Царица амазонок - Фортье Энн. Страница 66

Как только сделка была заключена, Парис жестом велел Мирине и Анимоне убрать Лилли с его колен и вынести наружу. Выражение его лица было абсолютно безразличным, как будто все случившееся лишь ненадолго отвлекло его от главного. Однако его взгляд, которым он посмотрел на Мирину, был настолько мрачен, что Мирина поняла: Парис точно так же, как и она сама, тревожится о том, чтобы забрать всех пленниц и вернуться на корабль до того, как Агамемнон передумает. Но правила вежливости требовали, чтобы мужчины оставались сидеть в зале, наслаждаясь медовыми пирожными и музыкой, до тех пор, пока царю не надоест их общество и он не отпустит их восвояси.

А снаружи тем временем румяный вечер сменился мрачной ночью. Мирина медленно спустилась по ступеням дворца, настояв на том, чтобы самой нести Лилли, тогда как Анимона шла впереди. Ни одна из них не осмеливалась даже открыть рот, пока они не добрались до нижней террасы, где и нашли Питану, нервно махавшую им рукой.

– Эги пошла осмотреться и пока что не вернулась, – прошептала Питана. И только тогда заметила обвисшее тело на руках Мирины. – Кто это?

– Лилли. – Мирина опустилась на колени и осторожно положила сестренку на землю. – Думаю, они ее чем-то одурманили. Но я надеюсь, она скоро придет в себя.

Видя испуг и тревогу Питаны, Мирина с Анимоной поспешили рассказать ей обо всем, что произошло во дворце, и почему они вынесли Лилли именно так, получив позволение жадного до золота царя. А когда вернулась Эги, потная от напряжения и возбуждения, она подтвердила, что новость об обмене плененных женщин на золото уже разбежалась по всему дворцу.

– Они там просто вне себя, – сообщила Эги, торопливо разматывая шарф, укрывавший ее голову. – Насколько я слышала, все уже знают о том, что кто-то из рабынь перейдет в руки нового хозяина, и просто с ума сходят от зависти.

– Ты, случайно, не слыхала имени той, которая так понравилась сыну царя? – спросила Мирина. – Потому что ей придется остаться здесь.

– Нет, – покачала головой Эги. – Но я видела комнату, где он ее держит. То есть я видела дверь и стража, стоящего снаружи. Там есть одна женщина, знающая наш язык, и она мне объяснила, что сын Агамемнона приходит туда и уходит, когда ему вздумается, хоть днем, хоть ночью, и что на всех наводят ужас те звуки, что доносятся из-за двери… – Эги тяжело опустилась на каменную ступень. – Я и не знала, что там прячут одну из наших сестер… Что за страшная судьба! Похоже, те женщины, которые попадают в ту комнату, живыми из нее не выходят.

Они отвлеклись от тягостных мыслей, только когда вернулись троянцы. Между ними шли шесть женщин со связанными руками, однако их лица светились при этом радостной надеждой. А когда они узнали своих, то бросились вперед, упав в молчаливые объятия, которые стали еще крепче, когда троянцы наконец перерезали веревки.

Но до тех пор, пока все не очутились по другую сторону дворцовых ворот, освобожденные женщины не осмеливались заговорить. Судя по их нервным взглядам, они ждали, что люди Агамемнона вот-вот бросятся за ними в погоню с копьями и ножами, чтобы лишить их вновь обретенной свободы. Они спустились вниз по холму и побежали по спящим улицам города так быстро, что едва не обгоняли лошадей.

Добравшись до долины Аргоса, они были встречены всадниками Париса. Бесчувственную Лилли осторожно передали могучему Даресу, а остальных женщин быстро распределили между всадниками. Женщины почти ничего не говорили, только изредка испускали несвязные восклицания, благодаря за спасение. Да и что они могли бы сказать? Они наконец были свободны и только об этом и думали; но одной из них пришлось остаться там, во дворце…

И это была Кара.

Ни одна из жриц не смогла уснуть в эту ночь. После очень позднего ужина и бесконечных благодарностей троянцы пожелали женщинам доброй ночи и ушли вниз, чтобы отдохнуть перед завтрашним отплытием.

– Мы скоро покинем Микены? – спросила Мирина, выйдя следом за Парисом на палубу. – Твои люди так устали…

– Мои люди, – ответил Парис, поднимая фонарь повыше, чтобы Мирина могла видеть его лицо, – так же горят желанием поскорее убраться отсюда, как и ты. Уж слишком гладко все прошло. Думаю, или сами греки, или их завистливые боги скоро пожалеют о нашей удаче.

