Перелетные птицы - Кроун Алла. Страница 90

Они сидели в столовой — Надя, Марина, Алексей, — не зная, что сказать друг другу. В тягостной тишине лишь чайные ложки позвякивали о чашки.

У Марины глаза были красны от слез.

— Мама, ради всего святого, скажи что-нибудь! — не выдержала она. — Ты все время молчишь. Зачем держать все в себе? Почему ты не плачешь?

Надя, которая сидела, прикрыв глаза одной рукой, посмотрела на нее.

— Мне слишком больно. Это слишком глубоко, чтобы плакать, — произнесла она надломленным голосом и вдруг по привычке посмотрела на противоположный конец стола, где всегда сидел Сергей. Но сейчас на этом месте сидел Алеша, и внутри у нее все сжалось, наполнилось давящей, тупой болью. Это стул Сергея. Алеша сел на любимое место ее брата. Его нет всего лишь двадцать четыре часа, а кто-то другой уже занял его место. Нельзя было приводить Алексея в дом так скоро. Это предательство по отношению к брату. Нужно что-то сделать. Неужели сам Алексей такой бесчувственный, что не понял этого? Она медленно встала.

— Мы все скорбим, каждый по-своему. Я хочу побыть одна. Алексей, оставь меня на какое-то время. Пожалуйста.

Она попыталась не заметить обиду в его глазах, когда он обошел стол, поцеловал ее руку и направился к двери. Взявшись за ручку, он остановился.

— Не отгораживайся от меня, Надя. Не держи горе в себе. Выпусти его!

Губы Нади затрепетали.

— Ненадолго, Алешенька. Совсем ненадолго!

Оставшись одни, женщины посмотрели друг на друга.

— Мама, как ты могла? — произнесла Марина дрожащим голосом. — Как ты могла так с ним поступить? Иногда я тебя просто не понимаю!

— Ты слишком молода, чтобы понимать. Когда-нибудь поймешь. Мне просто нужно немного времени, вот и все. Почему бы тебе не сходить к Мише? Еще вчера нужно было ему рассказать.

— Я была у него дважды, и оба раза не застала дома. Я звонила и продиктовала для него записку. Не понимаю, почему он до сих пор не пришел к нам. Я не хочу оставлять тебя одну.

— Я сама могу о себе позаботиться. Тебе не нужно оставаться со мной.

— Но я хочу, — упрямо возразила Марина, и Надя не стала ее разубеждать.

Похороны состоялись на следующий день. Две женщины стояли над открытой могилой, наблюдая за священником, который монотонно читал молитвы, размахивая кадилом. Надя подумала о том, что, когда священник бросит на гроб горсть земли, им придется сделать то же самое. «Я не смогу, — заволновалась она. — Я не вынесу этого глухого стука». Чувствуя, как на нее наползает паника, Надя вдруг рассердилась на себя. Она уже слышала этот звук когда-то бесконечно давно, в Санкт-Петербурге, у могилы матери, и еще раз, когда хоронили Катю. Она не должна поддаваться страху. Надя наклонилась, зачерпнула горсть сырой земли и, закрыв глаза, бросила в могилу. Глухой стук отозвался грохотом в ее ушах — громкий, отвратительный звук. «Оставайся в могиле, Сергей, — как будто говорил он. — Тебя засыплют землей, чтобы отделить мертвых от живых». Глаза Нади затуманились. Она быстро заморгала, чтобы привести себя в чувство, выпрямилась и посмотрела вокруг.

Со всех сторон ее окружали православные кресты, черные, серые и белые мраморные надгробия с бюстами и изящными изваяниями. Эпитафия на одной из могил гласила: «Любила. Люблю. Буду любить всегда». Нужно будет заказать надгробие для Сергея. Что на нем написать? Ничего не придумывалось. Она устала, да и полуденное солнце палило беспощадно сквозь пропитанный влагой воздух. По песочной дорожке к ним кто-то приближался. Она присмотрелась.

Медленно, опираясь на трость, к ней шел Алексей. На почтительном расстоянии он остановился и стал ждать, когда закончится служба.

