Горящий берег (Пылающий берег) (Другой перевод) - Смит Уилбур. Страница 111

— Нас увидели, — сказала Х’ани, глядя на двух всадников, выехавших из леса. — Они поднимаются за нами.

Она наблюдала, как они спрыгивают с лошадей, стреноживают их и начинают подъем. Один черный, у второго голова блестит, как солнечный свет в неподвижной воде. Поднимаясь, они снова закричали, и их свирепый ликующий крик походил на лай охотничьих собак, взявших след.

Эти звуки заставили О’ва встать. С помощью Х’ани он с трудом поднялся, сжимая грудь. Губы у него побелели, глаза были как у смертельно раненной газели; Х’ани это приводило в неменьший ужас, чем крики внизу.

— Нужно идти.

Она полунесла, полутащила его и все-таки добралась до утеса.

— Не могу. — Его голос звучал так слабо, что ей пришлось прижаться ухом к его губам. — Не могу.

— Можешь, — решительно ответила она. — Я пойду первая, а ты ставь ноги в мои следы.

И она пошла по крутой тропе, которую пробили острыми копытцами серны, а за ней неуверенно двинулся старик.

Через сто футов они увидели карниз, который заслонил их от людей внизу. Они поползли вверх, цепляясь пальцами за жесткую поверхность, и открытая пропасть под боком словно укрепила О’ва. В его движениях прибавилось целеустремленности. Однажды, когда он покачнулся и едва не сорвался, Х’ани подхватила его и держала, пока головокружение не прошло.

— Иди за мной, — твердила она. — Не смотри вниз, старый дедушка. Смотри на мои ноги и иди за мной.

Они поднимались все выше, и хотя с высоты им была видна вся равнина, охотников внизу заслонял карниз.

— Еще немного, — говорила она мужу. — Видишь, вон вершина, чуть выше. Там мы будем в безопасности. Дай руку.

И она протянула руку, помогая О’ва перешагнуть трудное место, где открывалась пропасть.

Х’ани посмотрела вниз, в промежуток между своими ступнями, и снова увидела их, маленьких на расстоянии, казавшихся укороченными из-за взгляда сверху. Два охотника были еще у подножия утеса, прямо под ней, и смотрели на нее. Белый человек, чье лицо блестело, как облако (такое необычно белое и в то же время злое, подумала Х’ани), — этот человек поднял руку и наставил на нее длинный посох, который нес с собой.

Х’ани никогда не видела ружья и, не пытаясь спрятаться, смотрела вниз. Она знала, что даже самый мощный лук не добросит сюда стрелу, а потому без страха наклонилась чуть ниже, чтобы лучше видеть врага. Увидела, как дернулась вытянутая рука белого человека и над концом его посоха поднялось небольшое облако белого дыма.

Она не услышала выстрела, потому что пуля прилетела быстрей звука. Это была пуля с мягким свинцовым наконечником, она вошла в живот снизу, прошла через все тело, через кишки и желудок, через одно легкое и вышла в нескольких дюймах от позвоночника. Сила удара отбросила старуху к скале, и уже безжизненное тело повернулось на краю.

О’ва закричал и бросился к ней. Он успел коснуться жены кончиками пальцев, прежде чем Х’ани перевалилась через край, и остановился, пошатываясь, на краю пропасти.

— Моя жизнь! — крикнул он ей вслед. — Мое сердечко!

Боль в груди и горе стали невыносимыми. Он сорвался и, когда его тело переваливалось через край, негромко крикнул:

— Я иду за тобой, старая бабушка, до самого конца пути!

Не сопротивляясь, О’ва начал падать в пропасть. Ветер трепал его, но он не издал больше ни звука.

* * *

Лотару Деларею пришлось подняться на двадцать футов туда, где в трещине утеса застряло тело одного из бушменов.

Он увидел старика, морщинистого и худого, как скелет. Труп при падении разбился, так что обнажились кости черепа. Крови было очень мало, как будто солнце и ветер высушили тело еще при жизни.

Вокруг узкой, почти детской талии — набедренная повязка из шкуры и, как ни удивительно, бечевка, на которой висит складной нож. Нож адмиралтейского типа с роговой рукоятью, какие носят британские моряки. Лотар никак не ожидал найти такое оружие на трупе бушмена в пустыне Калахари. Он отвязал шнурок и положил нож в карман. Больше ничего интересного или ценного на теле не было, и Лотар не собирался тратить время на то, чтобы закопать его. Он оставил старика в трещине скалы и спустился вниз по склону туда, где ждал Сварт Хендрик.

