Тропа Джексона - Брэнд Макс. Страница 52
— Этим я только согреваю вас, — говорил он время от времени лошадям, с трудом шевеля посиневшими губами.
Ему казалось, что он находится в этом снежном аду уже целую вечность. Даже подумал, что с его стороны было глупым мальчишеством жаловаться на жаркие летние дни. Больше он никогда не будет проклинать широкий солнечный лик, оказавшись в знойной пустыне в разгар августа. Да и есть ли оно где-нибудь, это самое солнце, осталось ли? И каким же он оказался дураком, что не захватил макинтош, чтобы, укутавшись в него, противостоять порывам студеного ветра, который леденил его до мозга костей! И сколько еще продлится эта пытка?
Рослая гнедая, на которую он пересел, споткнулась под ним и упала на колени, затем завалилась на бок и отказалась подниматься.
Пузан склонился над упавшим животным и стал дергать, тянуть узду, пытаясь заставить его встать на ноги. Лошадь даже не пошевелилась. Наконец он умудрился зажечь спичку, воспользовавшись коротким затишьем, и подпалил бедро гнедого. Шерсть зашипела, задымилась, а затем загорелась — запахло паленым.
Этого оказалось достаточно. Еще какой-то миг гнедая выдерживала боль от ожога, но затем резко вскочила на ноги как ни в чем не бывало. Джо Пузан попробовал было улыбнуться, но почувствовал, что лицо оледенело и если он раздвинет губы, то его щеки треснут. Однако через полчаса или чуть больше он подсознательно ощутил, что миновал гребень перевала и тропа довольно круто уходит вниз.
Он ничего не мог разглядеть. Все было окутано белой мглой из танцующих перед глазами снежинок. Затем видимость немного улучшилась. Небо над ним казалось молочно-белым — так оно выглядело через пелену бурана, но там, где он сейчас ехал, снежный туман стал прозрачнее, а порывы ветра налетали с меньшей силой.
Джо упорно продолжал путь. Воздух еще более очистился. Внезапно прямо впереди себя на горизонте он увидел голубой просвет. Снежная мгла постепенно рассеивалась и отступала. Она сгущалась высоко наверху и позади него, образуя как бы гигантскую стену из белых шевелящихся теней. Но Пузан уже въехал в приятную зеленую долину, и солнце, в которое еще недавно верилось с таким трудом, стало согревать его своими лучами. Джо отвел локти, плотно прижатые к телу, и, чувствуя, как начинает оттаивать, протер глаза, исхлестанные снежной крошкой.
Его работа была еще далеко не закончена, но, преодолев самую трудную часть пути, он чувствовал, что у него появилась надежда добиться успешного завершения взятой на себя нелегкой миссии. Бог не допустит, после того как помог ему преодолеть столько мук, чтобы его предприятие провалилось.
Если бы только Джо мог повернуть время вспять! Ведь это он наткнулся на Джексона — страшного врага! Пузан вспомнил, как впервые встретился с ним. Он еще тогда обратил внимание на его очень странные глаза, самые странные из тех, что когда-либо глядели в лицо Джо. Ему уже в тот момент следовало бы понять, что этот человек никогда не принадлежал к миру таких, как он сам. А Пузан вместо этого привел его в лагерь Хэймана, позволил ему беспрепятственно все высмотреть.
Правда, ничего удивительного, что он так легко купился. Всем известно, с какой легкостью Джексон расправлялся с другими бандами в прежние времена. Причем это всегда случалось, когда какая-нибудь банда находилась в рассвете славы, была многочисленна и организована не хуже, чем у Хэймана. Конечно, вполне возможно, что Джексону еще не приходилось сталкиваться с преступником столь высокого интеллекта, как док… Но сколько раз он уже доказывал свою способность расправляться с самыми грозными бандитами за счет своей дьявольской смекалки и дерзости!
Неужели Джексона ждет очередной триумф и в случае с ними? Джо Пузан застонал от усталости и боли в сердце. Теперь для продолжения своей отчаянной гонки он черпал силы и мужество в той ненависти, которая бурлила в его венах. Только она одна заставляла его держаться в седле.
Дважды он делал остановки, и не столько из-за себя, сколько из-за лошадей, которые страшно вымотались. Когда до Александрии оставалось не менее двадцати миль и солнце уже закатывалось на западе, гнедая выдохлась окончательно, начала спотыкаться, затем упала и не смогла подняться.