Мирина шагнула ближе к нему:

– Смогу ли я когда-нибудь отблагодарить тебя?

Парис поднял руку и коснулся ее щеки:

– То, чем ты обязана мне и чем я обязан тебе, слишком велико для простого обмена словами и пожелания спокойной ночи. Ты не согласна?

Мирина прижалась щекой к его ладони:

– После того, что ты сделал для моей сестры, я готова отблагодарить тебя так, как ты пожелаешь.

– Весьма неразумно с твоей стороны. – Парис провел пальцем по ее губам. – Потому что я сдерживаю себя из последних сил. – С этими словами он быстро ушел вниз, под палубу.

Вернувшись к своим сестрам, Мирина обнаружила, что они, сбившись вместе, шепотом обсуждали судьбу несчастной Нииты, отданной на растерзание зверю, и тяжкое положение Кары. И хотя все они были счастливы оттого, что избежали судьбы рабынь, их радость приглушали сожаления о том, что они не могли спасти двух своих сестер.

– Кара задела царевича своей гордостью, – пояснила Клито, некогда бывшая такой благоразумной и в то же время готовой к приключениям; теперь же ее лицо исказило страдание. – Греки не выносят, когда женщины им отказывают. Он бы точно выбросил ее за борт в первый же день, если бы команда не посмеялась над ним. Так что он вместо того избил ее до бесчувствия и… – Клито покачала головой, опуская подробности. – Но вы же знаете Кару. Как только она очнулась, она снова послала его куда подальше, даже плюнула ему в лицо! Вот он с тех пор и старается изо всех сил взять над ней власть.

Как раз в это время Лилли, лежавшая на постели рядом с Анимоной, наконец пошевелилась, но тут же снова затихла.

– Какой это был ужасный месяц, – сказала Мирина, садясь на пол у ног сестры.

Ее ноги были такими же грязными и разбитыми, как много дней назад, когда Мирина и Лилли впервые очутились у храма богини Луны.

– И я сомневаюсь, что боги теперь оставят нас в покое. – Она посмотрела на всех жриц по очереди. – Я вот что хочу у вас спросить: если мы уплывем отсюда без Кары, сможем ли мы безопасно добраться до какого-то другого места?

Ответить ей прямым взглядом решилась только Эги.

– А что ты предлагаешь? – спросила она. Мирина не ответила, и Эги резко наклонилась вперед. – Ты что, ума лишилась? Ты же видела то место! Я тебе говорю: Кара ни за что бы не сунулась туда ради кого-то из нас! А уж в особенности ради тебя.

Мирина вздохнула, опустив голову под грузом свалившихся на нее бед. Но потом выпрямилась и заговорила:

– Если ты пытаешься убедить меня бежать отсюда, тебе бы следовало найти причину получше. Единственное, что меня удерживает, так это опасность – не та, что грозит мне самой или тем, кто окажется достаточно храбр, чтобы пойти со мной, а та, что грозит мужчинам, спасшим всех нас, – тем мужчинам, что сейчас спят. Если мы проиграем и погибнем, это будет наш выбор. Но они не должны стать заложниками нашей удачи или неудачи.

– Даже сейчас, – послышался полный горечи голос, – ты думаешь о нем, а не о нас.

Изумленная Мирина оглянулась – и уставилась на Анимону, которая никогда прежде не перечила ей на глазах у остальных.

– Если бы я думала не о своих сестрах, – сказала Мирина севшим голосом, – я бы не сидела сейчас здесь, предлагая невозможный риск…

– А почему нет? – Анимона вскинула голову, Мирина увидела ее красные от усталости и гнева глаза. – Разве броситься снова в очередную безумную затею не лучший способ сохранить его восхищение?

– Довольно! – Мирина поднялась, чувствуя, как ослабели ее ноги. – Давайте ляжем спать, пока не выплеснули друг на друга весь наш яд.

Она вышла наружу как можно тише, хотя ей хотелось кричать во все горло. Оказавшись наконец вдали от пристальных взглядов, Мирина прошла вдоль поручней, наполняя легкие ночным воздухом. Они забрались так далеко, они так много сделали… и все равно Мирину терзало чувство горькой неудачи. Где-то там, в темноте, за долиной Аргоса, женщина, лицо которой Мирина знала так хорошо, медленно умирала… Ее не спеша убивал человек, которого давным-давно следовало стереть с лица земли.