— Что ты нашел? — спросил он.

— Только старика, но у него было это.

Лотар показал нож, и Хендрик кивнул без особого интереса.

— Ja, они все воры, эти обезьяны. Поэтому и забирались в наш лагерь. Второй внизу, в ущелье. Спускаться туда опасно. Я бы его оставил.

— Тогда оставайся здесь, — сказал Лотар, подошел к краю глубокого ущелья и заглянул вниз.

Дно густо заросло. Кустарник колючий, и спуск действительно опасен, но Лотар был настойчив и решил не следовать совету Хендрика.

Ему потребовалось двадцать минут, чтобы добраться до дна ущелья, и еще столько же, чтобы найти труп бушмена, которого он застрелил. Все равно что без охотничьей собаки ищешь в густых зарослях мертвого фазана. В конце концов только жужжание больших металлически-синих мух привело его к торчащей из куста руке, повернутой розовой ладонью вверх. Он за руку вытащил из куста тело и понял, что это женщина, старуха, невероятно морщинистая, с обвислыми грудями, как пустые табачные кисеты.

Увидев пулевое отверстие точно там, куда целился, Лотар довольно хмыкнул. На таком расстоянии да еще вверх — выстрел был чрезвычайно трудный. И тут же его внимание отвлекло от пулевого ранения необычное украшение на шее старухи.

Лотар никогда не видел в Южной Африке ничего подобного, хотя в коллекции его отца были ожерелья масаи из Восточной Африки, которые отдаленно походили на это. Однако украшения масаи делались из покупных бус, а старухино ожерелье было изготовлено из разноцветных камней, составленных и размещенных с удивительным художественным вкусом. К тому же ожерелье было надежно укреплено на пластине.

Лотар понимал, что ожерелье редкое, а потому очень ценное. Он перевернул тело лицом вниз, чтобы развязать нить на шее.

Кровь из большой выходной раны промочила шнурок и залила часть камней, но Лотар старательно их вытер.

Многие камни представляли собой кристаллы, другие были обточены водой и отполированы. Старуха, вероятно, набрала их на берегах пересохших рек. Он поворачивал камни, подставляя их под свет, и довольно улыбался, глядя, как они блестят на солнце. Завернув ожерелье в платок, он упрятал его в нагрудный карман.

Последний взгляд на тело бушменки убедил его в том, что больше ничего интересного тут нет, и Лотар оставил ее лежать ничком и начал трудный подъем из ущелья туда, где его ждал Сварт Хендрик.

* * *

Сантэн почувствовала на теле шерстяную ткань, и это непривычное ощущение вывело ее из забытья. Ей показалось, что она лежит на чем-то мягком, но это совершенно исключалось, как не могло быть света, пробивающегося сквозь зеленый занавес.

Она слишком устала, чтобы думать об этом, и когда пыталась держать глаза открытыми, они вопреки ее усилиям закрывались. Тогда она ощутила свою слабость. Из нее выскребли внутренности, словно она крутое яйцо, оставалась только хрупкая скорлупа. При этой мысли ей захотелось улыбнуться, но даже это требовало слишком больших усилий, и она снова погрузилась в манящую тьму.

В следующий раз придя в себя, она услышала негромкое пение. Лежа с закрытыми глазами, она поняла, что понимает слова. Это была любовная песня. Певец жаловался на утрату девушки, которую знал до войны.

Голос был мужской, и Сантэн показалось, что более красивого мужского голоса она не слышала. Ей не хотелось, чтобы песня кончалась, но она внезапно оборвалась, и мужчина рассмеялся.

— Значит, тебе понравилось? — спросил он на африкаансе, и ребенок ответил:

— Да! Да! — так громко и отчетливо, что глаза у Сантэн распахнулись. Это был голос Шасы. На нее тут же обрушились воспоминания о ночи со львом на дереве мопани, и ей снова захотелось закричать: «Мой ребенок! Спасите моего ребенка!»

Поворачивая голову из стороны в сторону, она увидела, что лежит одна в хижине с тростниковой крышей и брезентовыми стенами. Лежит на койке и одета в длинную хлопчатобумажную ночную сорочку.