Горящий берег (Пылающий берег) (Другой перевод) - Смит Уилбур. Страница 116
— Сантэн!
Он протянул руку, чтобы отобрать у нее оружие.
Блеснула вспышка, показался дым, отдача рванула пистолет вверх, и руки Сантэн тоже взлетели вверх. Выстрел прозвучал, как щелчок хлыста, оглушив ее.
Тело Лотара дернулось назад, он повернулся на пятках. Длинные золотые локоны блестели на солнце, как спелая пшеница. Он опустился на колени, потом упал лицом вниз.
Сантэн опустила «люгер» и прислонилась к стене фургона. Хендрик бросился вперед и выхватил у нее пистолет.
— Я тебя ненавижу, — тяжело дыша, кричала она Лотару. — Умри и будь проклят! Умри и проваливай в ад!
Сантэн ехала, бросив поводья, позволив лошади самой определять скорость и маршрут. Шаса сидел у нее на руках в перевязи, которая облегчала переноску. Она держала мальчика на согнутой руке, и он спокойно спал.
Ветер пятые сутки непрерывно хлестал пустыню, и подвижные пески с шорохом и свистом скользили по поверхности земли, как морская пена по берегу; круглые шары перекати-поля катились по земле, как футбольные мячи. Небольшое стадо антилоп-прыгунов повернулось спинами к холодным порывам ветра, зажав хвосты между ногами.
Сантэн обмотала голову тюрбаном из шарфа, а на плечи набросила одеяло, чтобы укрыть Шасу и себя от ветра. Она согнулась в седле; холодный ветер рвал концы одеяла и играл длинной гривой лошади. Сантэн сощурила глаза, оберегая их от переносимой ветром пыли, и увидела Палец Бога.
Он был еще далеко, едва различимый в насыщенном тусклой пылью воздухе, но торчал в небо, даже при такой погоде видный за пять миль. Именно поэтому Лотар Деларей и выбрал его. Он единственный в своем роде, его невозможно перепутать ни с чем иным на местности.
Сантэн подняла голову лошади и заставила ее пойти быстрее. Шаса во сне заплакал, протестуя против смены ритма, а Сантэн выпрямилась в седле, пытаясь прогнать печаль и гнев, тяготившие ее и грозившие раздавить душу.
Постепенно Палец Бога становился все более заметен на фоне желтого пыльного неба — тонкий каменный столб, устремленный к небесам, с утолщением на самой верхушке, в двухстах футах над равниной, похожим на раздутый капюшон кобры. Вглядываясь в неподвижный камень, Сантэн вдруг ощутила необъяснимый суеверный страх, какой, наверное, охватывал когда-то давно готтентотов, назвавших этот столб «коброй».
У подножия огромного каменного монумента блеснул свет, отраженный от металла; она заслонила глаза и вгляделась внимательнее.
— Шаса, — прошептала она, — они здесь! Они ждут нас!
Она пустила усталую лошадь легким галопом и приподнялась в стременах.
В тени каменного столба стоял автомобиль, рядом была воздвигнут маленький зеленый садовый шатер. Перед навесом горел костер, над ним поднимался столб дыма, синий, как перо цапли. Ветер разносил его по равнине.
Сантэн сорвала с головы тюрбан и замахала им, как флагом.
— Здесь! — закричала она. — Я здесь!
От костра встали две едва различимые человеческие фигуры и смотрели на нее.
Она махала руками и кричала, пустив лошадь в галоп, и одна из фигур побежала ей навстречу. Женщина, крупная женщина в длинной юбке. Приподнимая юбку до колен, она торопливо бежала по мягкой почве. От усилий и переживаний лицо ее было ярко-алым.
— Анна! — закричала Сантэн. — О Анна!
По широкому красному лицу текли слезы. Анна выпустила юбку и широко раскинула руки.
— Мое дитя! — закричала она. Сантэн соскочила с седла и, прижимая Шасу к груди, бросилась в ее объятия.
Обе плакали, цепляясь друг за друга и пытаясь говорить, одновременно и бессвязно, смеясь между всхлипами. Шаса, зажатый между ними, издал протестующий вопль.
Анна схватила его и обняла.
— Мальчик, это мальчик! Мишель!
Счастливая Сантэн всхлипывала.
— Я назвала его Мишель Шаса.
Шаса завопил и схватил руками это замечательное лицо, такое большое и красное, как спелый плод.
— Мишель!
