал у него поддержки:
- Ну, хоть вы ей скажите, Юрий Сергеевич!
Мужчина, словно дождавшись, наконец, своего часа, встал с дивана, поправил и без того безукоризненно сидящую на его ладной не по годам фигуре форменную гимнастерку, и, поскрипывая, блестящими, словно зеркало, хромовыми сапогами, сделал несколько шагов по большой гостиной вокруг огромного овального стола.
- А что я могу здесь сказать, уважаемый Петр Николаевич! - Проговорил он, поглядев на профессора. - Тут у нас образовалась, как говорят ваши коллеги ученые, почти неразрешимая дилемма…
- Но, как же?.. Ведь, вы же комиссар, Юрий Сергеевич! Комиссар НКВД!.. Разве…
- Вот именно поэтому Петр Николаевич! Именно поэтому!.. Именно потому, что комиссар!.. - Проговорил он. - Я могу понять вас, как отца… Но!.. Прекрасно понимаю и вашу красавицу дочь… И знаете… Положа руку на сердце…
Он говорил довольно медленно, размеренно, и негромко, как-то уж очень «увесисто», как человек, который привык, что к его словам прислушиваются особенно внимательно, и тщательно их запоминают, чтобы потом не ошибиться в своих поступках:
- Именно потому, что я представитель Народного Комиссариата Внутренних Дел, и не самый последний его представитель, надо сказать… Именно поэтому я скажу вам следующее, уважаемый профессор…
Он достал из кармана коробку папирос «Герцеговина Флор», любимый табак «Вождя Народов», который был доступен в те годы даже далеко не каждому генералу, закурил и продолжил задумчиво:
- В сложившейся на данный момент обстановке в Красной Армии, Петр Николаевич, Политбюро ЦК ВКП(б), провозгласило лозунг: «Все лучшее - фронту!»… Так сейчас живет вся страна, и не вам мне об этом говорить… Я прекрасно понимаю ваши отцовские чувства, мы достаточно давно с вами дружны… Но!.. - Он посмотрел на девушку. - Ольга, и в самом деле теперь, после того, как переступила порог совершеннолетия, имеет полное право принимать решения самостоятельно!.. Тем более, если это решение связано с убытием на фронт!.. «Все лучшее - фронту!» в нашей ситуации имеет абсолютно физическое воплощение!.. Хоть и довольно крикливое, надо признаться…
- Но, Юрий Сергеевич!.. - Вскочил со стула профессор.
И в этот момент взгляд офицера стал каким-то странным…
Он, непроизвольно, провел большим пальцем своей руки, словно стирал несуществующую пыль, с малинового «ромба» в петлице гимнастерки, и сказал, словно уронил несколько гранитных глыб:
- Петр Николаевич!.. Вы понимаете, насколько сложна обстановка даже в моем комиссариате?.. Если хоть кто-то узнает, что вы «беспричинно» препятствуете гражданке Ольге Рублевой добровольно уйти на фронт, то… События в вашей семье, случившиеся в 37-ом, могут оказаться просто детским лепетом на лужайке!.. В военное время такие действия могут быть расценены, как прямой саботаж фронта, или даже как прямая диверсия… А это статья 58-я, «прим» 1…
- За то, что я хочу уберечь свою дочь от гибели, я и моя семья можем стать «врагами народа», да еще и по «расстрельному» примечанию… - Профессор удрученно склонил голову на грудь.
- И вам, ко всему прочему, могут вспомнить те вздорные обвинения пятилетней давности, и даже больше скажу - обязательно вспомнят… В нашем Комиссариате сейчас образовалось множество различных «подводных течений», к сожалению… И я, уважаемый профессор, при всей своей должности, никак не смогу вам помочь в этот раз, потому что это все Это, будет истолковано абсолютно правильно… В свете директив Главного Комитета Обороны, подписанных самим… - Офицер замолчал на несколько секунд, словно собирался с мыслями. - Вы прекрасно знаете, профессор, в каком Наркомате я служу, и какую должность занимаю… Простите уж за прямоту, но… Приказ о «санкциях» применительно к профессору Рублеву, если вдруг поступит «сигнал» о вышесказанном, буду вынужден подписать именно я…
- Бог ты мой! - Прошептал профессор. - Куда мы катимся? Куда катится вся наша страна? Ведь вы всего майор Юрий Сергеевич!.. Даже не генерал и не Маршал, как Рокоссовский, Тимошенко или Буденный!.. Боже мой! Всего майор!..
- Всего майор… - Согласился мужчина. - Но «майор НКВД»…
…Думается, что следует сделать некоторые пояснения, связанные в военной иерархией тех лет, чтобы у читателя не возникало никаких иллюзий по поводу «ошибок» и «опечаток»…
Следует помнить и иметь в виду, что в органах НКВД, к которым относились не только сотрудники Особых Отделов, милиция и пограничники, но и военнослужащие дивизий НКВД, воевавших на фронте, были несколько иные знаки различия.
Так, например, сержантский состав имел «кубики» вместо обычных «треугольничков». Средний начальствующий состав - «шпалы» вместо «кубиков». А старший начальствующий - состав «ромбы» вместо «шпал»…