Голубой горизонт - Смит Уилбур. Страница 87

– О великий, клятву верности я принес почти двадцать лет назад, в день обрезания. Тогда я был мужчиной только по имени, но на деле всего лишь ребенком, незнакомым с истиной.

– А теперь, я вижу, ты стал мужчиной. – Дориан продолжал оценивать этого человека. Предположительно, Кадем писец, то есть человек бумаги и чернил, но он так не выглядит. В нем, как в соколе на насесте, чувствуется скрытая свирепость. Дориан был заинтригован. Он продолжал: – Но, Кадем аль-Джури, разве это освобождает тебя от клятвы верности?

– Господин, я считаю, что клятва верности – обоюдоострый кинжал. Тот, кто принимает клятву, тоже ответствен перед тем, кто ее дает. Если он пренебрегает своим долгом и обязанностями, долг погашен.

– Слишком замысловато. Мне трудно это осмыслить. Для меня клятва – всегда клятва.

– Господин осуждает меня? – Кадем говорил вкрадчиво, но его взгляд был жестким, как обсидиан.

– Нет, Кадем аль-Джури. Решение и осуждение я предоставляю Богу.

– Бисмилля! – провозгласил Кадем, и Батула и Кумра пошевелились.

– Нет Бога, кроме Аллаха, – сказал Батула.

– Мудрость Божья превосходит понимание, – подхватил Кумра.

Кадем прошептал:

– Но я знаю, что Заян аль-Дин твой кровный враг. Поэтому я пришел к тебе, аль-Салил.

– Да, Заян мой приемный брат и мой враг. Много лет назад он поклялся убить меня. С тех пор в своей жизни я много раз чувствовал его зловещее влияние, – согласился Дориан.

– Я слышал, он говорил своим придворным, что хромает из-за тебя, – продолжал Кадем.

– Он обязан мне еще и многим другим, – улыбнулся Дориан. – Я получил огромное удовольствие, когда надел ему на шею веревку и притащил к калифу, чтобы он познал гнев отца.

– И все последующие поколения, и Заян аль-Дин никогда не забудут этот твой подвиг, – кивнул Кадем. – Отчасти это причина того, почему мы решили обратиться к тебе.

– Сначала было «я», а теперь уже «мы».

– Есть и другие, отказавшиеся от клятвы верности Заяну аль-Дину. Мы обращаемся к тебе, потому что ты последний в линии абд Мухаммада аль-Малика.

– Как это возможно? – спросил Дориан, неожиданно рассердившись. – У моего отца было несметное число жен, которые принесли ему много сыновей, а те, в свою очередь, дали жизнь сыновьям и внукам. Семя моего отца было плодотворно.

– Было! Заян сорвал все плоды, выращенные его отцом. В первый день Рамадана произошла бойня, которая стала позором в глазах Господа и поразила весь исламский мир. Жнецы Заяна собрали двести твоих братьев и племянников. Они умирали от яда, этого оружия трусов, и от стали, веревки и воды. Кровь их промочила пески пустыни и окрасила море в розовый цвет. В этот святой месяц погибли все, кто обладал правами на Слоновый трон в Маскате. Убийство тысячу раз отягощено святотатством.

Дориан смотрел на него, не веря услышанному, а Ясмини еле сдерживала всхлипы: среди мертвых – и ее братья и родственники. Забыв о своем горе, Дориан стал утешать жену. Он гладил серебряную прядь, которая, как диадема, сияла в ее черных волосах, и что-то негромко шептал Ясмини, прежде чем снова обратиться к Кадему.

– Горькая и жестокая новость, – сказал он. – Нужны большие усилия, чтобы осознать такое зло.

– Мой господин, и мы не смогли смириться с таким злом. Поэтому мы отказались от своей клятвы верности и поднялись против Заяна аль-Дина.

– Значит, было восстание?

Хотя Батула уже предупредил его об этом, Дориан ждал подтверждения от Кадема: все это казалось слишком невероятным.

– Много дней в стенах города шел бой. Заян аль-Дин и его приспешники отступили в крепость. Мы считали, что они там погибнут, но, увы, под стенами оказался тайный проход, который ведет к старой пристани. Заян ушел по этому проходу, и его корабли уплыли.

– Куда же он бежал? – спросил Дориан.