Анна плакала, целуя его. Шаса, который все знал о поцелуях, широко раскрыл рот и залил теплой слюной подбородок Анны.
Неся Шасу, Анна повела Сантэн за руку к шатру и костру.
К ним почтительно приблизился высокий мужчина с сутулыми плечами. Его редеющие рыжеватые с проседью волосы были зачесаны назад со лба ученого, а мягкие, немного близорукие глаза были чуть темнее, чем голубые глаза Майкла; нос, такой же крупный, как у генерала Шона Кортни, казалось, слегка стыдился своей величины.
— Я отец Майкла, — застенчиво сказал этот человек, и Сантэн словно увидела поблекшую и смазанную фотографию своего Мишеля. И почувствовала укол вины, ведь она не сдержала клятву, не была верна ему. Перед ней словно предстал сам Майкл. На мгновение ей вспомнилось изуродованное тело в кабине горящего самолета. Сознавая свою вину, полная горя, она подбежала к Гарри и обняла его.
— Папа! — сказала она, и тут самообладание покинуло Гарри. Он закашлялся и обнял ее.
— Я уже потерял надежду…
Гарри не мог продолжать. При виде его слез Анна снова разрыдалась. Для Шасы это было слишком. Он тоже заревел. Все четверо стояли под Пальцем Бога и плакали.
Фургоны словно плыли к ним в облаках пыли, покачиваясь на неровной поверхности, и пока они их ждали, Анна сказала:
— Мы должны быть вечно благодарны этому человеку.
Она сидела на боковом сиденье «фиата», держа на руках Шасу; Сантэн сидела рядом с ней.
— Он получит хорошую плату.
Гарри одной обутой в сапог ногой стоял на подножке. В руке он держал свернутый документ, перевязанный красной лентой. Он похлопал им по своему протезу.
— Сколько вы ему ни заплатите, этого мало, — твердо сказала Анна и крепче обняла Шасу.
— Он преступник и изменник, — нахмурился Гарри. — Мы во многом идем наперекор…
— Пожалуйста, папа, отдайте ему то, что ему причитается, — сказала Сантэн, — и пусть уходит. Я больше никогда не хочу его видеть.
Маленький полуголый мальчик нама, который вел первого быка, свистнул, останавливая животных, и Лотар Деларей медленно сошел с сиденья фургона, морщась от усилий.
— Он ранен, — сказала Анна. — Что с ним случилось?
Сантэн молча отвернулась.
Лотар собрался с силами и пошел навстречу Гарри. На полпути между «фиатом» и фургоном они обменялись коротким рукопожатием, причем Лотар неловко протянул здоровую левую руку.
Говорили они негромко, так что туда, где сидела Сантэн, слова не долетали. Гарри протянул ему пергаментный свиток. Лотар зубами развязал ленту, расстелил лист на коленях, придерживая здоровой рукой, и прочел его.
Минутой позже он распрямился и дал возможность листку снова свернуться. Кивнул Гарри и что-то сказал. Лицо его оставалось бесстрастным. Гарри неловко переступил с ноги на ногу, протянул было руку для пожатия, но передумал: Лотар не смотрел на него.
Он не сводил глаз с Сантэн и, обойдя Гарри, медленно направился в ее сторону. Выхватив Шасу из рук Анны, Сантэн усадила ребенка в самый дальний угол машины и загородила собой. Лотар остановился, с выражением непонятной мольбы протягивая к Сантэн здоровую руку, но увидел ее лицо, и рука бессильно упала.
Удивленный Гарри переводил взгляд с одного на другую.
— Мы можем ехать, папа? — спросила Сантэн звонким чистым голосом.
— Конечно, дорогая.
Гарри заторопился к переднему сиденью и наклонился, проворачивая ручку. Мотор заработал. Тогда он занял место шофера и включил зажигание.
— Вы ничего не хотите сказать этому человеку? — спросил он, и когда Сантэн ничего не ответила, «фиат» рывком двинулся вперед.
Сантэн оглянулась всего раз, когда они уже проехали милю по песчаной дороге. Лотар Деларей стоял под высокой каменной скалой — крошечная одинокая фигура в пустыне — и смотрел им вслед.
Зеленые холмы Зулуленда так разительно отличались от пустоты Калахари и от чудовищных дюн Намиба, что Сантэн с трудом верилось — неужели все это на одном континенте? Но потом она вспомнила, что они на юге Африки, больше чем за тысячу миль от Пальца Бога.