Пузану пришлось бросить ее на произвол судьбы, оставив лошадь с исполосованными плетью окровавленными боками. Выносливый пегий тоже был в плачевном состоянии, но все еще сохранял остатки сил, если не в теле, то по крайней мере в своем мужественном сердце. На нем одном Пузан и начал свой последний матч, от исхода которого зависело, кто в эту ночь победит, Хэйман или Джексон.
Глава 39
Укрывшись под козырьком над входом в магазин, Джексон и Хэйман стояли рядом, бок о бок. Слева от них, на веранде отеля, горела большая керосиновая лампа, отбрасывая сильный свет, который время от времени вдруг начинал пульсировать. Эти внезапные частые вспышки могли бы заставить затрепетать самые крепкие нервы.
Напротив них красовался фасад банка — широкий и низкий, как лицо тупицы, но окна из небьющегося стекла были большими, и через них даже с другой стороны улицы можно было хорошо разглядеть внутреннее помещение, вплоть до блестящих решеток, которые ограждали кабинки кассиров.
Пока Джексон и Хэйман держались от банка поодаль, не решаясь подойти ближе. Они свернули по цигарке и спокойно покуривали. Остальные же участники операции тем временем по одному пробирались на заранее определенные позиции вблизи от банка.
Док выглядел довольным и говорил сочным низким голосом, в котором на этот раз отсутствовали хриплые повелительные нотки. Лишь иногда срывался на грозный рык, который вибрировал в гортани, как отдаленный раскат грома, однако по большей части звучал нежно, словно Хэйман разговаривал с девушкой. Казалось, он даже улыбался в темноте и делал все, чтобы Джексон был о нем наилучшего мнения. Но Джесси почти не поддерживал разговора, отделываясь немногословными фразами да изредка вставляя слово-другое. Навалившись на стойку арки, он пристально вглядывался в фасад банка.
— О чем это ты так усиленно думаешь, а, партнер? — поинтересовался Хэйман.
— О Джексоне, — последовал ответ.
— Фу! — прорычал главарь. — Предпочел бы почувствовать толчок дулом пушки между ребер, нежели услышать это имя. Какой дьявол угораздил тебя вспомнить о Джексоне?
— Не дает покоя мысль, почему ты так люто его ненавидишь?
— Да потому, что Джексон ненавидит меня ничуть не меньше. Ну что, чем тебе это не причина? — туманно ответил док.
— Ты что, и впрямь ждешь, что я поверю в такую чушь? — спросил Джесси. — Он же тебя никогда в глаза не видел!
— Я поведаю тебе одну историю, — заявил Хэйман. — Когда-то я знал замечательного парня по имени Рамон Стивене, наполовину мексиканца, наполовину американца. Он был красавец. Косая сажень в плечах, не юноша, а чистое золото. Он всю душу вкладывал в работу. Если мне надо было кого-то убрать с дороги, стоило только шепнуть Рамону, и я знал, что он в лепешку разобьется, но выполнит мой приказ. Мало того, Стивене свободно владел левой рукой точно так же, как правой. Мог метнуть тяжелый нож в цель с десяти, даже с пятнадцати ярдов. Стрелок тоже был классный. Да еще знал не менее двадцати способов, как с помощью яда устранить человека, не вызвав никаких подозрений, что тот был отравлен.
Ну так вот, как-то Рамон шел по следу одного типа, который дважды пытался перейти мне дорогу. Из-за него я потерял в банде много людей. Я натравил на него Рамона. Этот тип заслуживал смерти. Никто еще не заслуживал ее в большей степени, чем он. Я наказал Рамону продлить его агонию, сделав ее медленной пыткой. Я хотел, чтобы эта шавка Оскар Паул в полной мере ощутил вкус смерти еще до того, как его настигнет заслуженная кара. Чтобы, раз увидев за своей спиной Рамона, эта сволочь уже не сомневалась насчет того, какая участь ему уготована.
И вот что получилось. Рамон хорошенько засветился перед Оскаром, а затем начал на него охоту. Целый месяц шел за ним по пятам, не давая тому ни секунды покоя. Паул чуть не сошел с ума, чему я ничуть не удивляюсь. Он боялся сделать без оглядки даже три шага. Ему стал чудиться свист ножа в воздухе и то, как этот нож вонзается между его лопаток. Он боялся есть из-за страха, что Рамон подрядил кого-то добавить в его пищу яд.