– Он отправился к месту своего рождения – на остров Ламу. С помощью португальцев и работников Английской Ост-Индской компании в Занзибаре он захватил большую крепость и все крепости и все имущество Омана на Берегу Лихорадок. Под угрозой английских пушек он заставил все эти поселения сохранить ему верность, и они не поддержали наши усилия свергнуть тирана.

– Во имя Господа, этот твой тайный совет в Маскате должен подготовить флот, чтобы развить успех и напасть на Заяна на Ламу и на Занзибаре. Разве не так? – спросил Дориан.

– Мой господин принц, наши ряды ослаблены разногласиями. Нет наследника царской крови, который возглавил бы наш совет. Поэтому народ Омана не поддерживает нас. В особенности племена пустыни не решаются выступить против Заяна и присоединиться к нам.

Лицо Дориана застыло, стало почти враждебным: он понял, к чему ведет Кадем.

– Без вождя наше дело с каждым днем слабеет, возникает все больше разногласий, а между тем Заян становится все сильней. Он хозяйничает на всем побережье Занзибара. Мы узнали, что он отправил послов к Великому Моголу, императору Дели, и Блистательной Порте в Константинополь. Его давние союзники объединяются, чтобы поддержать его. Скоро против нас объединятся весь ислам и все христианство. Наша победа уйдет в песок, как весенний дождь.

– Чего же ты хочешь от меня, Кадем аль-Джури? – тихо спросил Дориан.

– Нам нужен вождь, обладающий правами на Слоновый трон, – ответил Кадем. – Нужен опытный воин, который возглавил бы в битве племена пустыни: саар, дам, караб, бейт-катир и авамир, но прежде всего харасис: это племя держит в своих руках равнины Маската. Без этого мы не сможем победить.

Дориан сидел неподвижно, но когда он слышал, как Кадем перечисляет эти славные имена, его сердце начинало биться сильнее. Мысленно он снова видел армию, блеск стали в облаках пыли, развевающиеся знамена. Слышал воинственные крики всадников: «Аллах акбар! Бог велик!» и рев верблюдов, несущихся по пескам Омана.

Ясмини чувствовала, как дрожит под ее рукой его рука, и сердце ее сжалось. «В глубине души я верила, что темные дни остались в прошлом, – думала она, – что я больше никогда не услышу боя боевых барабанов. Надеялась, что муж всегда будет со мной и больше не уйдет на войну».

Все молчали, каждый думал о своем. Кадем сверкающим, почти гипнотическим взглядом наблюдал за Дорианом.

Встряхнувшись, Дориан вернулся к настоящему.

– Ты уверен, что все это правда? – спросил он. – Или это лишь видение, навеянное пустыней?

Кадем ответил прямо, не опуская взгляда:

– Мы совещались с шейхами пустыни. Они, обычно говорящие не в лад, на сей раз были едины. Они говорят: «Пусть аль-Салил возглавит наши армии, и мы пойдем за ним, куда бы он ни повел».

Дориан неожиданно встал и отошел от костра. Никто не пошел за ним, даже Том и Ясмини. Он прошел к краю воды – романтическая фигура в длинном одеянии, высокая и поблескивающая в лунном свете.

Том и Ясмини перешептывались, остальные молчали.

– Не позволяй ему уйти, – негромко сказала Сара Тому, – ради нас и ради Ясмини. Ты один раз уже терял его. И не можешь потерять снова.

– Но я не могу остановить его. Это между Дорианом и его Богом.

Батула набил чашку кальяна свежим табаком, и тот почти весь превратился в пепел, прежде чем Дориан вернулся к костру. Он сел, скрестив ноги, уперся локтями в колени и подпер подбородок руками; он смотрел в огонь костра.

– Мой господин, – прошептал Кадем, – дай мне ответ. Пассаты нам благоприятствуют, и, если мы отплывем немедленно, к началу Пира Огней ты воссядешь на Слоновый трон в Маскате. Для начала твоего правления не может быть более благоприятного дня.

Дориан молчал, и Кадем продолжал, но не упрашивая: голос его был сильным и уверенным:

– О великий, как только вы вернетесь в Маскат, муллы провозгласят джихад, священную войну, против тирана. За вами будет Бог и весь Оман. Вы не можете отказаться от своей судьбы.

Дориан медленно поднял голову. Ясмини затаила дыхание. Ее ногти впились в жесткие мышцы его предплечья.

– Кадем аль-Джури, – ответил Дориан, – это тяжелое решение. Я не могу принять его один. Я должен молиться в поисках руководства.