Повелитель мух (перевод В. Тельникова) - Голдинг Уильям. Страница 12

— Вы все пойдете цепью.

— Но… Нам же… Мы…

— Пошли! Я подкрадываюсь и закалываю ножом…

Маска подчинила их.

Ральф вылез из воды, пробежал вприпрыжку через пляж и сел в тень под пальмами. Его волосы залепили весь лоб, и он отвел их назад. Саймон плавал, отчаянно колотя ногами по воде, а Морис учился нырять. Хрюшка слонялся вокруг, бесцельно подбирая что-то с земли и тут же выбрасывая. Увидев под пальмами Ральфа, он подошел и сел рядом.

Кроме шорт, от которых остались одни лохмотья, на нем ничего не было, его жирное тело стало золотисто-коричневым, и лишь очки по-прежнему вспыхивали, когда он на что-нибудь смотрел: Из всех ребят только у него одного волосы, как казалось, совсем не отрастали. У остальных головы покрылись космами, а у Хрюшки волосы лежали редкими жгутиками, будто ему по природе полагалось быть лысым, и жидким волосикам вскоре предстояло исчезнуть, как бархатной шерстке на рогах молодого оленя.

— Я вот все о часах думаю, — сказал он. — Можно сделать солнечные часы. Втыкаешь в песок палочку, потом…

Невольно ухмыляясь, Ральф обернулся. Хрюшка был занудой; и то, что он был жирный, и его «фигас-сма», и практические идеи — все это наводило тоску, но зато, хотя бы и скуки ради, ему всегда можно было поморочить голову.

Хрюшка заметил улыбку и ошибочно истолковал ее как проявление дружеских чувств.

— Палок у нас сколько угодно. Представляешь: у каждого свои часы! Мы бы всегда могли узнать, сколько времени.

— А черта жирного не хочешь?

— Ты же сам сказал, что нужно все делать как положено. Чтобы нас могли спасти.

— Да заткнись ты!

Ральф вскочил на ноги, побежал к воде и оказался у бассейна как раз в ту секунду, когда Морис нырнул, и притом неудачно.

— Пузом шлеп! Пузом шлеп!

Морис улыбнулся, глядя, как Ральф легко скользнул в воду. Ральф плавал лучше всех и в воде чувствовал себя, как рыба, но сейчас он был разозлен упоминанием о спасении, бесполезным и глупым упоминанием, и ни зеленая толща воды, ни рассеянный золотистый свет солнца не стали для него успокоительным бальзамом. Вместо того чтобы остаться в бассейне, он, мощно и резко гребя руками, проплыл под Саймоном и, вынырнув у другого края, вылез на берег и лежал там, мокрый и лоснящийся, как тюлень. Неуклюжий Хрюшка встал со своего места и пошел к Ральфу; и тогда тот, перекатившись на живот, притворился, что не видит его. Миражи рассеялись, и Ральф угрюмо обводил взглядом четкую синюю линию горизонта. В следующий миг он уже был на ногах и кричал:

— Дым! Дым!..

Саймон, позабыв, что он в воде, сел и захлебнулся. Морис, который в эту секунду приготовился нырнуть, откинулся всем телом назад, рванулся к платформе, затем к пальмам. Там он стал лихорадочно натягивать рваные шорты, чтобы быть готовым ко всему.

Ральф стоял, одной рукой придерживая волосы и стиснув другую в кулак. Саймон, отчаянно барахтаясь, выбирался из воды. Хрюшка протирал очки и косился на море. Впопыхах Морис попал обеими ногами в одну штанину, и лишь один Ральф не шевелился.

— Не вижу я никакого дыма, — недоверчиво проговорил Хрюшка. — Никак не могу увидеть. Ральф… где же дым?

Ральф молчал. Теперь он придерживал волосы обеими руками. Он стоял, наклонившись вперед, и на его теле выступал белый налет соли.

— Ральф… где же корабль?

Саймон стоял рядом и смотрел туда же, что и Ральф. Шорты на Морисе почти бесшумно разъехались, и он отбросил их.

Дым казался тугим узелком на горизонте, и мало-помалу узелок этот начал развязываться. Под дымом виднелась точка — возможно, это была дымовая труба. Ральф побледнел и заговорил, ни к кому не обращаясь:

— Они должны увидеть наш дым.

Теперь и Хрюшка смотрел куда надо.

— Не очень-то заметно.

Он повернулся кругом и стал приглядываться к вершине горы. Ральф, не отрываясь, следил за кораблем.

— Вижу я, конечно, плохо, — сказал Хрюшка. — Не пойму, есть на горе дым или нет?