Надя смотрела на него, не в силах оторвать взгляда от его лица. «О боже, Алеша, как же ты мне нужен! — закричал ее разум. — Мы с тобой прошли такой долгий путь!» Глаза ее заволокло слезами, но она продолжала всматриваться в него. Надя не видела блестящего молодого офицера, в которого влюбилась когда-то. Не видела она и гордого аристократа. Перед ней был изменившийся, но такой знакомый Мужчина, который любил ее всю свою жизнь и многим ради нее пожертвовал. Надю вдруг окатила теплая волна, и сердце ее затрепетало, но не от юношеской любви, а от любви зрелой, глубокой. Наверное, он страшно обиделся, когда она не захотела разделить с ним горе, попросила его уйти. И все же он пришел. Он все понял и теперь ждал, когда она снова потянется к нему. Да, они оба возмужали и закалились, пройдя через боль, оба отдали свой долг жизни, и теперь ничто не стояло у них на пути. Надя вытерла слезы. Священник продолжал произносить нараспев: «Упокой, Господи, душу раба Твоего…» Она глубоко вздохнула. «Покойся с миром, Сережа. Больше ты не будешь страдать. Мы, женщины, должны приспосабливаться к превратностям жизни…» Эти знакомые слова, сами собой возникшие у нее в голове, заставили Надю вздрогнуть, потому что так, умирая, говорила ее мать. Еще не поздно было воспользоваться этим мудрым советом.

Служба закончилась. Надя взяла Марину за руку и подошла к Алексею.

Видя, как родители уходят с кладбища, держась за руки, Марина подумала о Мише. Почему он не пришел на похороны? Почему не отозвался на ее записку? На него это было непохоже. Несмотря на августовскую жару, Марина передернула плечами, чтобы прогнать неожиданный озноб. Михаил всегда откликался на зов, когда случалось что-то важное. Почему она раньше об этом не подумала?

Домой шли невыносимо долго. Приготовив родителям чай, Марина бросилась на улицу и окликнула рикшу. Пока кули бежал рысью по знакомым улочкам, ею овладел страх. Что могло случиться с Михаилом? Почему он так и не пришел? В голове роились десятки объяснений, но ни одно из них не казалось удовлетворительным. В его пансионе она взлетела на второй этаж, переступая через две ступеньки, и заколотила в дверь. Ответа не последовало. Не зная, что и думать, Марина вдруг заметила два листка бумаги, торчащие из-под коврика. В них, написанные незнакомым почерком, содержались два ее телефонных послания. Значит, Михаила не было дома уже два дня. Быстро спустившись вниз, она постучала в дверь домовладелицы. Когда полная седовласая женщина открыла, Марина протянула ей записки.

— Вашего жильца, Михаила Никитина, уже два дня нет дома. Вы не знаете, где он?

Женщина посмотрела на записки.

— Это не я разговаривала с вами по телефону. Иначе я рассказала бы вам, что случилось. — Глаза женщины подозрительно сузились, она осмотрела девушку, как будто решая, продолжать ли.

— Что случилось? — выпалила Марина. Волнение ее, наверное, было очевидным, потому что домовладелица, выглянув в коридор, поманила ее за собой в комнату и закрыла за ней дверь.

— Михаил ваш друг? — произнесла она, нервно покручивая седую прядь волос.

Марина кивнула.

— Друг детства. Он… Он мне ближе, чем брат, — с запинкой произнесла она.

— Ну, я не знаю, что он натворил, — вам, наверное, об этом больше известно, — но три дня назад поздно вечером сюда явились двое японцев из полиции и увели его.

— Боже мой! За что? Он что-нибудь успел сказать?

Женщина сжала губы и посмотрела в сторону.

— Я ничего не слышала. Я знаю только, что они прошли в его комнату, пробыли там несколько минут, а потом ушли вместе с ним.

Позже Марина не могла вспомнить, поблагодарила ли она домовладелицу и попрощалась ли с ней. Михаила увели люди из Кемпей-Тай! Добродушный, искренний Миша, наверное, допустил какую-то неосторожность, спровоцировав японцев. Этим полицейским было достаточно любой мелочи, чтобы с цепи сорваться. Где он сейчас? Где же?

Она выбежала на улицу. Нет, сидеть неподвижно в велорикше она не сможет. Нужно было двигаться, бежать… Но куда?

На углу Авеню Жоффр Марина посмотрела на часы. Четыре. Рабочее время. Был лишь один человек, к которому она могла обратиться за помощью. Один, и Марина знала, что другого пути нет и что она без колебаний сделает это.

Рольф — единственный ее знакомый, имеющий связи с Кемпей-Тай. Судьба играет с ней какую-то дурную шутку, но тайная работа Ваймера стала теперь ее единственной надеждой на вызволение Миши из лап японцев.