Ромашка - Далекий Николай Александрович. Страница 12

Да, Анну Шеккер трудно было упрекнуть в легкомыслии. Она рассуждала, как человек опытный, осмотрительный, трезво оценивающий обстановку. Все ее доводы были резонными. На нее можно положиться. Бугель имел все основания радоваться, что у него появился такой чудесный помощник.

Оксана также осталась довольной конфиденциальным разговором с начальником столовой: ограничившись ни к чему не обязывающими обещаниями, она заставила осторожного толстяка раскрыть свои планы. Теперь капитан был для нее ясен, как стеклышко.

С летчиками, этими молодыми, здоровыми, грубовато–веселыми и, видимо, бесшабашно–смелыми парнями, заполнявшими в часы завтрака, обеда и ужина зал столовой и смежную комнату, где стояли два бильярдных стола, у Оксаны сложились вполне терпимые отношения. Многие из них уже знали печальную историю Анны Шеккер и добродушно подтрунивали над ее прошлыми злоключениями. Летчиков почему–то очень веселило само слово «партизан», и, употребляя его, они изощрялись в остроумии. «Нашу бедную Анну партизаны чуть было не зажарили на своем вертеле. Ха–ха–ха!» «Анна, ты в самом деле видела живого партизана? Это правда, что они специально отращивают такие длинные бороды, чтобы обматывать ими шею вместо шарфа? Ха–ха–ха!»

Анна не сердилась. Она только сдержанно улыбалась, слушая эту безобидную, веселую болтовню. Пусть повеселятся…

Но были и такие, которые позволяли себе шутки похуже. Вдруг кто–либо хватал ее цепкими пальцами за голый локоть и бесцеремонно привлекал к себе. Анна не вырывалась. Приветливое выражение на ее лице сменялось холодным высокомерием. Сжав губы, она смотрела в нагловато–веселые глаза грубияна с таким презрением, что пальцы обидчика разжимались как бы сами по себе.

Шутите, шутите, господа офицеры, да только знайте, с кем и как шутить! Анна Шеккер может осадить любого любителя грубых шуток!

Это поняли не сразу. Особенно досаждал Оксане длинноногий лейтенант с тонкой шеей, без подбородка. Он следил за ней бесстыжими, маслянистыми глазами, и когда она приближалась к его столику или проходила мимо, Произносил вполголоса непристойности. Оксана делала вид, что не слышит. Лейтенанта с гусиной шеей это только подзадоривало. Он был глуп, жесток, упрям. Оксана понимала, что рано или поздно дело кончится скандалом.

Скандал вспыхнул, но не разгорелся.

Лейтенант, увидев, что его словесные упражнения не действуют на нервы девушки, решил прибегнуть к более эффективным средствам. Однажды, когда официантка подошла к его столику, чтобы забрать на поднос грязную посуду, он, сохраняя на лице невозмутимое выражение, незаметно протянул руку и ущипнул ее за бедро.

Анна гневно взглянула на него и швырнула поднос на стол с такой силой, что хрустнула расколовшаяся тарелка и несколько вилок, подскочив вверх, с жалобным звоном упали на пол.

Шум в зале начал стихать. Из приоткрытой двери кладовой высунулась голова капитана Бугеля. Начальник столовой был бледен. Стараясь привлечь внимание Анны, он делал в ее сторону какие–то отчаянно–торопливые, предостерегающие знаки обеими руками, как бы заклиная девушку не губить себя. Но Бугель опоздал — Оксана уже сжигала мосты за собой и не могла отступать.

— Лейтенант! — громко, почти торжественно сказала девушка. — Если вы еще раз позволите себе такую гадость, я пожалуюсь командиру полка.

— И он отстранит меня на десять суток от полетов… — в тон ей ответил ухмыляющийся летчик.

— Может быть хуже…

— Что?

— Пощечина!

Оксана произнесла это слово громко, на весь зал, и оно прозвучало, как удар хлыста. Кто–то протяжно свистнул. Девушка смотрела в глаза все еще улыбающемуся лейтенанту с холодным, жестоким вызовом, подтверждая взглядом, что она может выполнить свое обещание, не откладывая.

В зале воцарилась необычная тишина.

— Браво! — крикнул вдруг сидевший за соседним столиком мрачный обер–лейтенант с квадратной челюстью и шрамами на широком лице. — Густав, заткнись!

Он несколько раз хлопнул в ладоши, и вслед за ним захлопали другие.