Ральф нетерпеливо отмахнулся, продолжая следить за кораблем.

— Дым-то, говорю, на горе есть?

Подбежал Морис и уставился на горизонт. Саймон и Хрюшка смотрели на вершину. Хрюшка весь сморщился от напряжения, и в эту секунду Саймон завопил так, словно порезался.

— Ральф! Ральф!..

Его крик заставил Ральфа круто повернуться.

— Скажите, ну скажите… — тревожно просил Хрюшка, — сигнал на вершине есть?

Ральф оглянулся на рассеивающийся дымок у горизонта, затем снова посмотрел на вершину.

— Ральф… ну, пожалуйста, сигнал есть?

Саймон робко протянул руку, чтобы дотронуться до Ральфа, но тот уже бежал напрямик через мелкий край бассейна, поднимая фонтаны брызг, затем помчался по горячему белому песку и замелькал между пальмами. В следующую секунду он уже сражался с подлеском, которым обрастала просека. Вдогонку пустился Саймон, за ним — Морис.

— Ральф! — крикнул Хрюшка. — Ну, пожалуйста… Ральф!

Позади дымок медленно смещался вдоль горизонта, а на пляже Генри и Джонни швырялись песком в Персиваля, который тихонько скулил, и все трое пребывали в полном неведении.

Когда Ральф добрался до конца просеки, ему едва хватило дыхания, чтобы выругаться. Шипы и колючки так ободрали его голое тело, что оно было все в крови. У крутого подъема горы он остановился. Морис был от него всего лишь в нескольких ярдах.

— Хрюшкины очки! — закричал Ральф. — Если костер погас…

Он замолчал и покачнулся. Хрюшка еще только выбирался на просеку и был едва виден. Ральф, посмотрел на горизонт, затем вверх, на гору. Что хуже: отнять у Хрюшки очки или дать кораблю уйти? Ведь если они заберутся на вершину без Хрюшкиных очков и костер прогорел, им только останется, что смотреть, как тащится Хрюшка и уходит за горизонт корабль. Терзаемый нерешительностью, Ральф заорал:

— Господи, о господи!..

Саймон, не переводя дыхания, отбивался от зарослей. Его лицо перекосилось. Ральф из последних сил полез вверх, а жгутик дыма все смещался по горизонту.

От костра осталось одно пепелище. Теперь они воочию убедились в том, что им было ясно на берегу, когда их поманил дымок родины. Костер прогорел, ничто не тлело и не дымилось; кострожоги ушли. Наготове лежала груда неиспользованного сушняка.

Ральф повернулся к морю. На горизонте, уже снова безликом, не было ничего, кроме едва приметных следов дыма. Спотыкаясь, Ральф помчался вдоль скал и, едва не сорвавшись с розового утеса, закричал:

— Вернись! Вернись!..

Он метался вдоль утеса, не отрывая глаз от моря и истошно завывая, как сумасшедший:

— Вернись! Вернись!..

Подошли Саймон и Морис.

Ральф смотрел на них немигающими глазами. Саймон отвернулся, стирая со щек соленую воду.

— Сволочи… Костер бросили…

Ральф посмотрел вниз, на «чужой» склон. Подошел Хрюшка, судорожно раскрывая рот и всхлипывая, как маленький. Ральф стиснул кулак и густо покраснел.

— Вон они.

Далеко внизу, среди розовых осыпей, у самого края воды, показалась процессия. Ребята шли почти голые, кое у кого на головах были черные шапочки. Они пели что-то имеющее отношение к странному мешку, который так бережно несли бросившие костер близнецы. Ральф легко узнал Джека — длинного, рыжеволосого, идущего, конечно, впереди процессии.

Саймон переводил взгляд с Ральфа на Джека, как до этого переводил взгляд с Ральфа на горизонт, и то, что он сейчас видел, как будто испугало его. Ральф ждал, пока процессия подойдет ближе. Пение стало слышнее, хотя слова все еще были неразборчивы. За Джеком шли близнецы, неся на плечах большую жердь. На ней висела выпотрошенная свиная туша, которая тяжело покачивалась, когда тропа становилась неровной и близнецы спотыкались. Свиная голова на разверзнутой шее свисала вниз и, казалось, что-то высматривала на земле. Из-за плато с горелым лесом донеслись слова песни:

«Убей свинью! Перережь ей глотку! Выпусти кровь!»

Процессия начала подниматься по самому крутому участку склона, и песня на одну-две минуты смолкла. Хрюшка захныкал, но Саймон тут же шикнул на него, словно тот непочтительно громко заговорил в церкви.