Анне аплодировали, ее поступок оценили, она завоевывала симпатии — летчики уважали смелых. Оксана победила.

Суровая, с красным от гнева лицом, она быстро собрала на поднос посуду, осколки разбитой тарелки и, даже не взглянув на виновника скандала, побежала к служебному отделению. Тонкая, затянутая накрохмаленным фартуком фигурка мелькнула между столиками и скрылась у раздаточного окна.

— Ай да Анна–партизан! — неслось ей вслед.

— Густав получил прямое попадание…

— Ну как, ожегся, Густав?

Победа Оксаны была полной.

Когда она вернулась к столику с чашками горячего, дымящегося какао на подносе, лейтенант с гусиной шеей сидел, не поднимая глаз. Его товарищи смущенно улыбались.

— Господин лейтенант должен бы попросить извинения за свой грубый, необдуманный поступок, — тихо и миролюбиво сказала девушка, расставляя чашки на столе. — Но так как мы погорячились оба, то я первая приношу извинения господину лейтенанту.

Великодушно улыбнувшись, она осторожно и нежно прикоснулась пальцами к плечу нахмурившегося лейтенанта, словно лаская еще не совсем приученного зверька, и добавила тихо:

— Женщины должны щадить мужское самолюбие… Мир… Анна довольна. Она не хочет иметь врагов.

Ведь она — немка и любит всех их. Они ежедневно рискуют жизнью. Во имя фюрера. Во имя великой Германии. Во имя тех пятидесяти десятин, которые должна по праву наследницы получить Анна Шеккер. На груди у широколицего обер–лейтенанта, который первым заступился за нее, несколько ленточек, свидетельствующих о его боевой доблести, наградах. Все они — смельчаки, герои. «Крылатое племя зигфридов». Эту фразу Оксана встретила в немецкой газете. Так был озаглавлен очерк о гитлеровских летчиках прославленной эскадрильи, действующей на Восточном фронте. Зигфрид — герой старинной немецкой легенды «Песнь о Нибелунгах». Следует достать и прочесть эту книгу — Анне необходимо напитываться истинно немецким, истинно арийским духом…

Капитан Бугель поджидал Анну у раздаточного окна. Толстяк тяжело дышал и прижимал руку к сердцу. Он отвел девушку в сторонку и, выпучив глаза, тревожно зашептал:

— Ради бога, Анна… Я забыл вас предупредить… Ради бога, не связывайтесь с этими головорезами. Опасная публика… Они никого не боятся и не признают.

— Почему же? Они… — попыталась возразить Оксана, но Бугель не дал ей договорить.

— Вы не представляете! Они никого не признают и никого не боятся. Жаловаться бесполезно. Терпите. Я терплю… Один господь знает, сколько мне приходится терпеть от этих молокососов.

— Хорошо, я учту, — сказала Оксана, догадавшись, что летчики чем–то крепко насолили толстяку, и он их боится хуже огня.

Причина такого панического страха стала известна ей значительно позже. Оказывается, капитан Бугель уже долгое время служил для летчиков своеобразным развлечением. Они потешались над его трусостью, проявляя неутомимую изобретательность и соперничая друг перед другом в выдумке. Особенно доставалось «пузану» во время нелетной погоды, когда летчики целыми днями торчали в столовой и бильярдной комнате.

Последняя шутка побила рекорд по жестокости, но не была лишена остроумия.

Это случилось недели три назад. Погода испортилась — дожди и туман. На раскисшей земле тускло блестели широкие лужи. Капитана Бугеля вызвали в штаб, где ему должны были вручить медаль — первую награду, которой он так долго добивался. По сему торжественному случаю Бугель одел парадный мундир. Он шел в штаб, осторожно ступая по проложенным среди луж доскам, стараясь не забрызгать грязью начищенные до блеска сапоги. Вдруг почти перед его носом в воду упала граната с длинной деревянной ручкой и позади кто–то отчаянно крикнул: «Ложись!!» Начальник столовой, не раздумывая, с размаха плюхнулся в лужу. Он лежал плашмя, обхватив руками голову, и пускал пузыри. Метрах в трех от него торчала из воды ручка гранаты. Граната так и не разорвалась. Она была без запала, и ею можно было совершенно безбоязненно разбивать самые крепкие орехи или заколачивать в стенку гвозди. Капитану пришлось мокнуть в луже минуты две, пока он понял это.